Сегодя вниманию наших читателей мы предлагаем книгу выдающейся певицы Фелии Литвин «Моя жизнь и мое искусство». Изданная в Париже (1933), книга была переведена на русский язык (с сокращениями) и вышла в 1967 году в ленинградском отделении издательства «Музыка». Она давно стала редкостью. Между тем, мемуары и записи Литвин - кладезь интереснейших фактов и мыслей певицы по поводу вокального искусства. Небольшую часть из них мы перепечатываем сегодня на страницах нашего интернет-журнала.
Фелия Васильевна Литвин (наст. имя Франсуаза-Жанна Шютц) родилась в 1861 г. в Санкт-Петербурге. Но предоставим слово ей самой:
«Мой отец был русский, мать - канадка, но выйдя в 1893 году замуж за француза, я стала француженкой. При рождении мне дали имя Франсуаза-Жанна, но в семье меня звали просто Фанни, именем, которое я никогда не любила. Фелией окрестил меня мой первый руководитель, артист Виктор Морель, и хотя он сделал это, не спросив моего совета, имя настолько мне понравилось, что я так и осталась Фелией».
С 14 лет Фелия жила в Париже, где училась у г-жи Барт-Бандералли и у упоминавшегося выше знаменитого баритона В.Мореля. Несколько уроков ей дала Полина Виардо. Первое публичное выступление певицы состоялось в 16-летнем возрасте в зале Плейель, первый дебют в опере в 1883 году в парижском Театре Итальен (партия Амелии в опере «Симон Бокканегра» Верди), где ее учитель Морель тогда был музыкальным руководителем.
Карьера Фелии развивалась стремительно: вскоре она уже поет в брюссельском театре «Де ла Монне», затем выступает в Гранд-Опера и Ла Скала. В 1890 артистка впервые появляется на русской сцене. Ее русский дебют состоялся в Москве в партии Валентины в «Гугенотах» Мейербера. А в следующем сезоне ее уже встречал Петербург. В дальнейшую судьбу артистки вмешались личные обстоятельства. Выйдя замуж за французского врача, она перестала выступать в театре - муж был против. Это послужило причиной размолвки и скорого развода, которого ей удалось добиться не без труда. С 1895 года Фелия возвращается на сцену, теперь уже, чтобы стать выдающейся вагнеровской певицей. В сезоне 1896/97 годов она дебютирует в Метрополитен. Именно здесь она с большим успехом впервые исполняет одну из своих любимейших ролей - Изольду. Эта постановка, в которой вместе с ней выступали братья Ян и Эдуард де Решке, вошла в анналы нью-йоркского театра. Дальнейшая карьера Литвин - цепь сплошных триумфов и свершений. Петербург и Париж, Нью-Йорк и Монте-Карло, Лондон и Варшава - и везде успех. Среди лучших и любимых партий вагнеровские роли Брунгильды, Кундри, Изольды, партии Альцесты в одноименной опере Глюка, Аиды, Далилы (обладавшая большим диапазоном, певица с успехом исполняла и эту партию). В годы 1-й мировой войны артистка выступает на фронте перед солдатами французской армии. Свою театральную карьеру Литвин завершила в Париже в 1917 году. Финансовое положение ее после войны оказалось плачевным. Ей пришлось давать уроки. Постепенно жизнь наладилась, певица стала выступать в концертах (последний из них состоялся в 1924 году). В 1927 ей был пожалован орден Почетного легиона. Последние дни Литвин провела в полном уединении в доме для престарелых. Она скончалась в 1936 году в Париже.
В книге Литвин интересно все. Но особое значение имеют ее высказывания о тех ролях, в которых она добилась наибольшего успеха. В приводимых ниже отрывках из книги речь идет о трактовке образов Далилы в «Самсоне и Далиле» и Кундри в «Парсифале».
* * *
«Самсон и Далила». Несмотря на то, что партия Далилы написана для контральто, я исполняла ее всегда с большим удовольствием. Мой диапазон был так широк, что я справлялась с ней без единого грудного звука. Говоря «без единого», я, конечно, преувеличиваю; во время спектакля можно дать одну, две грудные ноты, но делать это в процессе работы не следует ни в коем случае: эта дурная привычка может стать причиной провалов в голосе.
