22 сентября исполнилось 75 лет выдающемуся литовскому певцу, народному артисту СССР Виргилиусу Норейке. В 60-80-е годы прошлого века это было имя, гремевшее на просторах всего Советского Союза, и как бы мы сегодня не относились по обе стороны границ к нашему общему прошлому, думается, что позволительно сказать, что Норейка принадлежит к лучшим представителям отечественной вокальной школы, к тем звездным певцам, встречи с которыми всегда с нетерпением ждала публика в любом уголке нашей некогда большой общей страны. После распада СССР мы мало что слышали о культурной жизни Прибалтики – политические баталии, взаимные обиды в большей степени занимали наши умы. Осенью прошлого года Виргилиус Норейка принял участие в гала-концерте литовских мастеров искусств «Вильнюс – Москва», состоявшемся на сцене Большого театра, и москвичи вновь, спустя долгие годы, могли услышать того, кто являлся, без преувеличения, их кумиром в прошедшие десятилетия.

Сегодня мы предлагаем нашим читателям встречу с легендарным музыкантом: в преддверии торжеств мы побеседовали с господином Норейкой по телефону.

Господин Норейка, прежде всего, хотим поздравить Вас со столь знаменательной датой – примите наши самые искренние пожелания. Очень благодарны Вам, что нашли время в праздничной суете для встречи с российскими оперными фанатами – читателями нашего журнала.

Благодарю за поздравления и шлю большой привет всем российским меломанам!

Начнем с дня сегодняшнего: чем живет народный артист СССР?

Пою много еще и сейчас. На оперной сцене, правда, уже не выступаю: последний спектакль «Мадам Баттерфляй» спел в 2004 году. А моя концертная деятельность достаточно активна. Например, только что, 14 сентября у меня был сольный камерный вечер с романсами русских композиторов в Русском драматическом театре Вильнюса. Я пел вокальную лирику двадцатого века, Свиридова в первую очередь. Этот концерт интересен еще и тем, что за долгие годы, в том числе и при советской власти, никто и никогда мне не предложил спеть вечер русского романса, русской музыки. А теперь, в независимой Литве, я спокойно это сделал: большущий концерт только русской музыки, с многочисленными бисами – всего двадцать одно произведение. И бисов еще можно было петь сколько хочешь, публика просила.

В связи с моим юбилеем будет много разных мероприятий – продолжительное должно получиться празднование. 22 сентября, в самый день юбилея, пою концерт в Друскининкае вместе со своими нынешними учениками, с которыми работаю сегодня. Вообще же у меня учеников много, я давно занимаюсь педагогической деятельностью. Есть и очень известные, сделавшие большую карьеру, например Сергей Ларин, который у меня учился в течение шести лет. Многие мои ученики поют в Германии, Англии, Австрии, других странах. И конечно в нашей Национальной опере в Вильнюсе, в других музыкальных театрах Литвы. В этом году ко мне поступил очень талантливый ученик, выдержав огромную конкуренцию, Максим Погребняк. Всего в академию в этом году приняли четырех человек на вокальное отделение, а Максим получил еще и грант на обучение. Еще есть очень талантливый ученик из нынешних – Евгений Хребтов, один из победителей Шаляпинского конкурса на Волге: среди басов он там был признан самым лучшим. С ним я работал с юного возраста, с шестнадцати лет. В этом году на этом конкурсе председательствовал Евгений Нестеренко, и получить такую высокую оценку от знаменитого русского баса честь и для Хребтова, и для меня. Среди моих учеников много русских, есть также, разумеется, литовцы и латыши. Словом, педагогическая деятельность занимает огромную часть моей жизни. В прошлом ноябре Эстонская академия музыки и театра присвоила мне почетное звание доктора.

В советские годы у Вас не было предложений сделать сольный камерный концерт только русской музыки. А сегодня в Литве русская музыка часто звучит?

В репертуаре Национальной оперы сегодня «Борис Годунов», певцы поют русскую музыку, поют с удовольствием. Конечно же, русские балеты имеются в репертуаре театра, и даже в поп-концертах иногда звучит русская музыка. Русская музыка не забыта, и упрекнуть Литву в этом никто не может.

В Вашей карьере русская музыка занимала значительное место?

