1 октября 2010 года оперой Джузеппе Верди “Макбет” открывается новый, пятьдесят шестой сезон одного из лучших оперных театров США - Лирик-оперы Чикаго. За несколько дней до открытия сезона ваш корреспондент встретился с исполнителем главной партии в этой опере – американским баритоном Томасом Хэмпсоном. Наша беседа началась с “Макбета”.

Как вам репетируется?

Я люблю “Макбет”. В этой опере важна личная сопричастность. Главное в ней - мотивация поступков, моральный выбор в высшем значении этого слова. В этом состоит “фирменное блюдо” режиссера Барбары Гейнс*.

Это современная или традиционная постановка?

Не знаю. Кому-то она покажется современной, кому-то – традиционной. Никому из нас в голову не приходило заострять внимание на шотландцах в юбках. Постановка и костюмы могут принадлежать любому времени. Нам хотелось показать глубину взаимоотношений Макбета, леди Макбет и их жертв.

Вам нравится работать с Надей Михаэль**?

Да, Надя – очень талантливая певица и актриса.

Вы встречались раньше?

Встречались, но не работали вместе.

Как вы себя чувствуете в Лирик-опере***?

В Лирик-опере по-прежнему чувствуется атмосфера оперного дома в лучшем значении этого слова. Здесь всегда встретишь высочайший уровень исполнительского мастерства. Многие из великих коллег прошлого выступали в Лирик-опере: Мария Каллас, Тито Гобби... Все они нашли в Чикаго свой дом. Петь в Лирик-опере – значит принадлежать к большой и дружной оперной семье, и я счастлив, что сегодня имею такую возможность. Чем больше я пою в Чикаго, тем больше воспринимаю себя здесь, как дома.

У вас есть любимый оперный театр?

Всегда трудно назвать один, их несколько. Я счастлив, что моя карьера связана с великолепной Метрополитен-оперой. На протяжении двадцати пяти лет я являюсь солистом Цюрихской оперы – маленького оперного “бриллианта”, сделанного в старой европейской традиции. Большое значение в моей жизни сыграла Венская опера. Я всегда с удовольствием выступаю в Национальном оперном театре Мюнхена - одной из самых великолепных оперных площадок с прекрасной акустикой – и в замечательном парижском театре Шатле... Я бы никогда не смог выбрать из этого списка один театр.

В вашем списке нет ни одного итальянского оперного театра! Почему?

Меня редко приглашают в итальянские театры. Звучит несколько странно, но я - сложившийся певец с богатым репертуаром - никогда не пел в оперном спектакле в Ла Скала. Было несколько сольных концертов, и в этом году будет сольный концерт, но не опера. Тому есть несколько причин. Итальянские оперные театры составляют программы на предстоящий сезон в последний момент, а мое расписание довольно напряженное. Пригласить итальянского баритона гораздо проще... А потом, наверно, я слишком дорогой для них. (Смеется.) Вообще, я сожалею, что мало пою в Италии. Я бы хотел там петь чаще, особенно в итальянском репертуаре. Но я еще молод.

Назовите, пожалуйста, ваших любимых оперных исполнителей-баритонов.

Они все из прошлого. У меня есть огромная коллекция записей, я знаю большое количество певцов и в зависимости от репертуара готов возвращаться к ним снова и снова. Как образец пения legato и mezza voce величайшим певцом для меня является Джузеппе де Лука. Трудно найти более сильного баритона, чем итальянец Этторе Бастианини, певший в традиции Титты Руффо. Я готов бесконечно слушать умное пение Тито Гобби и “трясусь” над каждой его записью. Он принес на оперную сцену драматический психологизм роли. Я восторгаюсь вокальной техникой Риккардо Страччари и Роберта Меррилла... В современном оперном мире я бы выделил великолепный голос Пьеро Капучилли. Свой список я закончу певцом, которого при жизни называли королем баритонов, - Маттиа Баттистини.

Как известно, специально для Баттистини Жюль Массне переделал теноровую партию Вертера. Считаете ли вы эти изменения адекватными исходному замыслу композитора?

Это хороший вопрос. Первоначально Массне планировал сделать Вертера как раз баритоном. Но... Массне был человеком Театра и подчинялся определенным законам оперного жанра. А в оперном театре в 1892 году (кажется, премьера была именно в том году) структура оперы была такой: речитатив, ансамбль, ария... В этом “диапазоне” трудно написать партию размышляющего, рефлексирующего героя, каким и является Вертер. Долгое время все оставалось в русле традиции. Массне не был удовлетворен своим героем, он хотел придать ему черты маниакальности, депрессии. А голос Баттистини Массне обожал. О переделке партии Вертера бытует несколько версий. По одной из них, композитор послал певцу письмо со словами: “Вы – великий певец. Я с удовольствием напишу оперу для вас”. Баттистини ответил: “В таком случае помогите мне и измените голос Вертеру”. По другой версии, Баттистини пришел к Массне и попросил его написать что-то для баритона... В те времена публиковать музыкальные произведения было тяжело и дорого. Для этого надо было перепечатать партитуру. Огромная работа - это вам не по клавишам стучать! Было нереально переписать всю партитуру, поэтому Массне ничего не изменил, кроме голоса Вертера. А если бы он переписал всего “Вертера”, представляете, как все было бы запутанно. У оперных театров было бы две версии одной оперы.

