— Вероника, давайте начнём знакомство с Вами с самого начала, с детства. Как и когда Вы запели?
— Любовь к музыке привил мне папа. У него был замечательный голос, в юности легко мог бы поступить в Тбилисскую консерваторию, но в то время считалось, что для кавказского мужчины, осетина, пение – это несерьёзно. И он стал профессиональным спортсменом, тренером по тяжёлой атлетике.
Семья у нас вся очень музыкальная: с сестрой, которая и сейчас живёт в Южной Осетии, и с папой постоянно в детстве пели, устраивали домашние концерты для родни и соседей. Я училась в Цхинвале в музыкальной школе на фортепиано и была солисткой школьного хора, с которым мы разъезжали и выступали по окрестностям.
Там же поступила в музыкальное училище на вокальное отделение, но уже через год перевелась во Владикавказ в класс Нелли Ильиничны Хестановой, которой благодарна до сих пор – она заложила хорошую вокальную основу и была для меня просто второй мамой.
По рекомендации Нелли Ильиничны я, закончив училище, поехала поступать в Санкт-Петербургскую консерваторию к профессору Тамаре Дмитриевне Новиченко. Сейчас многим она известна как педагог, подарившая миру Анну Нетребко. В тот год, когда приехала в Питер, на вокальный факультет случился рекордный конкурс – около 500 человек, из них, как водится, более 400 – сопрано. Меня спасла и позволила поступить серьёзная сложная программа, крепкая профессиональная база училища.
— А после окончания консерватории занимались с кем-то, может быть, посещали мастер-классы?
— Нет, успела скорее побеседовать – пообщаться с Лючано Паваротти и Джоан Сазерленд. Но я в принципе не считаю, что мастер-класс даже у самого великого певца может дать серьёзные вокальные навыки. Для интереса, престижа – да, безусловно. Но по сути своей – это коммерческая затея, чтобы дать немного подзаработать артистам, уже отошедшим от активной деятельности. И потом, далеко не каждый великий певец может хорошо учить, чаще педагогами по призванию становятся вокалисты среднего звена.
Заниматься школой всё равно надо самому непрерывно, хоть полчаса в день, помимо театрально-концертной работы.
— Есть ли у Вас постоянные концертмейстеры?
— В Большом театре обожаю заниматься с Маргаритой Петросян. И ещё при любой возможности иду за советом к нашей замечательной Маквале Филимоновне Касрашвили. Она и сама до сих пор в прекрасной вокальной форме, и всегда поможет.
— Какой театр считаете своим, словно «порт приписки» у корабля?
— Театр оперы и балета в Новосибирске. Да, лететь далеко, от Москвы – как до Мадрида, но в другую сторону. Я там приглашённая солистка, но для меня создают все условия и идут навстречу моим планам и пожеланиям.
— Это ведь один из самых больших оперных театров мира, как справляетесь с акустикой?
— Да, его называют «Сибирский Колизей». Но меня масштабы не пугают. Для умных певцов, умеющих петь острым собранным звуком, наполнить этот огромный зал не проблема. При этом моя постоянная квартира в Праге, этот дивный старинный город очень удобен в плане передвижений по Европе.
— Каковы Ваши репертуарные предпочтения, как определяете свой голос?
— Лирико-драматическое сопрано. Пожалуй, самое крепкое из спетого на сей день – Горислава в «Руслане и Людмиле» Глинки. Упорно отказываюсь пока от «Тоски» и Лизы в «Пиковой даме», но уже спела Леди Макбет Верди, эта партия мне оказалась очень удобна. Абсолютно моя роль – Виолетта в «Травиате», ведь, по сути, колоратура там – только в арии из 1-го действия, а далее нужно лирико-драматическое сопрано.
