Если бы не было Джакомо Пуччини, могло бы не быть оперы 20 века! Во всяком случае, того, что следует называть оперой 20 века. Вот несколько имен представителей разных музыкальных направлений, которые, тем не менее, кое-чем обязаны этому последнему итальянскому гению – Берг, Прокофьев, Пуленк, Менотти, Барбер, Вольф-Феррари и даже Шостакович… многие, кому не чужда была лирическая «жилка» и возвышенность как контраст к жестокости и жанровости. Это надо понимать правильно. Дело не в том, что ряд творцов прямо или косвенно использовали особенности стилистики Пуччини – этого как раз не следует преувеличивать, а в нечто эстетически большем – самом отношении к опере, к ее сохранению как особого вида искусства, в то время стремительно катившемуся по поствагнеровскому пути к окончательному превращению в музыкальную драму.
А ведь в начале 20 столетия всерьез обсуждался вопрос о «смерти» оперы в классическом значении этого слова. Был, правда, еще один композитор, который понимал ее возвышенную мистериальную сущность – Ферруччо Бузони, однако масштаб дарования Бузони в этой области не позволил ему сказать об этом столь же весомо, как это сделал Пуччини.
Пуччини смог соединить казавшееся несоединимым – условную поэтику классической оперы с жанровыми драматургическими поисками «новой правды», которые занимали умы художников той эпохи. Поэтому он не отстал от времени, и в то же время сумел сохранить безвозвратно улетучивающийся дух того, что уж точно является квинтэссенцией оперы – ее вердиевскую основу. Этого можно не понимать, но этого нельзя не чувствовать, только если ты не сноб и не твердолобый доктринер.
Великие люди всегда парадоксальны. Это хорошо выразил Нильс Бор, указав как-то одному из ученых, что его теория недостаточно сумасшедшая, чтобы претендовать на значимость. Один из парадоксов Пуччини в том, что, сумев придать опере новые жизненные драматические соки, он не дал ей скатиться к театру, пускай и музыкальному, оставив ее в родном лоне музыки. Этим он обессмертил себя и свои лучшие творения, вывел их за пределы тривиального временного потока и «изречённой мысли», которая, как известно, «есть ложь».
Особая тема – мелодизм Пуччини. В условиях жесточайшей мелодической «импотенции» конца 20 – начала 21 веков, охватившей всю музыкальную культуру (причины этого, разумеется, невозможно обсуждать в этом кратком эссе) – этот дар Пуччини спасителен для тех, кто выживает в жестоком современном пространстве (даже не поворачивается сказать – мире). Этот мелодизм, конечно, подхвачен, но не представителями академической музыки, а, например, эстетикой мюзикла (Э. Л. Уэббер и др.), что дает повод снобам от музыки лишний раз пнуть Пуччини, упрекнув в «опереточности». К сожалению, многие из этих снобов «заправляют» сейчас оперными делами (например, Жерар Мортье). Но они не вечны, и автор «Манон Леско», «Богемы», «Тоски», «Мадам Баттерфляй» и «Турандот» переживет их.