Выход Далилы прелестен. Она появляется в венке из цветов и старается очаровать Самсона. Ее выходная фраза «Героем я гордиться вправе» должна звучать соблазняюще. Арию «Весна появилась» следует исполнять мягко и нежно; не форсируйте здесь голос! Кстати, и Сен-Санс испещрял ее указаниями «dolce» и «piano». Пойте так, словно из ваших уст исходит дыхание весны. Звук должен быть круглым, пусть ваш голос имитирует виолончель.
Самсон не может устоять перед очарованием Далилы. Уходя, она манит его за собой, но старик-еврей удерживает Самсона.
Во II акте Далила открывает свое намерение: она хочет выпытать у Самсона: что делает его непобедимым? Куртизанка решила стать освободительницей своего народа. Восхитительная ария «Любовь, дай свое обаянье» должна резко контрастировать с арией 1 акта. Здесь Далила тверда и сурова. Стремясь обольстить Самсона, она призывает на помощь все силы любви. Заканчивать эту великую арию надо не форсируя голос; тогда нижнее ля-бемоль, которой завершается, прозвучит как звук органа!
Появляется верховный жрец. Далила почтительно опускается перед ним на колени. Он предлагает ей все свои богатства, если она погубит Самсона. «Не нужно мне богатых даров», - отвечает Далила и открывает ему, что сама ненавидит Самсона. Там есть одна великолепная фраза, которая начинается словами: «Да, три раза уж я...» Ее нужно очень хорошо артикулировать! Далила уверена в своей власти над Самсоном. «Самсон не устоит пред моими слезами», - говорит она, и этим кончается ее ария.
Дуэт со жрецом очень суров и мрачен. Нужно, чтобы каждое слово звучало в нем четко и чисто, особенно в вокализе, где Далила и жрец провозглашают свою ненависть к Самсону.
Далила, нежная и ликующая, выходит из своего дома навстречу Самсону. Сбросив темный плащ, она предстает перед ним во всей своей красоте; в легком белом платье, открывающем до плеч ее руки, с распущенными волосами. Начинается прекрасный дуэт: Далила должна быть в нем страстной и любящей, чтобы Самсон ни на минуту не заподозрил предательства. Прекрасную фразу: «Есть бог, он сильнее твоего» - следует спеть со страстной нежностью. Под конец голос Далилы прерывается от рыданий.
Наступает черед знаменитой арии; «Открылась душа как цветок на заре». Ее надо петь не форсируя голоса, звук должен быть мягким, прикрытым. Когда вы дойдете до forte на соль-бемоль, дайте сильный и наполненный звук. Последние ноты арии тоже должны звучать широко и наполненно.
Увидев, что Самсон не поддается ее уговорам, Далила приходит в отчаяние. «Низкий!» - бросает она в лицо Самсону. Взять здесь верхнее си-бемоль будет не так уж трудно, потому что голос уже разогрет предыдущей арией.
Вы должны притворяться нежной и любящей, игра должна быть живой и патетической, неистовой и трагичной. Принимайте красивые позы, стараясь соблазнить Самсона.
Последний акт не дает Далиле материала для проявления страстных чувств. Фраза: «Руку позволь мне взять твою» очень трудна для исполнения. Далила здесь насмешлива, презрительна и трагична. Она удовлетворена совершенной местью. Канон, который она поет потом вместе со жрецом, великолепен: нужно только строго выдерживать такт. Обратите внимание на ритм! Здесь кончается великолепная партия Далилы, а в финальном хоре она не участвует.
* * *
«Парсифаль». Кундри - это сложный и загадочный образ. Согласно легенде, это женщина, которая посмеялась над несущим крест Христом. Она была проклята, и могла спастись только, если заплачет.
1 акт. В этом акте Кундри выглядит дикаркой. У нее черные спутанные волосы, резкие жесты и хриплый голос. Кроме того, я красила охрой лицо и руки и надевала трико того же цвета.
Кундри вбегает на сцену и дает Гурнеманцу бальзам, который она принесла из глубин Аравии для исцеления Амфортаса. «Вот, на тебе зелье!» Произносите эти слова хриплым, неприятным голосом. Кундри устала и бросается на землю, как дикий зверь, который хочет отдохнуть. На вопросы Гурнеманца она едва отвечает и привстает лишь при появлении Парсифаля и то только для того, чтобы жестоко высмеять его. Смех ее неприятен, голос резок. Потом она рассказывает Парсифалю о смерти его матери, при которой она присутствовала.