Вы ведь сами пели Вертера. Вам было интересно работать над этой ролью?

Очень. Опять же, мне кажется, что, изменяя голос Вертера, Массне хотел показать депрессивную составляющую его характера. А такого рода характеры баритональные голоса могут выразить ярче, чем теноровые. Я уже готов сказать, что Вертер-баритон лучше, чем Вертер-тенор... Если хороший состав, достаточно времени на репетиции и все солисты подходят серьезно к этому произведению (как это было в Метрополитен-опере), постановка “Вертера” с голосом баритона может стать значительным театральным событием. Вы спросите: “А что делать с тысячами Вертеров-теноров?” Эта партия невероятно популярна, она - икона тенорового репертуара. Арии и сольные сцены как на подбор: “Je ne sais si je veille ou si je rieve encore…”, “Pourquoi trembler devant la mort...”, “Pourquoi me reveiller?”.¹ Но давайте разберем одну из них. “Pourquoi me reveiller?” – это не ария, а часть большой сцены. Когда она заканчивается аплодисментами, это входит в противоречие с драматургией спектакля, потому что главные события разворачиваются в дуэте, который исполняется сразу после арии. А когда Вертер-баритон поет эту часть, никто не аплодирует. Пение продолжается, сцена не закончена. Важно понимать, что Массне не просто понизил тесситуру и сделал партию доступной для баритона. Это глупости. Массне изменил саму основу оперного спектакля!

Когда я встречался с Дмитрием Хворостовским, я спросил у него, ощущает ли он конкуренцию среди певцов, которые пересекаются с ним в репертуаре? Он ответил так: “На оперном Олимпе места хватает всем. Я с певцами не конкурирую, я их уважаю. Во многом примером для меня является Том Хэмпсон. Талантливый, умный, интеллектуальный, он подходит к своим ролям и своим программам очень интересно и поет “от головы””. Как бы вы ответили на тот же самый вопрос?

Это прекрасный ответ моего коллеги. Я готов согласиться с каждым его словом. Я не конкурирую с певцами. Это миф, что в оперном мире существует конкуренция. Это происходит оттого, что зрительское восприятие происходящего на сцене, будь то поп- или оперный концерт, чрезвычайно субъективно. В искусстве нет способа измерить таланты, невозможно сказать, кто лучше, кто хуже, кто победитель, кто побежденный. Вы можете иметь потрясающий вечер и при этом не иметь успеха, а в другой раз люди за то же самое пение поднимают тебя на вершину славы. Соревнование по-настоящему может быть только внутри себя самого. Ты стараешься как можно лучше делать свое дело. Если я здесь, а Дима (Хэмпсон говорит именно так – не Дмитрий, а Дима – прим. автора) в это время поет в Нью-Йорке – какая может быть конкуренция?! Мне лестно было слышать комментарии Хворостовского в мой адрес. Я обожаю Диму как певца. У него красивейший от природы голос и очень впечатляющая вокальная техника. Это то, чему всем нам можно позавидовать.

Существуют ли, по вашему мнению, отличительные особенности русских исполнителей?

Главная особенность – голоса. Русские голоса очень мощные. Иногда карьера русских исполнителей короче, чем могла бы быть, потому что они “взрывают” звук. Русские поют “на износ”.

Вы можете определить на слух русского исполнителя?

В ответ Хэмпсон щелкнул пальцами, как бы говоря: “На раз”, и продолжил:

Абсолютно. Есть такое понятие как “постановка дыхания”. В этом плане целостность русской вокальной школы безошибочна. Я много времени провожу в России и могу сказать, что у русских исполнителей особая манера пения. Это даже не элегантность. Музыкальная характеристика русской манеры пения, которую я обожаю, - legato. Я могу петь лучше, я могу понимать, как петь лучше, я могу тяжело работать, как я работал над “Евгением Онегиным” с русскими педагогами, русским дирижером, в русской постановке, но все равно такого legato мне не достичь. Я люблю русский язык, и мне ужасно жалко, что я не смог его выучить. Мне хотелось бы быть ближе к России. В России впечатляющая культура, впечатляющий дух великодушия и щедрости. Я заряжаюсь от моих русских коллег душевностью, сердечностью, жизнью.

У вас есть любимая русская опера?

Мой главный опыт связан с “Евгением Онегиным”. Я люблю петь Онегина. Вы знаете, я всегда удивлялся, почему нет русской оперы о Распутине.² Меня захватывает этот персонаж... “Мазепа” – мощная, интересная опера. Еще мне нравится “Огненный ангел” Прокофьева. Когда-нибудь я бы хотел спеть партию Рупрехта в этой опере.

