Предлагаем читателям очередной материал, присланный нам из Германии Кариной Кардашевой. Он посвящен недавней премьере оперы Дмитрия Шостаковича "Нос" на сцене берлинской Штаатсопер. Как всегда, материал этого автора выходит за рамки анализа постановки и затрагивает более широкий круг вопросов.

Шостаковичу был 21 год, когда в 1928 году он написал свою первую оперу по новелле Гоголя. "Нос" - орудие дальнобойное", - пророчески назвал тогда свою рецензию Иван Соллертинский.

Недавно это орудие с грохотом дало огонь в берлинской опере "Унтер ден Линден" (премьера состоялась 16 ноября 2002 года). Еще бы: эффектную, ироничную и дерзкую гениальную оперную партитуру, к сожалению, редко исполняемую из-за её сложности, решил поставить сам Петер Муссбах - один из ведущих оперных режиссёров Германии, являющийся с этого года генеральным директором берлинского Государственного оперного театра - "Штаатсопер". В главной роли - бас из Дании Стен Бюриель, а две важные роли в опере (доктора и редактора) исполнил 25-летний бас из России - Александр Виноградов.* За пультом оркестра стоял Кент Нагано. Однако, уже третий спектакль прошел в полупустом зале...

Сто минут музыки Шостаковича состоят из своего рода нарезки киносцен, соединенных оркестровыми эпизодами - то вальсирующие, то остро пародийные, то дикие оргии ударных инструментов с изощренными ритмическими фигурами, то жуткие фуги, то жизнерадостный хаос оркестрованного грохота и треска.

Штаатскапелла - Государственная капелла, как называется официально оркестр центрального оперного театра страны, - сидела на этот раз не в оркестровой яме, а на ступенчатом подиуме. Этого первоклассные музыканты - не даром оркестром вот уже 10 лет руководит Даниэль Баренбойм - заслужили по праву. Одетые в золотые костюмы и такие же золотые шлемообразные головные уборы, музыканты сопровождали фантасмагорической музыкой происходящее на сцене. Блестящее исполнение одной из сложнейших партитура 20 века было оценено на премьере овациями. Заметим тут же, что режиссера публика наградила лишь довольно жидкими аплодисментами. Но в Германии так много постановок и вовсе подвергаются шквалу криков "бу", которыми публика выражает своё активное неодобрение, что порой задумываешься, а ни этого ли добиваются все режиссеры, идя вновь и вновь на конфликт со зрителями и слушателями. Ответ таков: им нужен успех, пусть и скандальный. На этот раз, правда, спектаклю его обеспечил ... художник.

В эпизоде, когда отчаявшийся майор Ковалев (Стен Бюриель) приходит к доктору (Александр Виноградов) с просьбой вернуть его "блудный" нос на свое место, глазам публики предстает такая картина: две комнаты в разрезе - красная и черная. На стене каждой из них огромными буквами - соответственно черными и красными - отпечатаны два фрагмента текста. Выглядит эффектно, но что это? Когда я нашла этому объяснение, то была глубоко изумлена: оказывается, таким образом художник-постановщик Йорг Иммендорф мстил критикам двух наиболее влиятельных изданий страны - журналу "Шпигель" и газете "Франкфуртер Альгемайне Цайтунг", которые полгода назад безжалостно раскритиковали в процитированных таким образом статьях его творение - флаг для фестиваля "Руртриеннале": на черном фоне огненный шар, на котором стоит золотой мальчик и тянется за голубем. В тех же золото-черно-красных тонах была выдержана и постановка "Носа". Тривиально-эффектное сочетание, но об этом ли идёт речь в опере Шостаковича? Мое недоумение по этому вопросу поддержал Александр Виноградов, вот уже второй сезон поющий в театре "Унтер ден Линден":

Честно говоря, я не понимаю, какое отношение это имеет к Шостаковичу, Гоголю или спектаклю вообще. Я считаю, что это довольно бесцеремонное обращение с публикой. Художник использовал постановку оперы в собственных рекламных целях, не имеющих отношения ни к театру, ни к музыке. Режиссер попросту вынужден был как-нибудь приспособить сюжет и действие оперы к декорациям, сделанным художником.