У меня от природы гибкий вокальный аппарат, поэтому удаются и Беллини, и Доницетти, и Моцарт. Вообще – западный репертуар даётся легче, из русского пока выбираю лишь немногие названия: Татьяна, Иоланта, Горислава вот в последней премьере Большого театра. Правда вскоре предстоит петь Ярославну в премьере Гамбургской оперы в постановке Дэвида Паунтни.
— Делали ли Вы студийные записи?
— Да, и постоянно меня мучают, что слишком большой голос, перегружаю микрофон. Так было и в студии, и на телепроекте «Большая опера», где всё время отгибали подальше ото рта радиопетличку. Больше нравятся записи живых выступлений. Мне вообще плохо, когда помещения маловато, моему голосу комфортней на просторе.
Нас в России в принципе акустически неправильно учат. Для классического вокала необходим как можно больший отзвук – никаких ковров в помещении, минимум тканей и мягкой обивки. Самое лучшее – натуральное дерево, так в большинстве старых итальянских театров. Поразительное ощущение в театре Палермо – огромный на 3000 мест зал, но ты слышишь свой голос идеально, всё летит и несётся, как в храме. Показали заветное место, с которого любил петь Карузо – там фантастически звучит!
Поэтому часто в Европе говорят: «У русских неправильная школа, вы слишком кричите» - многое закладывается от переглушенных помещений в начале занятий. Неожиданно поразила уровнем оперной культуры и акустикой залов Южная Корея – и там даже в гримёрках почти нет тканей, только дерево. Вообще – это моя любимая страна, особенно столица, Сеул.
— Давайте вернёмся к проекту «Большая опера» на телеканале «Культура». Вы совершенно заслуженно выиграли это состязание. Но лично для меня, как и для многих меломанов, уже с первого прослушивания стало ясно – серьёзных соперников у Вас просто нет. Вы, единственная, показались сложившимся профессионалом, хотелось Ваши номера просто слушать и наслаждаться, без критики. Даже всплыло в голове сравнение «не от туда» - как Пеле в дворовой команде!
Но, всё же, всё же… А если бы какая-то злая случайность – болезнь или травма, и не смогли бы показаться во всём блеске, уступили бы, что тогда? Да и зачем «оно» Вам? Ведь в отличие от других конкурсантов, вчерашних или сегодняшних студентов, Вероника Джиоева уже достаточно известна в европейском оперном мире, обладает постоянными ангажементами в лучших театрах, расписана на несколько лет вперёд!
— Да, я была абсолютно уверена в своей победе. Если бы это было не так – меня давно бы растоптали, потому как нет ни влиятельной родни, ни мужа-бизнесмена. Не скрою, я люблю славу и популярность. Артист, который говорит, что равнодушен к этому – по-моему, мягко говоря, лукавит. И даже при малом рейтинге телеканала «Культура», появление на экране очень способствует росту известности и новым творческим связям. Что делать, ОРТ или НТВ нас не зовут!
Например, посмотрев меня по телевизору, пригласили спеть Реквием Верди в Светлановском зале Дома музыки. Очень много интересных поездок по России наметилось – от Петрозаводска до Улан-Удэ. Ну, когда бы я попала в эти города?
Ещё спела вместе с нашим конкурсантом Сергеем Плюсниным на презентации премии «Кумир», вживую познакомилась с великими актёрами театра и кино – Алексеем Баталовым, Элиной Быстрицкой, Андреем Кончаловским.
— Проект «Большая опера» снимался в павильоне Мосфильма. Вносило ли это свой, «киношный» оттенок в процесс: свет, цвет, «мотор, начали», превалирование красоты картинки над звуком?
— Ну, условно это можно назвать первым кино-опытом. Но всё же не так много было видеоряда, в меру. Записывали номера – арии, как правило, с одного дубля, живьём. В этом смысле – всё по-честному.
— Смотрела примерно половину туров. И всегда казалось, что комментарии членов жюри, прославленных Елены Образцовой, Тамары Синявской, профессора Дмитрия Вдовина и других – несколько затянуты. Всё вроде хорошо, и по делу, но теряется нерв передачи, действие зависает.