Вы собираетесь в Россию в будущем?

После того, как я впервые побывал на фестивале “Белые ночи” Гергиева, я начал ездить в Россию регулярно. У меня был сольный концерт в Санкт-Петербурге, в прошлом году мы делали с Гергиевым “Симона Бокканегру”. В этом году с оркестром Темирканова я исполнил цикл Малера “Песни об умерших детях”, и Темирканов пригласил меня на свой следующий фестиваль. Сейчас идут переговоры о моем сольном “немецком” концерте в Санкт-Петербурге.

В чем вы видите сходства и различия между американскими и европейскими оперными театрами?

О различиях говорить легче, чем о сходствах. В Европе и Америке я наблюдаю фундаментальные различия в восприятии искусства и понимании, каким оно должно быть. Европейские страны, европейские театры имеют концептуальный план сохранения искусства. Особенно я имею в виду немецкоязычные театры. Немецкий и французский менталитеты внушают благоговение. Немного по-другому в Англии и совсем все по-другому в Америке. Если солист поет про “крытый фургон”, американец хочет видеть крытый фургон. Американцы хотят на сцене видеть музей. Им можно сказать: “Сегодня у нас вечер абстрактного искусства”. Тогда американцы скажут: “Прекрасно. Раз это вечер абстрактного искусства, покажите нам абстрактную музыку и абстрактную живопись. Но тогда не давайте нам Моцарта и не говорите, что покажете его в абстрактном стиле”. Это не значит, что американцы примитивны и наивны. В Америке просто особенное отношение к вершинам искусства... Опера – форма музыкального искусства, и она объединяет зрителей во всех странах. На фоне прекрасной музыки все остальное теряет значимость.

Что вы больше всего не любите в опере?

Что мы поем, стоя перед зрителями. Иногда мне хочется от них отвернуться. (Смеется.) Мне интересен мир в трех измерениях, а зрителям видна только одна сторона.

Что значит опера для вас?

Это не работа, это - профессия. Быть артистом – великая привилегия в любой стране, в любые времена. Мне кажется, если ты признаешь эту привилегию, все, о чем ты думаешь, все, что ты делаешь – личная жизнь, дети, семья - сконцентрировано на творчестве. Как говорил мой отец: “Если ты можешь зарабатывать деньги на том, что любишь больше всего на свете, ты – самый счастливый человек”. Музыка, опера - это вся моя жизнь.

Примечания

* Барбара Гейнс - основатель и артистический директор Шекспировского театра Чикаго (Chicago Shakespeare Theater). Поставила в своем театре более тридцати спектаклей по пьесам великого английского драматурга, в том числе (два года назад) - “Макбет”. Опера Дж.Верди “Макбет” – дебют Барбары Гейнс на оперной сцене.

** Надя Михаэль - немецкая певица. Сопрано. Родилась в Лейпциге, училась в Германии и США. Начинала с меццо-сопранового репертуара, но потом перешла на сопрановые партии. Международную известность получила в 2007 году после исполнения партии Саломеи в одноименной опере Р.Штрауса на сцене Ла Скала. С партией леди Макбет Надя Михаэль дебютирует в Лирик-опере.

*** Томас Хэмпсон выступает в Чикаго третий раз. Он дебютировал в Лирик-опере в сезоне 2002-03 годов в партии Атанаэля в опере Жюля Массне “Таис”, в сезоне 2006-07 годов пел Жермона в “Травиате”, где его партнершей была Рене Флеминг.

Примечания главного редактора

¹ Здесь перечисляются: ария из 1 акта, где впервые на сцене появляется Вертер (со знаменитым эпизодом “O Nature”); фрагмент сцены с Шарлоттой из 2 акта и знаменитые «Строфы Оссиана» из 3 акта.

² Хэмпсон ошибается. Известный русский композитор-эмигрант Николай Набоков (1903-1978), двоюродный брат писателя Владимира Набокова, создал оперу «Смерть Распутина» (1958, Луисвилль, либретто С.Спендера на английском языке, 1-я редакция, под названием «Святой дьявол»). Первая полная постановка доработанной окончательной редакции состоялась в Кёльне в 1959 на немецком языке, под управлением Й.Розенштока (режиссер О.Шу, художник К.Неер). Заглавную партию исполнял известный датский бас-баритон Франс Андерссон (1911-1988), в свое время участвовавший в первой европейской постановке «Порги и Бесс» Гершвина в Копенгагене немецкой труппой (1943). В спектакле выступали также Д.Дюваль, Ш.Верретт (это был ее кёльнский дебют) и др. Опера имела большой успех и выдержала за два сезона 25 представлений. В 1961 ее концертное исполнение прошло в Париже, в 1963 оперу давали по-итальянски в Катании на открытии сезона Театра Беллини (дирижер Г.Шерхен).

На фото (Dario Acosta):
Томас Хэмпсон

Рекомендуем

• Опера на CD в интернет-магазине OZON.ru