С точки зрения "рая для меломана", австрийская столица - это, конечно же, не только "Штаатсопер", но и ряд других объектов оперно-музыкального направления, посещение которых способно расширить рамки венских впечатлений и обогатить багаж увиденного и услышанного свежими неординарными красками. При всём различии Москвы и Вены, музыкальные параллели двух столиц, которые удаётся провести, кажутся даже забавными. Судите сами. Венская Государственная опера ("Штаатсопер") предстаёт "аналогом" московского Большого театра.
Народная опера ("Фольксопер") выступает условным прототипом Музыкального театра им. Станиславского и Немировича-Данченко. Камерная опера ("Каммеропер") близка стилю Камерного музыкального театра п/р Б.Покровского нестандартным репертуаром и страстью к эксперименту. Курьёз усиливается ещё тем обстоятельством, что уютный зал театра располагается в подвале, а московский Камерный музыкальный театр лишь недавно перебрался из подвала на Соколе в здание на Никольской.
К тому же, названные венские театры - репертуарные. Исключение из них составляет лишь Камерная опера, выпускающая по четыре тематические премьеры каждый год. Значит, если грамотно спланировать поездку, то за неделю, можно по максимуму охватить целых семь различных наименований, если, конечно, в день прилёта ты полон сил и желания сразу же пойти вечером в театр.
В данных заметках нас будут интересовать две оперы Моцарта (точнее, два его зингшпиля) в двух венских музыкальных театрах. Внутри Ринга, на сцене Камерной оперы, родилась экспериментальная постановка загадочной "Заиды" (премьера 3 мая 2003 года), а за его пределами в сезоне 2000-2001 года огни рампы "Фольксопер" явили на суд зрителя изысканно-современную постановку бесспорного моцартовского шедевра "Похищение из сераля". Эти спектакли в настоящую поездку весьма удачно составили своеобразную моцартовскую турецкую "дилогию", ибо в "Похищении из сераля" в полной мере воплощены и развиты идеи немецкого зингшпиля, едва наметившиеся в "Заиде". Если "Похищение из сераля" - на слуху каждого уважающего себя меломана, то, признаюсь, "Заида" для меня, до знакомства с этой оперой в Вене, была тайной за семью печатями.
Констанция Моцарт обнаружила автограф "Заиды" в 1799 году в наследстве своего мужа. Это был фрагмент (точнее, разрозненные страницы партитуры) музыкального произведения без названия и увертюры, в котором отсутствовали диалоги и какой-либо определённый финал. В результате этого в Лейпцигской общемузыкальной газете в декабре 1799 года появилось объявление, данное женой композитора, из которого следовало, что от Моцарта остался зингшпиль без названия, написанный, вероятно, в 1778 или 1779 годах. При этом был оглашён по именам набор персонажей и следовала просьба "назвать" заглавие этого произведения и, если оно было когда-либо опубликовано, сообщить об этом через газету, где и когда. В разные годы существовало множество редакций этой оперы. В 1838 году, например, появилась редакция под названием "Сераль", и только в 1866 году за оперой закрепилось привычное сейчас название "Заида".
Оперируя дошедшим до наших дней музыкальным материалом фактически не только без конца, но и без начала, однозначно восстановить сюжет не представляется возможным. Венская Камерная опера избрала весьма интересный путь к сердцам своих зрителей, предложив увлекательную версию достаточно бедного либретто 18 века в интерпретации известного и обладающего большой фантазией автора 20 века Итало Калвино. Популярный итальянский писатель, увлёкшийся творчеством Моцарта, создал оригинальную версию сюжета в 1981 по заказу итальянского фестиваля "Музыка в монастырях" для исполнения в монастыре Санта-Кроче в Тоскане. Версия "Заиды" Итало Калвино в Италии ставилась неоднократно, например, в 1995 году на фестивале "Флорентийский музыкальный май". Либреттист воплотил в этой "истории любви и приключений" не только единственно возможное её окончание, но и несколько альтернативных вариантов действия и финальной развязки. В спектакле Камерной оперы итальянская версия Итало Калвино, базирующаяся на оригинальном тексте Андреаса Шахтнера, музыканте придворной зальцбургской капеллы, с которым сотрудничал Моцарт, была представлена в "обратном" переводе на немецкий. Основной вопрос, которым задаётся Итало Калвино, предполагался ли у Моцарта "happy end"? И если да, то какой? Для разрешения сюжетной коллизии в ход повествования автор вводит рассказчика (драматическая роль).
