О первом спектакле («Король Рогер» К.Шимановского) гастролировавшей в Москве Варшавской оперы, мы уже писали. Сегодня представляем еще два спектакля этого коллектива. Постановки рецензирует Игорь Корябин.

Если «Король Рогер» (в режиссуре Мариуша Трелиньского), с его сложным музыкально-драматическим материалом, принадлежащим уже веку двадцатому, явился чуть ли ни культовым зрелищем для «эстетствующих меломанов», то рождённый веком девятнадцатым «Страшный двор» в постановке, вполне традиционной (режиссёр Миколай Грабовский), хотя и очень условной в сценографических решениях (сценографы Зофья де Инес и Славомир Левчук), произвёл впечатление добротного, ладно скроенного спектакля, правда, без каких-либо высоких вокальных откровений.

Исключая, впрочем, Стефанию Точиску в роли Чесниковой, меццо-сопрано с мировой известностью, пик творческой карьеры которой, впрочем, остался уже позади, но голос сохранил ещё своё завораживающее благородство тембра и удивительную пластичность. К тому же партия Чесниковой весьма эффектна: с выходом, развёрнутой арией, красивыми ансамблями.

Ну, а что касается «Евгения Онегина», то эта суперсовременная постановка на поверку оказалась ни чем иным как откровенной «развесистой клюквой», вмещающей в себя как элементы стиля «а ля рюс», так и вовсе лишённый стиля и здравого смысла сценографический хаос, так любимый режиссёрами-авангардистами и вполне прилагаемый к любому оперному названию, будь то «Евгений Онегин» или, например, «Дон Жуан».

Итак, похоже, акценты гастрольного репертуара намеренно были расставлены так, что главным ударным козырем должен был стать именно «Евгений Онегин», завершавший вояж Варшавской труппы. Отчасти так и получилось, но не по причинам творческим. Никто и не предполагал, что основная часть билетов, особенно на первые дни гастролей, так и останется непроданной. Поэтому чтобы хоть как-то заполнить зал, были задействованы силы многих организаций социальной помощи населению, различных обществ, как музыкального толка, так и нет, чтобы снабдить потенциального слушателя заветным билетом в Большой театр. Но, как известно, земля полнится слухами - и в результате, если на «Короля Рогера» и два представления «Страшного двора» из желающих не попал разве что ленивый, то в последний день на «Онегине» можно было констатировать некое подобие ажиотажа. И то хорошо! Меломаны и завсегдатаи - здесь не в счёт! Эти проникнут куда угодно и на что угодно. Итак, что же услышал и увидел зритель, случайно попавший в театр по линии собеса?

На «Короле Рогере» - мистико-психологическую драму на музыке с непривычно сложным абстрактным визуальным рядом, большим пластом чувственно-эротической фантазии и хореографической пластики. А слух внимал, в основной своей массе, неинтересным и безликим голосам, за исключением Войцеха Драбовича в заглавной партии. Московские меломаны помнят его по конкурсу им. Чайковского 1990 года, когда молодой и обаятельный баритон, кстати на третьем туре исполнявший арию Онегина, стал любимцем публики и заслуженно завоевал 3-ю премию.

На «Страшном дворе» - картина уже более привычная и для глаза, и для слуха. Во-первых, это польская национальная классика, во-вторых, опера-то комическая, хотя и пронизанная идеями патриотизма. Тут есть «редкая» возможность посмеяться над мнимыми проблемами двух пар незадачливых женихов и невест, рождёнными стараниями неугомонной свахи Чесниковой, простым недоразумением, связанным с загадочным названием «Страшный двор», и… идеями патриотизма, как ни странно! Два брата Стефан (Дариуш Стахура) и Збигнев (Петр Новацкий), вернувшиеся из боевого похода за свободу Родины к мирной жизни, в начале оперы твёрдо решившие не жениться, дабы в любой момент быть востребованными служением Отчизне, в конце оперы, как это и бывает, благополучно женятся на двух сёстрах, живущих в поместье Калинове, прозванным «Страшный двор», причём конфликта, кому - на ком, естественно, даже не возникает. На то она и комическая опера, чтобы для «положительных» персонажей всё окончилось хорошо, а плутовство и мошенничество было бы наказано. Братьям, конечно же, по законам жанра никак не обойтись без слуги, в данном случае Мацея (Збигнев Мациас), спор которого с калиновским ключником Сколубой по поводу авторства подстрела кабана, удачно подогретый паном Дамазы, явился ещё одной пружиной, раскручивающей сюжет, помимо интриг Чесниковой и будущих избранниц Стефана и Збигнева.