Парсифаль, наивное дитя природы, кидается, чтобы задушить ее, но она гневно его отталкивает. Однако, увидев, что он потерял сознание, она стремительно бросается к ручью, чтобы набрать воды в рог, который висит у нее на поясе. Гурнеманц хвалит ее. «Покоя мне, устала!» - отвечает она. Здесь нужно взять нижнее соль, но не форсируйте звука! «Спать, спать должна», - произносит она на прекрасных низких нотах (ре, ля, си-бемоль, ля, ре, ля).
II акт. Мы в волшебном дворце Клингзора. После заклинаний колдуна появляется Кундри в облаке белого дыма. Она закутана в светлые одежды. Злой волшебник Клингзор хочет, чтоб она погубила Парсифаля. Эта сцена ужасна. Кундри мучительно стонет: ее стоны переданы в понижающейся хроматической гамме, начинающейся с верхнего до. Сначала она отказывается, но, повинуясь непреодолимому желанию вновь увидеть прекрасного юношу, соглашается выполнить чудовищный приказ. Во время этой сцены Кундри то кричит, то плачет, то нежно улыбается и, наконец, исчезает, пронзительно смеясь. Я не делала здесь ни одного жеста,
После очаровательного хора девушек-цветов в волшебном саду Кундри является взору Парсифаля, покоясь на ложе цветов, которое должно быть незаметно выдвинуто на сцену. Она - олицетворение соблазна, ибо Клингзор превратил ее в сказочную красавицу.
Кундри начинает обольщать Парсифаля. Сначала она нежно призывает его из-за кулис. Это соль-бемоль должно прозвучать мягко и сладостно. Парсифаль, который никогда не слышал, чтобы кто-нибудь, кроме матери, так к нему обращался, подходит к обольстительнице, и та приступает к выполнению своей задачи. Она поет нечто вроде колыбельной песни - тихой, прекрасной, обволакивающей, проникнутой материнской лаской.
Завоевав доверие Парсифаля, она сообщает о смерти его матери Херцелейды. Прекрасная песня Кундри, начинающаяся в среднем регистре, полна нежности и страсти. Потом Кундри ласково поет о своем сочувствии к его горю, и привлекая Парсифаля к себе, говорит, что должна передать ему последний поцелуй его матери. Я исполняла этот речитатив, покоясь на своем ложе. Он звучал трогательно, спокойно и страстно. Когда Кундри звала к себе Парсифаля, чтобы передать ему поцелуй матери, он приближался к ней словно зачарованный. Кундри целует его под покровом своей вуали. Слова «Целуют сына так» (ля, ля-бемоль, нижнее си-бемоль, до) должны звучать горячо, насыщенно, но без напряжения.
Парсифаль, опьяненный страстной любовью, уже был готов поддаться чарам прекрасной волшебницы, когда вдруг вспомнил о Граале и ране Амфортаса. Забудьте о том, что вы на сцене. Помните, что борьба Кундри и Парсифаля - это борьба добра с соблазнами зла.
Парсифаль вырывается из ее объятий со словами: «Рана, рана...» (он вспоминает о ране Амфортаса, которая никогда нe заживет). Кундри, ничего не понимая, слушает жалобы Парсифаля и поднимается со своего ложа, лишь когда Парсифаль падает на колени, в отчаянии призывая искупителя.
Кундри подходит к Парсифалю, глядя на него взором, полным страсти, и, обняв его, пытается еще раз запечатлеть на его губах поцелуй любви. Парсифаль грубо отталкивает ее: «Коварная, прочь от меня, чуждой будь мне навек!» Кундри в прелестном пассаже взывает к его милосердию: «Не будь губитель, будь избавитель от мук, что мне душу истерзали...». В то время как я пела эти слова, я чувствовала, что сердце мое разрывается от горя. Вспоминая о том, как она смеялась, стоя на пути искупителя, Кундри становится трагичной: «Осмеян!» - восклицает она на верхнем полном си, переходя от него к нижнему до-диезу. «Взглянул он, грозя» - продолжает она свой рассказ. Мне трудно дать здесь какой-либо совет. Старайтесь представить себе то, о чем вы поете. Что касается меня, то я, трепещущая, несчастная, чувствовала себя в эти минуты Кундри, и голос мой лился свободно как река.
