До своего дебюта в партии Альбериха в «Кольце нибелунга» (постановка 2008 года в Вене), вряд ли кому-то что-то говорило имя Томаша Конечного. Но его блестящая интерпретация мрачного нибелунга, а затем и Фра Мелитоне в «Силе судьбы» Верди, а так же Амфортаса в "Парсифале " сделали его вдруг главной достопримечательностью, из-за которой многие любители оперы решили посещать спектакли. В ноябре этого года его можно было услышать в двух полный циклах вагнеровской тетралогии. По этому поводу с Томашем Конечным встретился и беседовал Андреас Ланг.

Господин Конечный! Когда Вы пришли на прослушивание в Венскую государственную оперу, могли ли Вы предугадать, что после этого Ваша карьера совершит решающий поворот?

Нет, конечно же, нет. Это было ведь только так называемое «информативное прослушивание», которое устроил мне мой агент. Речь шла не о конкретном проекте, я просто хотел обратить на себя внимание. К тому же на прослушиваниях я всегда очень нервничаю, и часто не могут показать все, что хочу. Обычно требуют спеть две арии, и ты находишься под огромным давлением и не имеешь никаких шансов исправить свои ошибки. Кстати, после прослушивания в Вене у меня осталось не очень хорошее чувство и тем более ни малейшего представления о предстоящем рывке в моей карьере.

Вы помните, какие две арии Вы пели на прослушивании?

Сначала я спел арию Вотана из «Золота Рейна», а затем по просьбе директора Й. Холлендера отрывок из партии Осмина в «Похищении из сераля».

А что произошло потом?

После прослушивания ко мне за кулисы пришел руководитель музыкальной части и спросил меня от имени директора Холлендера, не мог бы я подготовить партию Альбериха для репетиции с Францем Вельзером-Мёстом. Я, конечно же, согласился и, по прошествии некоторого времени, уже репетировал на сцене вместе с этим дирижером, и прошел с ним некоторые отрывки из партии. Чуть позже я был вызван в кабинет производственного директора Сабины Хёдль, которая сообщила мне, что я принят. Чувство эйфории, которое меня охватило в тот момент, вряд ли может кто-то себе представить. В Мангейме у меня был уже достаточно широкий репертуар, однако, быть принятым в Венскую государственную оперу ни с чем несравнимо.

Вы родились в Польше, пели в различных немецких театрах. А как обстоят дела на оперных сценах Вашей родины? Я бы это сформулировал следующим образом: во-первых, в Польше есть и был ряд певцов, признанных на международных сценах, с Яна Кепуры до Петра Бечалы. К сожалению, повседневная жизнь на главных польских оперных сценах в настоящее время не на том уровне, как должно быть. Важные импульсы исходят в основном от малых сцен и небольших ансамблей. В юности я избегал посещения оперы, так как мне было неловко за эти пыльно-безвкусные спектакли. Ну, или еще для примера: постановки вагнеровских опер в Польше все еще находятся практически в зачаточном состоянии.

Как же так?

Во время второй мировой войны, немецкого вторжения в Польшу и нацистской диктатуры, а также последующей «принудительной дружбы» с Советским Союзом, вагнеровским традициям, существовавшим в Польше до 1939 года, настал временный конец. Между тем сейчас мы стараемся опираться на годы, предшествовавшие второй мировой войне. В период между войнами на Лесной сцене в Сопоте регулярно проводились постановки всех произведений Рихарда Вагнера. Сопот даже считался «Байройтом Севера». Летом прошлого года мы там спели в концертном исполнении "Золото Рейна" под управлением Яна Латама-Кёнига, где я снова был Альберихом. Положительный прием польской публикой дает мне надежду на будущее Вагнера в Польше.

Откуда у Вас такая любовь к Вагнеру?