Какие же должны быть отношения между художником и режиссером, чтобы режиссер подстраивался под художника? В конце концов Муссбах - генеральный директор театра?

Я предполагаю, что Муссбах был в это время занят решением политических вопросов. Сейчас же как раз в Берлине решается сложная ситуация с тремя оперными театрами.** В двух театрах должно произойти слияние руководства, один из театров должны закрыть. Я думаю, у него как у интенданта не оставалось достаточно времени, чтобы как режиссеру заниматься спектаклем. Или, возможно, тут примешаны какие-то общественные интересы. Я не знаю что, но только это никак не улучшило художественную сторону спектакля.

Ансамбль певцов, - а в опере присутствует около 50 персонажей, так что большинству исполнителей пришлось играть по две роли, - было сложно оценивать с традиционных позиций оперного вокала. Экстремальные тесситуры, атональная мелодика, женские партии в исполнении мужчин, искусство художественного храпа - все это сполна имеет место в озорном произведении молодого Шостаковича.

Датчанину Стену Бюриелю, впрочем, как и другим исполнителям, приходилось много двигаться. Певцу удалось создать запоминающийся образ не только в музыкальном смысле, но и в актерском - комичные движения, походка, мимика.

— Играть майора Ковалева - это нечто потрясающее! Он ведь сумасшедший! Эта роль требует больших психических, актерских и вокальных затрат. Слава Богу, у нас было много репетиций, потому что в эту роль нужно было вжиться в буквальном смысле слова всем телом. Вся эта роль, я бы сказал, это один долгий танец. После спектакля я каждый раз весь мокрый как после сауны. Конечно, петь при этом нелегко. Но все дело тренировки.

О своем первом впечатлении от оперы Стен Бюриель вспоминает так:

Когда я получил клавир оперы, там было написано все по-русски. Я тогда ничего не понял - ни в музыке, ни в сюжете. Тогда я начал учить русский, чтобы как минимум прочесть этот текст, не переводя его на немецкий, а дословно, читая русскими буквами. Потом очень много работал над текстом, над русскими языком. Я впервые, пожалуй, разучивая роль, работаю сперва только над текстом. Потом я стал разучивать музыку.

Как обычно, когда опера ставится на иностранном языке, немецкая публика, задрав головы, читала перевод на мониторной строке над сценой. Задрав голову сидела и я, потому как кроме россиянина Виноградова и датчанина Бюриеля, который приложил максимум усилий, чтобы его русский был на должном уровне, понять кого-то ещё было достаточно трудно.

Почему же решили поставить оперу на русском? - недоумевала я. Но режиссер Муссбах отстаивал свою позицию в этом вопросе:

А что прикажете: ставить Шостаковича на средне-франкском, или саксонском, или баварском?

Ну зачем же на диалектах? "Евгений Онегина" ставят по всей Германии на "высоком" немецком и ничего, хотя для русского - это мука страшная. Будто другая музыка.

Вот именно. При переводе всегда возникает проблема, что новый текст должен совпадать с музыкальной линией, музыкальной фразой. Это значит, что вся яркость, блеск того, что сформулировано в тексте, будут во многом потеряны. А то, что при этом понятно не каждое слово - это не так важно.

Александра Виноградова такая позиция не убедила:

Обычно, когда ставится опера на любом иностранном языке, исполнители довольно серьезно занимаются языком. Для этого нанимаются специальные репетиторы. То, что было с "Носом", для меня, по крайней мере, странно. Певцы, которые хотели - немножко работали над языком, те же, кто не очень этого хотел, те вообще ничего не делали. Это ненормально. Поют же немцы на французском, итальянском. Это вопрос личной подготовки, и, конечно, проблема в том, что здесь элементарно недостаточно времени уделялось работе с языком - очень жаль. Тем более в такой опере нужно заниматься языком. Музыкальный текст Шостаковича непосредственно связан со словом.

