Сегодня мы публикуем интервью вдовы Герберта фон Караяна журналисту Риккардо Ленци. Полагаем, что в этом тексте наш читатель найдет для себя много интересного.

Скромная калитка отделяет вход на маленькое и заброшенное кладбище в Анифе, в нескольких километрах от Зальцбурга, от могилы Маэстро. Останки музыканта, самого любимого, популярного, но также могущественного, богатого (200 миллионов фунтов стерлингов, оставленных жене Элиэтт), по мнению престижной Rough Guide to Opera 2002, предмета зависти в течение всего послевоенного периода, покоятся в маленькой могиле. Согласно завещанию, «без вспомоществования государства». Металлический двойной греческий крест блестит под утренним солнцем в окружении белых и красных цикламенов. На надгробном камне – даты рождения и смерти, имя и фамилия: Герберт фон Караян.

Многие помнят лицо Караяна, когда он дирижировал шестой частью Немецкого реквиема Брамса. Его словно высеченное из камня лицо, отмеченное временем и страданием: его мучила ужасная болезнь спины. Его порой отчаянный взгляд. Но, несмотря на все это, его жест оставался решительным, вместе с хором он наизусть декламировал стихи Апокалипсиса. Этот драматический и символический образ, кажется, унаследовала от него жена Элиэтт, которая приняла корреспондента в стенах строгой, в спартанском духе виллы в Анифе.

Встреча в Сан-Тропе. Любовь в Лондоне. Успех. Вдова самого знаменитого дирижера рассказывает о триумфах и разочарованиях великого музыканта. С Элиэтт фон Караян беседует Риккардо Ленци.

Mадам Элиэтт, Маэстро верил в Бога?

Он думал, что одного существования недостаточно для оправдания и окончания собственного творчества. В одном я полностью уверена: его сердце, его жизненный выбор, его видение жизни все еще живы во мне.

Каким образом?

Мое присутствие на Зальцбургском фестивале – вид гарантии, как с точки зрения уровня, так и с точки зрения качества исполнителей. В Вене существует Центр Караяна. Там хранятся звуковой архив и фотографические документы. Для австрийской столицы Центр Караяна стал незаменимым местом культурных дебатов. Кроме того, я основала Фонд Элиэтт фон Караян, который располагает призовым фондом для молодых художников. Наконец, 2004-ый год положит начало новым инициативам, которые коснутся Центра Искусств Альберта Вилара в замке Аренберг. Там Венский Филармонический Оркестр и Академия Караяна будут способствовать формированию молодых музыкантов.

Каким был Караян в частной жизни?

О нем ходило множество легенд, не имеющих ничего общего с действительностью. Он был прост, наделен живейшим чувством юмора. Необычайно предан двум своим дочерям, Изабель и Анабель. Никогда не посещал так называемого высшего общества и всегда предпочитал контакт с природой, с собственной семьей, которая отвечала его строгому стилю поведения.

Как Вы встретились с Караяном?

В первый раз в Южной Франции, в Сан-Тропе. Потом в 1952-ом году в Лондоне: я работала фотомоделью для фирмы Кристиан Диор. По национальности я француженка, родилась в Ницце. В ту пору мне было восемнадцать. Один мой друг попросил меня сопровождать его на концерт Караяна в Роял Фестиваль Холле. Про мнению моего друга, дирижер Караян и врач, миссионер и музыковед Альберт Швейцер были на тот момент самыми интересными людьми. Я слушала музыку, сидя в тринадцатом ряду. В конце концерта Герберт повернулся к публике, и мне показалось, что его взгляд на мгновение встретился с моим. После концерта моему другу не терпелось получить автограф, и он попросил меня меня пройти с ним в артистическую. Караян очень мало дорожил условностями. Потом я узнала, что он дал своему секретарю распоряжение пропустить к нему только девушку-блондинку. Так родилась дружба.

А любовь?

Мы гостили в Лондоне у Элизабет Шварцкопф и ее мужа, знаменитого продюсера фирмы EMI Вальтера Легге. Ужинали у камина. Удивительные голубые глаза Герберта отражали пламя: в тот момент я окончательно поняла, что родилась любовь. Несколько месяцев спустя мы с Гербертом, Элизабет с Вальтером слушали органный концерт Швейцера при закрытых дверях. Это было, как если бы мечта материализовалась.

Ваши дочери?

Изабель – актриса, Арабель – музыкант. Они выбрали для себя элитарную публику и элитарную форму художественного выражения, замкнутый образ жизни.

Критики часто спорили о Караяне. В пятидесятые годы, во главе важных музыкальных мероприятий Вены, Берлина, Зальцбурга, Милана и Лондона, он был кем-то вроде генерального музикдиректора Европы. Было неизбежно, что многое написанное о нем не отличалось любезностью...

Может быть. Но я могу гарантировать, что Герберт этого даже не читал. Очень часто то, что писали, имело под собой политическую почву. Он всегда хотел находиться на вершине, выше любой мелочности и подлости. У него было много друзей среди музыкантов, режиссеров, сценографов, и он, как правило, общался с людьми, с которыми работал, даже с самыми простыми. Его внимание было обращено к музыке, и с этой точки зрения его слух был безупречен.

В 1977-ом году его отношения с Италией прервались. Караян потребовал от главного инденданта Ла Скала Паоло Грасси соблюдения условий контрактов некоторых артистов в отношении телевидения.

Бюрократия – не только итальянская проблема. Когда художник начинает чувствовать, что мешают его творческому полету, отношения с собеседником портятся.

В 1967-ом году Караян основал Пасхальный фестиваль в Зальцбурге. Сегодня фестиваль изменился. К лучшему или к худшему?

