Симона Кермес невероятный человек. У нее совершенно особый внутренний мир, который делает ее не только уникальной певицей, но и индивидуумом. Она похожа на ветер, быстрый, но теплый.

Симона, Вы не первый раз в России и даже в Москве. В чем причина столь частых визитов?

Потому что меня приглашают (смеется). Меня приглашают снова, снова и снова.

Вас что-то привлекает здесь?

Мой первый концерт в Москве был три с половиной года назад. Я пела донну Анну в «Дон Жуане» под управлением Теодора Курентзиса. И я помню, как я нервничала перед выступлением, и какое испытывала волнение. Тогда мое выступление оказалось успешным. С тех пор я возвращаюсь сюда снова и снова.

Для Вас важна зрительская отдача?

Конечно, это то, для чего я пою. Я пою музыку не для себя, а для людей, чтобы дать им то, что я могу, чтобы тронуть их сердца, даже не обязательно голосом. Но это возможно только в том случае, если публика открыта. Если - нет, то все усилия бесполезны. Я хочу трогать сердца людей, и если я чувствую тепло, силу, энергию, души людей, то я освобождаюсь.

На концерте в ГМИИ им. Пушкина Вы будете петь Генделя, какие у Вас с ним отношения?

Я буду петь не только Генделя, еще Вивальди, Легренци, Ферандини. Но с Генделем у меня действительно особые отношения.

Гендель создан для моего голоса. Я начинала с Генделя в своей профессиональной карьере. Он был со мной повсюду, он был моей фортуной. Если я пела Генделя, то получала контракт, выигрывала конкурс. Я чувствую гармонию с Генделем. С Бахом – нет.

А у Вас есть любимый композитор?

Да, я очень люблю Вивальди. И композиторов новой неаполитанской школы, эпохи кастратов. Мой последний диск, который называется «Lava», посвящен музыке композиторов позднего барокко или ранней классики. Я считаю, что музыка этого периода одна из самых красивых для голоса. Во времена кастратов композиторы имели меньшее значение, чем сами исполнители. Тогда на первом месте был голос и собственная интерпретация. Тогда это было так же популярно как поп-музыка сейчас. Мне очень нравится эта музыка. Я рождена для этой музыки.

Вы наполняете музыку собой или себя музыкой?

Для меня очень важно чувствовать и любить музыку, которую я исполняю. И это «рай», когда ты можешь выбирать музыку, которую поешь. Для Декабрьских вечеров музыкальную программу я полностью составляла сама.

Вы открыты для музыкальных экспериментов. Но есть ли грань, которую Вы не можете переступить?

То, что делает Андреа Бочелли, чудовищный микс из поп-музыки и классики, этого я себе никогда не позволю. Я надеюсь, что когда-нибудь спою с группой Rammstein (немецкая рок-группа). Но не то, что они сами поют, а что-то особенное. В целом я открыта для эксперимента. Например, в следующем году я буду петь барочную музыку в образе див 30-х годов (Марлен Дитрих, Кот Вайл).

А кто Вам нравится из современных исполнителей?

В классике никто не нравится. Мне нравится Фредди Меркурии (Queen). Его голос меня трогает, мне нравится Бьёрк. А что касается классических исполнителей. Их исполнение во многом старомодно. Меня не очень интересует законсервированный стиль.

Вы переосмысливаете исполненный однажды материал?

Ну, это же музыка, это же подвижные материал. Каждый день мы меняемся. Так же и с музыкой. И те, кто останавливается на чем-то, мне кажутся глупыми и не музыкантами вовсе. Мне нравится импровизировать, быть гибкой. Я всегда пою разную музыку, потому что я сама всегда разная. И я всегда нервничаю перед концертами, потому что не знаю, что будет на сцене в этот раз.

Русские журналисты назвали Вас панк-барочной певицей, Вы согласны с этим титулом?

Да, так же как и в Германии. Они назвали меня Нина Хаген (панк-рок певица) барочной музыки. Я очень живая на сцене, я много двигаюсь на сцене, я достаточно нестандартна для классической музыки.

Но ведь есть что-то в классической музыке, что Вы изменить не можете… традиции?

Традиции? У меня нет традиций (смеется). Никто же не знает, как Гендель звучал 300 лет назад. Конечно, я знаю, что такое стиль, и я придерживаюсь его всегда. Я для этого училась. Но в тот момент, когда я на сцене и пою музыку, она становится частью сегодняшнего дня.

Симона, у Вас темперамент совсем не немки, скорее итальянки.

Да, я знаю. Я не немка (смеется). Нет, я конечно немка, но я чувствую себя европейкой, я чувствую себя везде как дома. Сейчас у нас есть возможность общаться со всем миром. Мы все братья и это здорово, что можно путешествовать, обмениваться информацией с людьми из других стран.

Где Вам нравится вступать больше всего?

В России. Здесь трудно. Но я чувствую, что меня понимают. После «Дон Жуана» у меня был невероятный успех, это было сумасшествие. Конечно, я пела и в Италии, и в Дании, и в Германии, и в Америке, но здесь какая-то особая атмосфера.

Когда Вы начали петь?

Когда я была совсем молодой, я однажды сказала отцу, что мечтаю о том, чтобы стать оперной певицей. И это было откровение для меня самой в первую очередь, потому что у меня до этого момента даже в мыслях такого не было. Я до этого хотела быть поп-певицей, и вдруг такое…И мои мечты осуществились. Кстати, после школы я училась на секретаря. Я начинала учиться пению в 20-21 год. В общем, я пришла к музыке достаточно странным путем.

В своих интервью Вы много говорите о Теодоре Курентзисе. Как Вы с ним познакомились?

Впервые я встретилась с Курентзисом на «Доне Жуане». Он сам пригласил меня. Он знал меня по записям.

Мне очень комфортно работать с Теодором. Ведь он начинал свою карьеру в качестве певца, и у него очень хороший голос, он великолепно поет. Это главная причина того, что у нас получается очень продуктивное сотрудничество. Он знает специфику звучания голоса изнутри, и он знает, как объяснить исполнителю то, что он хочет услышать. С ним очень легко работать. Однажды он мне сказал: «Симона, когда ты поешь, я чувствую, что ты поешь через меня», - это очень важные слова. И такая гармония с дирижером – большая редкость. Завтра у нас не будет дирижера и это здорово. Я предпочитаю петь одна, я сама себе дирижер (смеется).

Беседовал Фёдор Вяземский

Рекомендуем

• Опера на CD в интернет-магазине OZON.ru