Как уже говорилось, бесспорной звездой постановки был американский дирижер японского происхождения Кента Нагано. Стен Бюриель делится своими впечатлениями от работы с маэстро:

Кент Нагано - очень точный дирижер, все должно делаться "под его палочку". Поначалу мне приходилось непросто, ведь я разучивал эту партию в духе моего представлении о русской музыке, русской душе - rubato, то есть свободно, душевно, лирично, мое сердце пело... А Нагано требовал жесткого подчинения темпу и его руке. Но сейчас все отлично. Он ведь потрясающий музыкант.

На сцене актерам приходилось играть буквально между музыкантами Штаатскапеллы - это ставило перед исполнителями дополнительные задачи:

Когда мне необходимо пробежать между струнниками, я должен знать, какую музыку они в этот момент играют. Если я не сделаю это в удобный момент, то задену их смычки.

По словам режиссера, идея посадить оркестр на сцену пришла к нему потому, что музыка и композиция Шостаковича, и особенно в оркестровых эпизодах между сценами, обладает колоссальным сценическим потенциалом. С этим невозможно не согласиться, и за эту идею берлинская публика была признательна Муссбаху. Но вот были ли ему благодарны за это солисты? Этот вопрос я задала Александру Виноградову:

На репетициях это было ужасно. Когда оркестр сидит перед тобой, а не в яме, то певец его вообще не слышит. Со звуковым балансом мы боролись долго, и, пожалуй, только к премьере мы с дирижером кое-как начали понимать друг друга на сцене. Сложно было установить контакт, поскольку ты часто и не видишь дирижера. Когда при этом еще и не слышишь оркестр, то приходится выкручиваться какими-то невероятными способами. Заслуга дирижера в том, что в результате он очень профессионально сделал звуковой баланс.

По словам директора театра, Кент Нагано будет отныне каждый год дирижировать одну новую постановку в "Унтер ден Линден". Какую же лепту внес собственно в эту постановку сам режиссер? Когда его спросили, каков его стиль работы с ансамблем, он ответил так:

— Для меня люди, которые стоят на сцене - точка отсчета всех моих начинаний. Если бы передо мной были другие актеры, то другой получилась бы и постановка.

Не все певцы, которые все же не являются профессиональными актерами, остались довольны свободой, которую давал им режиссер для самореализации.

У Муссбаха очень интересный способ работы - он предлагает нам искать самим, а дальше говорит, что идет, а что не идет. Но в результате из-за этого нет стилистического единства, нет единой постановки, слишком пестро. В такой опере нельзя давать волю певцам, здесь должна быть довольно жесткая режиссерская концепция. Нужна постановка, а ее не было.

Господин Петер Муссбах, кстати, психиатр и невролог с большим стажем работы. Уже четверть века он ставит оперы, оперетты, спектакли в лучших театрах Европы. Возможно, итоговую неудачу постановки можно объяснить раздвоением безусловно оригинального и интересного режиссера на двух постах. В конце концов, сейчас он нужен театру как крепкий директор, который отстоит право "Унтер ден Лнден" на существование. Публике остается на это лишь надеяться.

"Немецкая волна". Декабрь 2002 г.

Примечания редакции:
* В других ролях: С.Рюгамер (Иван), Х.Мюллер-Брахман (Иван Яковлевич), Ф.Далис (Нос), У.Прив (Подточина) и др.
** Действительно, нынче в оперном мире столицы Германии сложная обстановка. Как известно, здесь находятся три маститых театра с блестящими традициями. Это Немецкая государственная опера, которую часто называют сокращенно по месту ее расположения "Унтер ден Линден", имеющая более чем 250-летнюю историю; Немецкая опера (бывш. Городская опера Западного Берлина) на Бисмарк-штрассе, существующая с 1912 года, тоже богатая традициями (в числе ее главных дирижеров были Б.Вальтер, Ф.Фричай, Л.Маазель, Д.Синополи), и основанная Вальтером Фельзенштейном в 1947 году "Комише-опер". Среди властных структур города существует мнение, что это слишком много. Ситуация удивительная для такой музыкальной страны как Германия. Для сравнения скажем, что в Москве в настоящее время шесть оперных театров, и они довольно хорошо посещаются!

Рекомендуем

• Опера на CD в интернет-магазине OZON.ru