В строгом соответствии с этим, зрителя, открывшего буклет-программу к спектаклю, сразу же ожидал "сюрприз", так как вместо содержания можно было прочитать весьма общую и туманную "установку". Вот её немногословный и местами вычурный текст:
"Рассказчик нашёл "под невероятно разъеденным хламом и ржавой жестью, старыми долговыми обязательствами и ломбардными квитанциями" связку пожелтевших нот - фрагменты оперы, чьё либретто утеряно. Итало Калвино посредством выдуманной фигуры рассказчика пытается реконструировать содержание, собирая из отдельных частей картину, по типу популярной игры в пазлы. Здесь и любимая женщина султана Солимана, Заида, и влюблённый в неё раб султана Гомац. Здесь и загадочная история с медальоном Гомаца, указывающем на его давнее похищение и совсем не рабское происхождение. Министр султана Алазим помогает Заиде и Гомацу при побеге из сераля. Но рассказчик не доволен продолжением действия. История разворачивается по-новому. Что произойдёт, если Алазим также влюблён в Заиду, или если он видит в Гомаце себя в юные годы?"
Из представленной экспликации главных героев выпала только фигура Осмина, начальника стражи сераля. Итак, все герои оперы плюс стражники и рабы сераля (хор) собираются режиссёром-постановщиком Хельмутом Визнером в современном кафе, в котором правит бал бармен-рассказчик, подающий Заиде и Солиману шампанское, а остальным персонажем только что собственноручно приготовленный кофе из "настоящей кофеварки". Всё словно напоминает, что мы находимся в "кофейном царстве" Вены, а перед нами разыгрывается театр в театре. Одеяния Солимана, Заиды и Алазима стилизованы под "восток" и условно театральны, хористы и Гомац - современная молодёжь в майках и джинсах, Осмин - ярко выраженный "металлист" агрессивного нрава, рассказчик - классический джентльмен в костюме с бабочкой и по совместительству официант с полотенцем на рукаве.
На заднем плане сценическая ниша с занавесом, по всей видимости, символизирует сераль, ибо оттуда по ходу действия появляется султан, там же он и восседает "на троне", а за ширмой время от времени исчезают влюблённые голубки Заида и Гомац. Действия как такового не происходит. Обо всех хитросплетениях сюжета постоянно (чуть ли не половину сценического действия) рассказывается в многочисленных диалогах и монологах главных героев (на то он и зингшпиль!) и пространных пояснениях рассказчика. Естественно, всё - на чистейшем немецком языке. Каждый персонаж имеет по паре законных арий, у Осмина - одна. Закономерно, что не обходится также без дуэтов и ансамблей. В первую очередь запоминается лирический дуэт Заиды и Гомаца. Конечно, без понимания немецкого языка в условиях отсутствия обстоятельного изложения представляемой версии либретто, многие нюансы ускользали от восприятия, но на вокальных кусках особенно, теноровых ариях (Солимана и Гомаца) я получал неподдельное удовольствие от прекрасной музыки и хорошего исполнения.