Очень большое. Закончив консерваторию в Вильнюсе, я занимался после этого в Москве у великой русской певицы Валерии Владимировны Барсовой. Она дала мне около тридцати уроков, с которыми одарила своими бесценными советами и рассуждениями, пониманием русской музыки в целом – особенностей ее психологического настроя, интерпретации, осознанием того, что это вовсе не статичная музыка, а музыка сердца и от сердца ее надо петь. Барсова показала мне принципы исполнения русской музыки, которые я всегда стремился претворить в своем пении. Русскую музыку я исполнял очень много, и надо сказать, получал триумфальные оценки, даже московская пресса в разные периоды моего творчества называла мое исполнение русской музыки эталонным. Для меня русская музыка звучала всегда. Но и, конечно же, итальянская музыка играла большое значение в моем творчестве. Меня называли в свое время Voce Pucciniano, мне предлагали контракты в Тель-Авиве – годовой контракт, в Сан-Франциско – спектакли «Манон Леско», были и другие весьма интересные предложения, но министерство культуры СССР не позволяло подписать эти контракты. И я оставался дома, хотя после спектакля в «Ла Скала», где я пел Пинкертона, а также после гастролей на этой сцене с труппой Большого театра (в том числе я пел на их открытии партию Баяна в «Руслане и Людмиле») у меня было много предложений с Запада. Но все-таки у меня были интересные зарубежные контракты. Например, я пел серию спектаклей «Евгений Онегин» в знаменитом аргентинском театре «Колон».

Раз мы уж вспомни о «Ла Скала», расскажите о Вашей стажировке там.

Я занимался у Дженнаро Барра, у которого стажировалось большинство советских вокалистов, - Атлантов, Магомаев, Крумм и другие. Это был великий педагог, и сейчас в своей педагогической деятельности я использую его принципы, и не сказал бы что неудачно. После некоторого периода обучения всех стажеров прослушивали, и мне предложили приготовить Пинкертона, потом было пять прослушиваний, когда руководство театра знакомилось с тем, как я готовлю партию, и после этого мне предоставили возможность спеть в спектакле. Моими партнерами были Вирджиния Дзеани и Ренато Капекки, дирижировал маэстро Сонцоньо.

В «Ла Скала» Вы оттачивали свое мастерство. А у кого Вы учились в студенческие годы, и с чего началась Ваша карьера?

Я дебютировал в 1957 году, еще будучи студентом консерватории: в июле я спел своего первого Ленского, а в сентябре уже был приглашен в труппу солистом. Я учился в консерватории у Кипраса Пятраускаса или как его называли в Мариинском театре, где он часто выступал, Киприана Ивановича Петровского, который был учеником Габеля. В свою очередь Габель был учеником Эверарди. А среди вокальных «внуков» Эверарди такие имена как Шаляпин, Собинов, Смирнов, Ханаев. Эверарди ведь многие годы работал в России и только в старости вернулся домой в Италию. Как видите, у меня самая лучшая родословная в смысле вокальной школы, традиций. Когда я пришел к Пятраускасу, он был уже в преклонных летах, ставить голос с нуля, какие-то школярские проблемы решать ему было уже не интересно: он занимался интерпретацией, и в этом была для меня определенная сложность. Я пришел к нему совсем юным, в девятнадцать лет, и мне не хватало упражнений, вокализов, а Пятраускас давал в качестве распеваний, в качестве упражнений музыку барокко, в которой самой по себе полно сложностей и трудных задач. Но в то же время к Пятраускасу я попал не совсем зеленым: мой первый педагог, Норвейша Антанов, с которым я занимался, правда, недолго, всего год, дал мне очень много, именно он тренировал меня на тех же упражнениях, которые я потом через много лет повстречал в классе маэстро Барра. И хотя мой первый педагог преподавал мне так называемое обязательное пение в рамках дирижерско-хорового отделения, где я учился первоначально, то есть по сути это был всего лишь факультатив, непрофильная дисциплина, именно от него я получил азы правильного пения. У него была прекрасная, настоящая итальянская школа. Позже он работал в Риге, в музыкальной академии. В музыкальном училище я сначала был в классе трубы, а потом перешел и уже заканчивал как дирижер-хоровик, а вокалом занимался дополнительно, когда понял, что хотел бы заниматься только этим. На вокальное отделение Вильнюсской консерватории меня готовил уже другой педагог - Антанов-Карозов.

Вы много сотрудничали с Большим театром – и на гастролях, и в Москве. Какие у Вас воспоминания от этого времени?

Сложный вопрос. Было много ярких впечатлений, триумфов, самых радужных воспоминаний, но расставание вышло драматичным. В 1976 году мне было предложено перейти в Большой театр на постоянную работу, переехать жить в Москву. Условия были самые шикарные, но в силу сложных семейных обстоятельств в тот период времени, я не мог уехать из Вильнюса. Тем не менее, мне было сказано, что от таких предложений не отказываются, и больше я в Большом театре не пел. В самом расцвете своих творческих возможностей я оказался отлученным от сцены Большого театра. И только в прошлом году, спустя столько времени, я пел в филиале Большого в концерте литовских музыкантов.

