Очередная оперная премьера в Москве вышла веселой. Комическая опера бельгийского француза Андре Эрнеста Модеста Гретри "Петр Великий" на ставший модным в вольтеровские времена сюжет из европейских похождений молодого русского царя была тому порукой. Если говорить о "политической" жизни театра Бертмана, то эта его работа - квинтэссенция "любви" с Французской республикой. Франция гостеприимна по отношению к этому театру, он "платит" ей взаимностью. Идея французского посла о постановке французской оперы на русский сюжет, приуроченной к 300-летию Петербурга, воплотилась в жизнь. Был бы повод, а бутылка найдется!

На послематчевой... простите, оговорился, "послеспектакльной" пресс-конференции тренер... тьфу, режиссер и посол источали друг другу комплименты, а по части улыбок у них все шло примерно также, как при первой встрече Бендера с Корейко: "совсем как у Листа, быстро, очень быстро, гораздо быстрее, быстро как только возможно и даже еще быстрее".

Такая веселая постановка не терпит унылых и заумных рецензий. Постараемся подойти к теме также легко и "необязательно", как это сделали постановщики, следуя заветам старых либреттистов, которых не волновали несуразности и нестыковки их опусов. Такие нестыковки можно было заметить во всем, начиная с буклета. Вот характерный пример: на все той же пресс-конференции мы услышали трогательную историю о партитуре забытой оперы, которую долго искали по инициативе французского посла, наконец, нашли в... Петербурге и передали "Геликону"! Как это сообразуется с информацией в программке о том, что оперу эту уже исполняли в 2001 году в Компьене, разъяснено не было. Впрочем, до таких ли мелочей?

Что же мы услышали и увидели, вернее, увидели и услышали - такой порядок слов будет точнее отражать бертмановский стиль. Была ли это опера? Весьма условно. Скорее некий водевиль с музыкальными вставками. Именно водевиль, а не комическая опера с разговорными диалогами, так как последние были весьма продолжительными и разветвленными.

Был ли это Гретри? По-видимому, также весьма условно. Оркестр наяривал с напором, скорее напоминающим времена Россини. Слово "по-видимому" здесь призвано подчеркнуть, что у нас у всех (что не удивительно), как и у постановщиков (что более странно), весьма смутные представления о том, как надо исполнять эту музыку. Да и сама музыка, можно сказать, находится на перепутье. Никакое это уже не барокко (о чем почему-то говорилось на пресс-концеренции) с его вязью и галантными украшениями, но, конечно, еще и не предромантический динамический стиль начала 19 века с ярко выраженным гомофонным началом. В музыкознании (особенно отечественном) для этого периода французской музыки придумали (точнее, заимствовали из искусствознания) термин "классицизм". Не берусь судить о точности такой характеристики, да нам этого и не требуется... К музыке мы еще вернемся, сейчас же о театре. Там где Бертман - там театр! Это был, безусловно, спектакль Бертмана!

Бертман "вытянул" эту "пиеску", превратив ее в остроумный фарс. Отсебятина, как шампанское, лилась рекой. Причем и по усам текло, и в рот, кому надо, попадало! И не важно, что это "игристое" мало напоминало по качеству оригинальный французский напиток. Важнее, что, все-таки, напоминало. Ибо давно ясно, кто в нашей дремучей "сталинской" оперной жизни (так выразился дирижер постановки Сергей Стадлер) является проводником продвинутых западных "штучек". Как говорится, вся оперная "контрабанда" делается в Одессе... простите, в Москве на Большой Никитской улице.

Все многочисленные западные сюжеты о молодом Петре соревнуются друг с другом в абсурдности. Этот еще не самый бредовый, потому как, собственно, авторского текста мало (либретто Ж.-Н.Буйи). В ариях и ансамблях, по сути, распеваются три-четыре слова. Остальное надо было додумывать. Постановщики использовали также ремарки в партитуре. В итоге, понять, что там было от авторов, а что от постановщиков, затруднительно. Да и надо ли? В череде балаганных шуток все это все равно терялось. Для чрезмерно любопытных, не собирающихся посещать действо, все же сообщу краткое содержание:

Молодой Петр, работающий инкогнито на судоверфи плотником, влюбляется в местную девушку Екатерину. Он предлагает ей руку и сердце. После грустных и веселых недоразумений, "ахов" и "охов" невесты по поводу своего "пролетарского" происхождения, все завершается счастливым концом.

По ходу действия артисты упражняются в шутках, ужимках, гимнастике, легких эротических играх. Общаются с дирижером, апеллируют к залу. Петр Первый залезает на собственный памятник (отлично сделанная штуковина - дело рук штатных художников-постановщиков Игоря Нежного и Татьяны Тулубьевой), как заядлый большевик на свой броневик. Между делом поют. Благодарный зал отвечает им дружным смехом и аплодисментами. Вот, собственно, и все дела. Надо отдать должное Бертману, многие артисты довольно неплохо справляются с ролями и поставленными перед ними драматическими задачами. Думаю, Марк Захаров был бы доволен.

Очевидное лидерство в этом театральном деле принадлежит владельцу судоверфи, старому Жоржу (Дмитрий Овчинников). Не отстают от него и другие мужчины. Женщинам труднее, особенно Екатерине в исполнении Елены Вознесенской. Оперная "закваска" артистки здесь выступает "помехой". Как тут опять не вспомнить сюжет из "Бендера": решили построить электрическую станцию, для раскрутки дела наладили производство рекламных открыток, все пошло прекрасно… и зачем нужна эта станция?

Теперь "за музыку"! Качество материала - большой вопрос! Ясно, что Гретри - не Моцарт и не Глюк, и даже не Паизиелло. Хотя отдельные моменты есть. После "простодушной" увертюры с мотивом из "камаринской" (Гретри проявил здесь хорошее знакомство с предметом, то бишь русским фольклором) и слабоватого первого действия с его примитивной танцевальностью, далее прозвучало несколько неплохих дуэтов и даже отменный квинтет, заставивший "навострить" уши.

Участие Сергея Стадлера было оправдано неожиданным вставным "интермеццо". Изящно взяв скрипку, наш маэстро "сбацал" с оркестром что-то из инструментального Гретри (часть то ли скрипичного, то ли какого иного, переложенного для скрипки, концерта). Исполнение, впрочем, было далеко от совершенства. Но разве здесь это главное? Предоставляю право зрителям самостоятельно решать вопрос: делался ли этот музыкальный конферанс под Стадлера, или, наоборот, Стадлер приглашался специально для такого аттракциона?

Напоследок (сообразно статусу) - о вокале. Вознесенская - прима, хотя еле заметная деградация голоса (возможно временная) начинает проступать. У нового фаворита-студента тенора Максима Миронова (заглавная партия) - одни намерения, не подкрепленные мастерством. Хотя он и взял (микстом) пару сверхвысоких нот, складно звучал в ансамблях. Среди остальных солистов трудно кого-либо выделить особо, слишком уж музыку заслонял театр (такова "цена" бертмановского стиля). Впрочем, и нареканий особых не выдвинешь, что тоже неплохо. Разве что надо пожелать большей легкости и подвижности в голосе.

Стоп, стоп! Я, кажется, перешел на академический тон. Это лишнее! От греха подальше - заканчиваю.

Рекомендуем

• Опера на CD в интернет-магазине OZON.ru