Существует два основных типа людей любящих музыку: те, кто отвергает Вагнера и те, кто увлечен его творчеством. Я сам являюсь одним из запоздалых приверженцев Вагнера. В начале моей вокальной учебы я переписал себе на компакт-диск все наиболее важные вагнеровские монологи для баса и баритона. И хотя я выбрал тогда записи самый известных исполнителей, этот диск был мне скучен до смерти. Решительный поворот произошел только через 4 года. Я уже пел тогда в Любеке. Однажды я получил приглашение поехать в Ирландию и вместе с молодежным оркестром исполнить в концертном исполнении полностью «Кольцо нибелунга». Поскольку это были молодые, еще неопытные в музыке Вагнера музыканты, мы репетировали в течение трех недель по три раза в день. Я сам сидел в репетиционной комнате, даже когда мне ничего не надо было петь. С нотами в руках я углубился в этот материал и признал гениальность этой музыки. С тех пор я очень люблю Рихарда Вагнера.

Ваш вагнеровский репертуар включает в себя ведь не только партию Альбериха?

Прежде чем я спел Альбериха, сначала исполнил партию Вотана, Странника в «Зигфриде», возможно, буду петь ее в ближайшем будущем, а в партии Голландца я дебютирую уже в декабре в Дюссельдорфе. Однако есть и анти-желание петь Тельрамунда. Мне даже предлагали несколько раз, но я всегда отказываюсь.

Вам не нравится "Лоэнгрин"?

"Лоэнгрин" - это прекрасная опера. Я однажды даже пел Генриха. Но в партии Тельрамунда такая одномерная музыка, и это мне не нравится.

А как насчет Ганса Сакса?

«Нюрнбергские мейстерзингеры», на мой взгляд, самое прекрасное, что произвел Вагнер на бумаге, с точки зрения эмоций. И, конечно, я надеюсь, что в один прекрасный день я исполню эту партию. Тем более, что я очень ценю историческую фигуру Ганса Сакса. Когда я работал актером в Польше, меня пригласили сыграть Тристана для театрально-телевизионного проекта. По этой причине, я читал различные книги о Тристане, в том числе кельтские сказания, а также произведение Ганса Сакса на эту тему, надо сказать он написал чудесное и трогательное произведение, необычное для эпохи Средневековья.

Вернемся к «Кольцу». В какой степени Ваши три Альбериха отличаются друг от друга?

Альберих из «Золота Рейна», просто на основе своего объема, самый сложный для меня. Альберих из «Зигфрида» напоминает мне своего рода медитирующего монаха. Он знает на данный момент в этой истории, что он не в силах убить Фафнера, так что он сидит рядом с его пещерой и ждет. Это другая индивидуальность, чем Альберих в "Золоте Рейна". А в «Гибели богов» он производит впечатление обезличенного человека. Он породил Хагена и его негативную силу, которую он получил из-за проклятия в «Золоте Рейна», и которое переходит к его сыну. Этот странный разговор с Хагеном я со Свеном Эриком Бехтольфом интерпретирую как нечто уже прошлое, то, что уже произошло, и присутствует только в кошмарах Хагена.

Как Вам работалось с Бехтольфом?

Замечательно. Бехтольф является не только режиссером, но и замечательным актером, который очень театрально мыслит. По этой причине, мы можем с ним говорить на специальном театральном языке, который выражается в сценических движениях. Он, к счастью, не тот человек, который придумывает теории и показывает их на чертежной доске.

Может быть очень глупый вопрос: как такой высокий мужчина как Вы играет такого карлика Альбериха?

Я знаю много людей, которые из-за психической травмы стали внутри себя низкорослыми карликами. И это то, что случилось с Альберихом. Из-за отказа, полученного от дочерей Рейна, его внутреннее мироощущение «прогибается», поэтому он выбирает зло, черную сторону. Помимо этого мы разработали с Бехтольфом определенные движения, которые среди прочего ориентируются на характер Горлума из кинофильма «Властелин колец» и таким образом создают ясный визуальный образ.

У вас уже накоплен опыт в нескольких «Кольцах» в партиях Альбериха и Вотана. А что же особенного Вы могли бы отметить в дирижировании Франца Вельзера-Мёста?

Во-первых, его четкость интерпретации, а с другой стороны, это огромная эмоциональность, которую он излучает и передает другим. Просто замечательно!

«Пролог» — ежемесячный журнал Венской государственной оперы, ноябрь 2009
Перевод Эллы Пружанской

Рекомендуем

• Опера на CD в интернет-магазине OZON.ru