С Большим театром я выезжал на гастроли в Италию, во Францию, в Чехословакию. На самой сцене Большого я пел в таких спектаклях как «Тоска», «Риголетто», «Травиата», «Евгений Онегин», «Князь Игорь», «Садко» - всего около сорока спектаклей. В то время кто-то посчитал, что из всех гастролеров чаще всего на сцене Большого пел Норейка. Некоторые оперы я пел на трех языках – по-русски в Москве, по-итальянски на гастролях за рубежом, и по-литовски дома в Вильнюсе. Я очень много пел с Галиной Вишневской, например, перед своим отъездом из СССР она «Травиату» пела только со мной. С особенной благодарностью вспоминаю таких мастеров Большого, как дирижер Борис Хайкин и режиссер Борис Покровский.

Какие из Ваших гастролей Вам запомнились особо?

Конечно, гастроли с Большим в «Ла Скала» и в «Гранд-опера» оставили незабываемые впечатления. Что до моих личных гастролей, то никогда не забуду гастроли в Одессе, где мне пришлось петь знаменитую песенку Герцога три раза подряд – такие сокрушительные были овации. Но если бисирование «La donna e mobile» в принципе не такая уж редкость в театре, то во Львове мне приходилось бисировать и куда менее привычные в этом плане арии – например, арию Герцога из 3-го действия. А арию Пинкертона из последнего действия «Мадам Баттерфляй», с которой герой прощается с публикой, мне пришлось повторить в оперном театре румынского города Клуж – мне никак не давали уйти со сцены. В Польше, в одном курортном городе на побережье, проходит фестиваль музыки Станислава Монюшко, там есть такая традиция, что певец, если его просят бисировать, может петь ту или иную арию столько раз, сколько он хочет. И там в 1980 году я пел думку Йонтека в «Гальке» трижды – по-польски, по-литовски и по-русски. В Большом зале Московской консерватории никогда не обходилось без менее, чем пяти – семи бисов, такая же ситуация была и в Ленинградской филармонии. Много интересных воспоминаний осталось.

Вы много сотрудничали с Немецкой государственной оперой в Берлине.

Да, действительно, в Берлине я пел часто, правда всего четыре названия – «Богему», «Тоску», «Риголетто» и «Мадам Баттерфляй», но спектаклей было много. Я приезжал туда на месяц, не меньше, и это продолжалось в течение нескольких сезонов в период 1975 – 78 гг. Но в этот же период я стал художественным руководителем Литовского театра оперы и балеты и, естественно, постепенно, мои загранпоездки уменьшились, так как родной театр стал забирать еще больше времени, чем когда я был только солистом. В тот период театр получил новое современное здание, с огромными возможностями, необходимо было много времени уделять его освоению.

Вы достаточно долго руководили Литовской оперой. Что можете назвать в качестве своих главных достижений в этот период времени?

Я возглавлял театр шестнадцать с половиной лет и стал своеобразным рекордсменом по продолжительности пребывания на этом посту. У нас был разнообразнейший репертуар: в афише было много русской музыки, конечно же, много итальянских опер, мы ставили и немецкие оперы, что по тем временам было редкостью. Но главной своей заслугой считаю то, что за этот период времени было поставлено восемнадцать произведений литовских композиторов. С публикой мы проблем не имели, театр всегда был полон, в том числе и на современных литовских операх. Впрочем, Литовская национальная опера и сегодня не имеет проблем с посещаемостью. Мы тогда показывали около трехсот спектаклей в год, то есть театр работал практически без выходных. Мы были на гастролях в Большом театре – его сцена была отдана в наше распоряжение на целый месяц, и целый месяц у нас были сплошные аншлаги. Мы привозили «Отелло», «Риголетто», и другие оперы.

Сегодня во главе руководства стоит господин Кевишас, он, на мой взгляд, очень заботится о театре, в нем всегда много публики, много интересных постановок, в частности, одно из последних достижений - спектакль «Мадам Баттерфляй», на мой взгляд, является одним из лучших решений этой оперы на мировой сцене. Стоит добавить, что это совместная постановка с нью-йоркской «Метрополитен-опера» и лондонским «Ковент-Гарденом», то есть у театра активно развивается международное сотрудничество с самыми именитыми оперными компаниями.

То есть сегодняшний день родного театра вас радует?

Последний сезон был более трудным в связи с финансовым кризисом – меньше гастролей у труппы, и меньше гастролеров приезжало к нам. А до этого Опера приглашала на вагнеровские партии, партии в операх Глюка превосходных певцов из Европы, специализирующихся на этом репертуаре. Много интересных работ, постановки бывают менее удачными, более удачными, но вообще качество очень высокое. В целом я удовлетворен уровнем театра. Наши певцы сейчас поют очень широкий репертуар, поют много Моцарта, Вагнера, литовской музыки.

Беседовал Александр Матусевич

На фото:
Виргилиус Норейка

Рекомендуем

• Опера на CD в интернет-магазине OZON.ru