Иногда рассказчик намеренно вторгался в действие, перебивая вокальные номера и направляя действие в нужное ему русло. Но внешнего проявления неоднозначного развития действия, решённого чисто сценографическими средствами, не наблюдалось. Слишком велика в этом спектакле была роль слова. О нюансах же многовариантного развития сюжета можно было только догадываться. Но основные вехи вкратце таковы. Если попытка бегства Заиды и Гомаца из сераля обрекается на провал, то султан Солиман решает обоих казнить, но министр Алазим по версии Калвино также влюблённый в Заиду, уговаривает султана изменить решение и помиловать беглецов. В результате всё хорошо кончается заключительным хором, славящим мудрость и доброту султана.
Певцы на главные роли, за исключением партии Алазима, в этом спектакле дебютируют в Камерной опере. В роли Заиды выступила украинская певица Анна Ковалко. Обладательница неплохого лирико-драматического сопрано в первой своей арии показала немного тяжеловесное и отчасти металлизированное звучание, однако в последующих сольных и ансамблевых номерах этот недостаток был незаметен. Чувствовалась уверенность колоратурных пассажей, прибавка сценической раскованности, драматическая выразительность вокального исполнения. В партии Гомаца выступил тенор из Франции Ксавьер Мас. Лирический, матового тембра, тенор певца оставил приятное впечатление, правда звучал на пределе тесситурных возможностей, и в быстрых пассажах выявил недостаточную гибкость и пластичность. Несмотря на джинсы и футболку певец сумел всё-таки создать лирический образ своего несчастного героя, томящегося в рабстве и гнетущегося запретной любовью к Заиде.
Настоящим открытием стал для меня испанский тенор из Барселоны Давид Алегрет в партии султана Солимана. Солнечного тембра, искрящийся, свободно льющийся "лирический по всем статьям" тенор певца в своих двух ариях заставлял замирать от восторга, настолько совершенным было исполнение. Необычайно фактурная внешность приковывала взгляд и дополнялась драматической наполненностью образа. Певец продемонстрировал феноменальную кантилену, свободу и подвижность голоса, умение петь в высокой тесситуре. В репертуаре певца лирические герои опер Моцарта (Бельмонт, Феррандо, Идамант), Паэра и Паизиелло. В планах - дебют в Барселонском Лисео.
Хорошее звучание и артистизм в партии Осмина продемонстрировал немецкий бас Маркус Рааб, а бас-баритон из Южной Африки Йоган Ф. Кирстен в партии министра Алазима постоянно давился резонирующим и колючим вокалом чисто головного регистра, местами допуская непростительные срывы. Вокальная и артистическая зажатость вызывала постоянный протест, так как уж где-где, а в Вене-то Моцарта всё-таки должны петь на достойном уровне! Этот исполнитель единственно выпадал из общего слаженного ансамбля и нарушал чарующую идиллию моцартовского кружевного бельканто. Роль рассказчика, лихорадочно перебирающего разрозненные листы партитуры в полном недоумении, как из этого создать сюжетное действо, весьма темпераментно представил швейцарский актёр Урс Хефти.
Музыкальный руководитель спектакля - дирижёр из Германии Даниэл Хоем-Гавацца - создал чуткую колористическую интерпретацию моцартовского раритета. Ощущалось его бережное и вдохновенное отношение к партитуре и едва уловимый примат певческого начала над оркестровым в смысле удивительной органичности их сосуществования, что, наверное, в данном случае весьма важно по той причине, что каждую ноту певца из того катастрофически малого, что осталось нашему времени от "Заиды", ловишь с замиранием сердца и не устаёшь удивляться увлечённостью Итало Калвино, создавшего свою версию этого почти забытого зингшпиля.
Мы намеренно много внимания уделили внимания "Заиде" ибо, сценические раритеты случаются далеко не часто. С "Похищением из сераля" на сцене "Фольксопер" всё оказалось гораздо более простым и предсказуемым. Поставленный два года назад, этот спектакль не потерял своей свежести и изысканности. И с вокальной точки зрения это по всем меркам добротный спектакль. Почти смирившись с тем, что в последнее время элегантному моцартовскому стилю почти наверняка не удаётся избежать современных трактовок, режиссёрское воплощение спектакля Маркуса Имхоофа я неожиданно нашёл весьма притягательным, так как явного перебора и откровенных сценографических "вывихов" в этой постановке, к счастью, не было.