Клаудио Аббадо работал отлично. Но каждый из нас – дитя своего времени. Герберт один, или со своими сотрудниками, выступал в роли музыкального руководителя, режиссера и сценографа. И в качестве компенсации за всю эту непомерную деятельность требовал символический шиллинг. Нахожу нормальным, что он, концентрируя в своих руках также и организационную власть, умел ускорить темп работы и выпуска дисков.

Он был также первым, кто поставил кино на службу дирижеру, расширив свою деятельность художника-интерпретатора.

Именно я представила ему выдающегося режиссера Анри-Жоржа Клузо, с которым впоследствии он продуктивно работал. Это был интеллектуальный союз, который продлился всю жизнь. Конечно, они ссорились, что естественно между такими мощными личностями. Но, так как Анри хорошо знал музыку, их эстетические и творческие цели совпадали.

Во времена холодной войны Караян выступал с оркестрами ГДР и советскими артистами. Кто-нибудь из них Вам особенно нравился?

Пианист Евгений Кисин. Как-то раз, случайно, мы пошли в Фестшпильхаус в Зальцбурге. Евгений репетировал произведения Равеля: он должен был играть на прослушивании. Он нас даже не заметил. Его звук, такой нервозный, интровертивный, беспокойный, очаровал нас. Герберт – что для него очень редко – разволновался. «Это гений»,- шепнул он мне в полумраке, и по его щеке скатилась слеза. Караян был первым, кто пригласил Кисина выступать на Западе.

В последние годы жизни Маэстро часто обращался к симфониям Брукнера. Почему?

Думаю, что его привлекало брукнеровское чувство структуры, монументальная архитектура, которые заставляли его чувствовать ближе к тому что «выше» жизни, человеческого существования. Помню, что как-то раз, после концерта, посвященного музыке великого композитора, мы посетили подземелья аббатства в Санкт-Флориане, неподалеку от Ансфельдена, где Брукнер учился, играл и где был похоронен, прямо под большим органом. В Санкт-Флориане есть кладбище, похожее на крипты братьев-капуцинов в Палермо или Риме: огромное количество костей, выложенных в геометрических формах. Это был момент глубокого, душераздирающего волнения.

Караян был также великим интерпретатором музыки Сибелиуса...

То, что связывает Сибелиуса с Брукнером, так же как Море Дебюсси с Альпийской симфонией Рихарда Штрауса, - глубокое чувство природы и ее звуков. Но Караян-пантеист мог бы стать героем отдельной книги.

Не говоря уже о его Бетховене. В распространенном представлении образ художника и образ интерпретатора часто сливаются. Запись девяти бетховенских симфоний, сделанная в 1963-ем году, разошлась в Италии в количестве 55 тысяч экземпляров.

Не думаю, что существует другой исполнитель, который имел бы подобный успех тогда, когда с момента его смерти прошло пятнадцать лет. А также до сих пор служил бы примером молодым поколениям.

Может быть, Фрэнк Синатра.

Он очень симпатичный. И действительно обаятельный.

Во время традиционного венского новогоднего концерта 1987-ого года Караян поразил всех своей ностальгической интерпретацией вальсов и полек. Казалось, что музыка Штраусов, отца и сына, была услышана в духе Пруста...

Герберт всегда стремился очистить от банальности самые известные вещи. Тремоло струнных в вальсе На прекрасном голубом Дунае напоминает больше о Брукнере, чем о Вене времен больших балов. Еще одним проявлением его юмора было, когда он, импровизируя, приблизился к микрофону, чтобы пожелать счатья в Новом Году. По техническим проблемам микрофон не работал. «Год начинается просто отлично»,- сказал он, вызвав чувство радости у публики. С того момента все дирижеры, которые сменяли друг друга по этому торжественному случаю, искали возможность продемонстрировать собственное остроумие. Но они не обладали спонтанностью и легкостью Караяна. Все казалось обычным, задуманным заранее.

Если бы Караян прожил больше, какие замыслы он бы осуществил?

Он всегда смотрел в будущее. Хотел дирижировать Нормой Беллини, Второй симфоний Малера, Кармина Бурана Орфа. Последнюю вещь он исполнил в Ла Скала, но не записал. И потом, он хотел записать в Торонто некоторые концерты Баха с Гленом Гульдом и Берлинским Филармоническим.

Это не осуществилось, потому что Гульд умер.

Какие коллеги пользовались его уважением?

Среди прочих, Клаудио Аббадо. Но особенные уважение и нежность он питал к японцу Сейджи Озава.

Какими писателями и художниками восхищался Ваш муж?

Если я назову только несколько имен, я не смогу выразить смысл его выбора. О его литературных вкусах можно было бы написать целую книгу.

Отношения Караяна с Вильгельмом Фуртвенглером, его предшественником на посту руководителя Берлинского Филармонического?

Об этом много написано, может быть, слишком много. Могу сказать, что Герберт очень любил его как дирижера.

Очень нелегкий вопрос: всегда думали, что Караян стал членом нацисткой партии не потому, что был согласен с нацистской идеологией, но чтобы иметь возможность продолжать свою дирижерскую деятельность. Каково Ваше мнение?

Не могу ответить. В то время, в 1935-ом году, я была слишком маленькой и не была свидетелем этого факта.

Мадам Элиэтт, сожалеете ли Вы о чем-либо?

Я считаю, что на мою долю выпало огромное счастье встретить этого человека. Я никогда бы не смогла пожаловаться на то, что подарила мне жизнь.

Интервью с Элиэтт фон Караян опубликовано в журнале L’Espresso

Перевод с итальянского Ирины Сорокиной*

На фото:
Герберт фон Караян
могила Караяна

Рекомендуем

• Опера на CD в интернет-магазине OZON.ru