Кундри продолжает свой рассказ. Она говорит Парсифалю о своих страданиях, которые длятся уже много веков, и которые он может прекратить одним поцелуем. Она страстно молит его о спасительном поцелуе, но Парсифаль, осененный божьей благодатью, говорит ей о другой любви, единственной любви, которая может спасти ее душу.
Но Кундри жаждет лишь земной любви. Она теряет разум от страсти, почти бредит. «Так мой поцелуй тебя ясновидящим сделал? - говорит она Парсифалю.- Но полное мной обладанье дать может божье всезнанье!»
Разгневанный Парсифаль велит ей показать дорогу к Амфортасу. Но тут Кундри дает волю своей злобе. В этой сцене она ужасна. «Нет, путь не найдешь ты», - кричит она. «Падший грешник пусть он погибнет». В момент, когда Кундри говорит: «Он меня проклял!» - она почти не владеет собой. Но вы должны владеть своим голосом! Разверните его во всю мощь, но не забывайте о верной эмиссии звука. «Ха-ха!» - смеется Кундри на верхнем си, от которого вам предстоит спуститься до нижнего до-диез.
«Дай мне восторгов миг, дай этот миг себе, и на путь твой выведу я тебя!» -говорит она Парсифалю. Но, видя, что он не уступает, она зовет Клингзора на помощь. «В помощь, в помощь, сюда! Дерзкого держите. Сюда! Путь заградите! Стойте стеною!» Затем она проклинает Парсифаля, а Клингзор с вершины своей башни бросает в него священное копье. Но, о чудо! оно останавливается над головой героя, и тот, схватив его, осеняет себя знаком креста. В то же мгновение прекрасный сад исчезает, и Кундри с криком падает на землю. Парсифаля охватывает жалость. «Ищи! Ты знаешь путь мой - им иди!» - говорит он Кундри, и занавес опускается.
III акт. На сцене один Гурнеманц. Он слышит неподалеку чей-то стон, подходит к кустам и выводит оттуда Кундри. Она почти без чувств. Гурнеманц удивлен превращением, которое произошло в ее облике. Ее платье из грубой шерстяной ткани выглядит вполне благопристойно, гладко причесанные волосы разделены прямым пробором. Я заботилась о том, чтобы костюм мой в этой сцене был предельно прост. На платье не было даже пояса - в этом акте приходится много двигаться - кланяться, падать на колени - и пояс мне только мешал бы.
Кундри очень бледна, она скромно оправляет платье, мягко приглаживает волосы. Ее коснулась божья благодать. Она хочет смиренно служить старому рыцарю Грааля. «Подвиг, подвиг...» - твердит она ему, и, взяв кувшин, идет к ручью за водой. Увидев, что кто-то приближается, она делает знак Гурнеманцу. Входит Парсифаль.
В следующей сцене Кундри стоит у окна хижины, опустив руки и мечтательно любуясь пейзажем. Когда она видит, что Парсифаль лишается сил от слабости, она бросается к нему и нежно брызгает водой ему в лицо. Подчеркните разницу между этим движением - столь нежным и скромным - и неистовыми жестами из акта.
С помощью Гурнеманца Кундри снимает со странника тяжелую одежду и шлем, отбирает копье и, став подле него на колени, нежно омывает ему ноги. Затем умащает ноги Парсифаля бальзамом, флакон с которым спрятан у нее на груди, и вытирает их своими длинными волосами. Растроганный Парсифаль зачерпывает воды в ручье и окропляет лицо грешницы, которую он узнал. После этого крещения он награждает ее целомудренным поцелуем.
Наконец к Кундри возвращается способность плакать. Судорожно рыдая, она падает на землю лицом вниз. Ее слезы - благословенная роса, спасающая великую грешницу. Очарованная божественной музыкой, я плакала в этой сцене настоящими слезами.
Приближается Гурнеманц, несущий плащ рыцаря Грааля. Кундри помогает набросить его на плечи будущего царя-жреца. Под торжественный звон колоколов она смиренно идет позади Парсифаля и Гурнеманца.
Они входят в храм, и Кундри прячется в толпе рыцарей. Но когда Парсифаль, ставший королем, поднимает священную чашу, она подползает к алтарю и, упав на его ступени, умирает. Ее душа возносится на небо.
Публикация и вступительная статья Е. Цодокова