При открытии занавеса мы сначала видим пустое сценическое пространство с волнами воздушного шёлка, чрез которые побирается Бельмонт, разыскивая злополучный сераль, разлучивший его с возлюбленной Констанцей. Неожиданно возникающая стена всё из того же шёлка пред взором Бельмонта со стражником Осмином перед ней, охраняющим вход в сераль, повергает его в шок: препятствие непреодолимо. Пока Бельмонт с Педрилло безуспешно пытаются провести Осмина, физически условно исчезающая стена даёт экспликацию сераля и прибывающих к нему паши Селима и Констанцы: неожиданно планшет сцены вздымается словно дольки апельсина, а из-под образовавшегося сценического пространства вырастают полупрозрачные конструкции-башни, олицетворяющие сераль. Весьма неожиданная и впечатляющая сценическая метаморфоза. После первых шагов плана Педрилло, связанного с представлением Бельмонта Селиму в качестве услужливого зодчего, вновь возникшая стена после настойчивого натиска "друзей по несчастью" падает окончательно. Сопротивление Осмина сломлено, а всё дальнейшее действие происходит уже в серале.
Две пары влюблённых персонажей оперы одеты в современный костюм, за исключением Осмина в традиционных объёмных шароварах. Пашу Селима изображает колоритный упитанный бугай-негр в длинной восточной юбке, постоянно дефилируя голым торсом, что как-то не вяжется с высокими, почти жалостливыми интонациями его голоса (актёр Нихолас Мону). Создаётся впечатление, что он может только просить и ждать Констанцу, а не повелевать ею. В этом заключён неким гротеск образа, а может быть, и пародия на этот персонаж. Комические моменты оперы, связанные с Осмином, разыграны весьма изящно и доставляют милое удовольствие. Сцена побега и поимки беглецов интересно обыграна с помощью приставных лестниц, к которым потом привязывают попарно пойманных Констанцу и Бельмонта, Блондхен и Педрилло. В таком "неудобном" положении беглецы и ожидают своей участи, а вернее, снисхождения к себе со стороны только на первый взгляд кажущегося грозным паши Селима, а на самом деле доброго негра с ангельским голоском. Картонная ситуация, придуманный сюжет, но какая жизнерадостная и гениальная музыка в изящной режиссёрской трактовке!
Вокальный состав не выявил особых откровений. Героини-сопрано Едит Линбахер (Констанца) и Хироко Коуда (Блондхен) не впечатлили роскошеством голосов, но показали весьма грамотное и выверенное исполнение. Из двух теноров вокально больше запомнился Стив Дэвислим (Бельмонт) как обладатель красивого тембра лирического тенора, звучание которого слегка, правда, было омрачено натужными верхами. Артистический кураж в большей степени был присущ Оливеру Рингельхану, вокальные данные которого оказались значительно скромнее. Зато роскошный бас Андреас Хёрл оставил самое благоприятное впечатление как вокальной, так и артистической гранью созданного им образа незадачливого стража сераля Осмина.
За дирижёрским пультом стоял Марк Фостер, весьма темпераментно и на подъёме проведший весь спектакль и особенно вдохновенно исполнивший развёрнутую многоплановую увертюру, что нашло благодарный отклик у зрительного зала.
Однажды я уже был в этом театре. В прошлый раз давали "Летучую мышь", от которой осталось впечатление весьма качественного и по всем меркам классического спектакля. Но после вторичного возвращения сюда на "Похищение из сераля" впечатление уверенной добротности продукции этого театра прочно прописалось в моём сознании. Я ещё больше укрепился во мнении, что если в посещении "Штаатсопер" возникают неизбежные окна, то их можно и нужно использовать для посещения этого весьма демократичного по своей сути музыкального театра, носящего красивое и гордое название "Фольксопер".