Кроме не нуждающейся в рекламе и уже упоминавшейся Стефании Точиски, стоит назвать и отметить Ромуальда Тесаровича, исполнителя партии ключника Сколубы, уверенный бас которого весьма задушевно и таинственно представил нам рассказ о мнимых привидениях калиновского поместья - мелодичный запоминающийся номер. Да, пожалуй, ещё - неплохого баритона Адама Крушевского, исполнителя партии Мечника, хозяина Калинова. Он же - отец невест Ханны (Ивона Хосса) и Ядвиги (Анна Любаньска), вокальные возможности которых весьма скромны. Исполнение Ивоной Хосса приятной в псевдоитальянском стиле арии четвёртого действия превращается в прилежное исполнение на уроке вокального музицирования. Тенору Дариушу Стахуре (Стефану), не лишённому приятности, всё же не удаётся справиться с верхами в прелестной романтической арии третьего действия и достичь кантиленного звучания. Гротеск плутовской роли пана Дамазы (Кшиштоф Шмыт) неоправданно сильно превалировал собственно над необходимостью пения. Словом, состав исполнителей «Страшного двора» показал только лишь более-менее удовлетворительный уровень исполнения, заставив задуматься над проблемами этой труппы.

Музыкальная ткань оперы, сотканная Монюшко, неоднородна, местами - наивна и незатейлива, а местами - необычайно мелодична и способна произвести впечатление. Вступительный «патриотический» хор кажется лёгкой опереточной пьеской, а уже финал второго действия, с масштабными ансамблями солистов и хора, когда, кажется, все персонажи оперы собираются на одной сцене, уже представляет собой грандиозное музыкальное полотно. Камерное третье действие спокойно чередуется последовательностью персонажей, их ансамблей и арий. В четвёртом действии оживление и овации зрительного зала вызывает чарующая мазурка (хореограф Эмиль Весоловский), исполненная с настоящей польской изысканностью и галантностью - ведь по сюжету оперы в разгаре новогодние карнавальные торжества. А тут уже недалеко до праздничного свадебного финала, оставляющего в прошлом все козни, страхи и сомнения.

А вот после «Евгения Онегина» у случайного неподготовленного зрителя, которому вручили бесплатный билет в театр, ужасы и кошмары не развеются ещё долго. Меломаны и завсегдатаи - опять-таки здесь не в счёт: они и не такое видели! А что не «в живую», так закромах своих видеотек.

Известна расхожая фраза типа «Пушкин - наше всё». Но ведь и Чайковский - «наше всё», и Мусоргский, и Римский-Корсаков, да и много кто ещё! А ведь и Монюшко для поляков - тоже «их всё». И не кажется ли странным, что своё «национальное всё», в данном случае опера «Страшный двор», в гастрольном репертуаре представлено вполне респектабельной постановкой, а «наше всё» (для поляков, конечно, наоборот - «их всё») бесстыдно превращено в объект эксперимента по «оболваниваю» публики пошлым и мёртвым псевдоискусством?

Мне могут возразить, ведь тот же Мариуш Трелиньский поставил «Короля Рогера» в не менее абстрактно-авангардной манере. Ну, так и экспериментируйте на здоровье с современной музыкой, музыкой двадцатого века и музыкой, которая ещё будет написана в веке двадцать первом! Мистический, нереальный по сути сюжет «Короля Рогера» вполне может оправдать такой подход в соответствии с совсем другой музыкальной эстетикой. Но случай с «Онегиным» - особый, уж больно это лакомый кусочек, и руки новомодных режиссёров так и чешутся, чтобы всё поставить с ног на голову: иначе они попросту и не могут себя реализовать. Ведь популярность можно зарабатывать по-разному, а популярность с душком - вещь даже пикантная, почти как сыр с плесенью: ведь как пахнет, а деликатес! Но давайте посмотрим, что же там «понакручено» в «Онегине»?

Начать надо с того, что режиссёр вводит в действие бессловесного персонажа под именем О*** (актёр Ян Пешек). Вот что о нём, в частности, можно было прочитать на страницах гастрольного буклета в слове от режиссёра: «В нём вообще можно увидеть «постаревшего Онегина», который, по прошествии лет вновь и вновь вспоминает свою жизнь… А может быть, это образ Соблазнителя, который, вызывая в человеке… тёмные… силы, бесконечно мучит его видениями саморазрушения… О***, бессловесный, мрачный, хотя и одетый в белое персонаж проходит в данный момент по сцене и поднимает яблоко. Возникают первые очертания создаваемого мира, пространства, реквизит, люди… Мы видим стол, за которым сидят две пожилые женщины… Благодаря О*** и вместе с ним мы входим в этот мир. Слышно пение…».

Пение-то мы действительно слышим, но так никуда и не вошли, потому что по большому счёту входить некуда и смотреть не на что, разве что кроме пустого пространства сцены и тёмного задника, мгновение назад скрывшего от нас видение какого-то странного красного дерева. Видать, режиссёр вместе со сценографом (Борис Ф. Кудличка) решили поиграть в «райские» яблоки раздора и красный цвет, дозированно распределяя его по ходу действия на фоне общей чёрно-белой гаммы всего спектакля: красное дерево на красном фоне, красное яблоко в руках О***, красные яблоки у «девиц-красавиц» одетых опять в красное, а позже - зловещие красные маски-видения на балу у Лариных и красное платье с накидкой у Татьяны, появляющейся в Петербургском бальном зале - некоем тёмном и опять зловещем пространстве, усеянном красными символами: линиями и ромбами. Может быть, кому-то все эти философские изыски по поводу «потерянного рая» и демонического разрушения психики главной героини, и покажутся интересными, но совершенно очевидно, что ровным счётом они не имеют никакого отношения ни к усадьбе Лариных, ни к жизни Петербурга девятнадцатого века - ипостасям, в которых должен развиваться сюжет оперы Чайковского.

В первом действии Татьяна в сером бесформенном «наряде» весьма напоминает пациентку клиники для душевно больных с медперсоналом в лице мадам Лариной- главврачом и медсестрой Филиппьевной (последние две - уж очень беленькие и стерильные, и вовсе не варенье они варят: медицинский консилиум у них, пока заторможенная Татьяна не иначе как под действием успокоительного невинно вокализирует дуэтом с Ольгой). Последняя же пышет здоровьем и, видать, готовится на выписку, потому так беспечно весела, да ещё и ждёт жениха Ленского, который в скорости и явился с букетом жёлтых цветов и… граммофоном в придачу (с чего-то ж надо начинать будущим молодожёнам!).

Случайно оказавшийся с Ленским Онегин, которому О***, на время исчезая, передаёт Татьяну, пока ничем себя не проявляет. Главное, что Ленский - в белом (они, поэты, похоже, все такие чистые и возвышенные), а злодей-демон Онегин - в чёрном. Пока Ленский распевает свои дифирамбы Ольге на фоне жёлтых пластмассовых цветочков, от одного только вида которых можно пустить слезу умиления, задник становится уже тёмно-зелёным и весь в чёрных стволах деревьев (значит, вышли в больничный сад клиники - убежать отсюда нельзя). Но идиллию сменяет другая пара, Татьяна и Онегин, у которого по отношению к Татьяне уже возникло праздное любопытство, не более. Здесь тоже всё понятно: консилиум решил, что терапия Онегина, галантного господина с тросточкой, Татьяне не помешает, но поздно спохватились. Онегин уже начал приводить свой демонический план в действие: влюбить в себя Татьяну, но самому при этом остаться безучастным. Правда, опытная Филиппьевна - стаж работы у неё большой - «просекла», что здесь что-то не так, пока главврач Ларина приводила в порядок книги по истории болезни. Впрочем, о последнем можно только догадываться, так как хор благодарных исцелившихся больных и пляски в честь главврача постановщики решили купировать. Постановочной команде, конечно, виднее: и вправду, нельзя такой ерундой отклоняться от генеральной линии своего «шедевра»!

Правда, Филиппьевна, будучи на ночном дежурстве, попыталась провести с Татьяной разъяснительную работу и даже не дала ей «перо-бумагу», чтобы та всю ночь в приступах душевной болезни могла писать объяснение в любви искусителю Онегину. Да это и не требовалось! Невидимый О*** мгновенно всё сделал вместо Филиппьевны. Итак, всё готово, можно писать, но нет - Татьяну сваливает приступ болезни: вот она упала и в конвульсиях катается по полу, воздевая руки в небу. И всё это происходит на фоне милых сердцу русского человека берёзок, видимые зрителю голые стволы которых напоминают больничную решётку, отбрасывающую при свете луны зловещую тень на мечущуюся несчастную Татьяну! Но наконец-то наша героиня одолела письмо. Неизвестно, радоваться или нет, что Филиппьевна, нарушив свой врачебный долг, передала всё-таки это письмо Онегину. Теперь самое главное: каков будет личный ответ адресата. Но, увы, здесь полное фиаско, и новый приступ болезни вновь сваливает Татьяну. А злодею Онегину только этого и надо!

Второе действие всё в той же клинике Лариной, всё те же персонажи плюс зловещие фигуры-призраки - плод больного воображения Татьяны, правда, к чёрной гамме уже добавился иссиня-зелёный оттенок. Интересно, к чему бы это? Но всё очень просто - мы в центре праздника. Большой торт и французские куплеты - это в честь Татьяны от мсье Трике, по-видимому, директора местного пищеблока. Похоже, выписка Ольги откладывается. Видать, не долечили: ни с того, ни с сего начала вдруг она кокетничать с Онегиным. В результате вызов его на дуэль Ленским, а это уже скандал, который может подмочить репутацию заведения. Все в ужасе, а у Татьяны - новое обострение болезни.

Вторая картина второго действия проходит как-то буднично незаметно, на пустом пространстве сцены, на фоне серого задника. Не успел Ленский толком разобраться в своей красивой арии, в чём же состояла врачебная ошибка в лечении Ольги, как уже злодей Онегин его уже и «прихлопнул», то есть застрелил. Жалко, конечно, беднягу, но сам виноват, не надо было лезть на рожон, а довериться врачам - они лучше знают! Но и для О*** здесь нашлась работа: кому-то же надо подобрать плащ ушедшего в небытие поэта!

Звуки полонеза в третьем действии переносят нас сквозь время на бал в Петербурге, хотя об этом можно только догадываться. Здесь опять всё мрачно. Демон О***, намеренно устроив дефиле для высшего света, подстраивает встречу недавно вернувшегося из дальних странствий Онегина и Татьяны, уже теперь княгини Греминой, похоже, окончательно вылечившейся от недуга, по крайней мере внешне это выглядит именно так. Онегин после объяснения Гремина, узнаёт в ней ту самую Татьяну с причёской «a ля Гаврош» даже без малинового берета. Постановочка, поди, в копеечку стала, так что на берете сэкономили.

Но почему же прозрение наступает только сейчас, в финале этой картины? Догадались? Правильно, кто ж полюбит больную и без титула, а княгиню во всём блеске и, главное, как будто бы здоровую - без вопросов! Естественно, что финальное объяснение не принёсло обоим удовлетворения: Татьяна так и не излечилась от своей болезни-любви, а Онегин только сейчас заболел ею. Но симптоматика-то проявилась ещё до появления Татьяны на балу: придя сюда, Онегин вдруг «плюхается» на пол, как когда-то давно Татьяна, и вообще после этого становится всё более патологически подверженным земному притяжению: и, когда узрел Татьяну на балу, и потом в финале оперы, наедине с ней. Но наедине ли? О*** незримо наблюдает за нашими героями. Он доволен, ведь под его дирижёрскую палочку триумф зла свершился - злодей превратился в жертву этого самого зла!

Вот такая «весёлая» интерпретация. Конечно, и такой бред, по-видимому, может быть притягательным, но всему должно быть своё место и назначение. Если ты - режиссёр, так и ставь оперу, а если ты - психиатр, то лечи в соответствующем месте. А «лечить» в опере и «оболванивать» зрителей не стоит, это, знаете ли, моветон.

Татьяна (Лада Бирюков) - просто антивокальна по природе своего голоса. Мало того, что он слабый и лишён опоры на грудной резонатор, он совершенно бесцветен, не звучит на верхах и совсем не округлён, в то время как «вокальный аппарат» открывается так кругло, что лица не видно, а звука всё равно нет. Если ещё сцену письма под большим вопросом можно считать кое-как спетой, то отсутствие драматических красок в заключительном дуэте просто сводит на нет и убивает весь финал. Онегин (Марцин Брониковский), обладатель красивого драматического баритона, напротив, с вокальной стороны был весьма неплох, за исключением тесситурных проблем, хотя и не очень заметных. Ленский (Адам Дзуниковский) спел свою арию вполне заурядно, без присущего ей задушевного лиризма, пару раз допустив непростительные срывы при звукоизвлечении, возможно, из-за неправильного дыхания. Тройку второстепенных персонажей Ольгу (Анна Любаньска), Ларину (Агнешка Зверко) и Филиппьевну (Кристина Шостек-Радова) ничем особо выделить нельзя, но и претензий к ним как будто и нет. Ария Гремина в исполнении Рафала Сивека прозвучала весьма убедительно, а куплеты Трике (Кшиштоф Шмыт) было интересно услышать в оригинальной французской версии.

Режиссёрская интерпретация оперы не оставляет актёрам никакой возможности для драматической игры. Все передвижения актеров по сцене подчинены чётко регламентированному пластическому рисунку (хореограф Эмиль Весоловский), в результате актёры на сцене - это холодные манекены и марионетки. Построенный вокруг оркестровой ямы подиум, соединяющийся по бокам со сценой переходными мостиками, ещё более подчёркивает замкнутость на зал и необязательность сценического пространства. Так для чего вообще нужно ходить в такой театр, если в нём нет волшебства сцены, если актёры выходят петь на этот подиум, думая, как бы им с него не упасть, и, наконец, если позволительно использовать его для проведения вульгарного дефиле, заканчивающегося прямо в зрительном зале?

Все четыре вечера подряд за пультом стоял Яцек Каспшик - руководитель и главный дирижёр Польской Национальной Оперы. Интерпретация польской музыки, особенно «Короля Рогера» Шимановского, была гораздо более впечатляющей, чем русской. Оркестровая ткань «Евгения Онегина», вся построенная дирижёром на быстрых темпах не высвечивала тончайших нюансов лирических сцен Чайковского. А впрочем, о каких тут лирических сценах говорить, если страшный кошмар «Евгения «Онегина» в польской редакции ещё долго будет преследовать ни в чём не повинного зрителя, даже если и билет ему в театр достался бесплатный…

Рекомендуем

• Опера на CD в интернет-магазине OZON.ru