— Это же первый подобный опыт! Ещё примерно половину комментариев вырезали при монтаже, и зачастую больше лестных.
— Немного удивил Ваш выбор русской арии. Песня Земфиры из «Алеко» – явно не принадлежит к популярным, да и, честно говоря, гений Рахманинова именно в этом номере его дипломной работы не очень слышен…
— Мы так решили, потому что эта цыганская песня «Старый муж, грозный муж» эффектна именно для экрана. Можно обыграть, одеть яркую юбку. Ну, не петь же огромную сцену Гориславы или пронзительную Куму «Где же ты, мой желанный»!
— Помогал ли Вам в начале пути, как земляк, Валерий Абисалович Гергиев?
— Да, он очень тепло ко мне отнёсся, я спела с ним «Травиату» в Мариинском театре, репетировала «Дон Карлос». Но ведь ему нужно, чтобы я была у него, в Санкт-Петербурге, а я не хочу становиться в очередь ещё с несколькими другими сопрано. Хотя поработать с маэстро Гергиевым просто мечтаю снова, и снова. У нас есть постоянная связь, но всё труднее утрясать общие планы, я расписана до 2014 года. Сейчас улетаю в Мадрид, потом в Гамбург. Очень ждут в Новосибирске, там специально для меня готовится «Фауст» Гуно, считаю, что Маргарита – это моя роль. В феврале опять «Руслан» в Большом, там же «Дон Жуан» также в постановке Д. Чернякова в марте.
— О, вот и прозвучало это роковое имя возмутителя спокойствия на оперной сцене. Расскажите о Ваших отношениях с современной режиссурой вообще и Черняковым в частности.
— Знаете, я и в жизни непостоянна во всём, даже в простых вещах, вроде одежды или запахов. Поэтому мне интересно всё пробовать, экспериментировать. Ну почему всё время играть только традиционные рутинные постановки? Я их уже наигралась досыта – и в Новосибирске, и ещё много где! Да, такая осовремененная Горислава мне была интересна. И потом, общеизвестно, Дмитрий Черняков мастерски и завлекательно работает с актёрами. Он, кстати, не только диктует, но и многое принимает от нас, вносит нюансы и изменения по ходу репетиций.
— Вставая на Вашу, профессиональную позицию, могу понять. Всё равно как искусному кулинару уже неинтересно готовить банальное жаркое или борщ – ему, чтобы реализоваться, необходимо находить диковатые для обывателя сочетания, вроде рыбы под шоколадным соусом или фаршированных трюфелей. А насколько это вкусно для посетителей – большой вопрос. Так и в оперном театре. Но почему волей одного человека украдена, сразу зачёркнута для посещения детьми и подростками, одна из немногих в русской классике сказочных опер со счастливым концом? Ради горстки эстетов, объевшихся традиционным?
— Про детей согласна, это действительно жаль, что на «Руслана» Чернякова им нельзя. Но Дима такой убедительный в своих концепциях и объяснениях! Хотя он не только душевный, бывает и вредным в процессе работы. Но, поскольку «Руслан» наша уже не первая встреча – мне было с ним легко, понимала его требования с полуслова.
— Вокальных «жертв» от Вас требовали – бегать-прыгать во время пения?
— Ещё каких! Я всё время ношусь по лестницам, но не жалуюсь, сейчас так почти везде, достаточно посмотреть видео-записи европейских театров, где звёзды первой величины вытворяют почти акробатические номера.
— А чисто по-женски не обидно выходить на сцену в «прикиде а ля Черкизон»?
— Нет, нормально, «Черкизон» на мне и в «Дон Жуане», и даже Леди Макбет в Новосибирске вся в чём-то грубо-вязаном.
— Ну, это ж оттуда и пошло: «тлетворное влияние Запада». У них, где мостовые шампунем моют и даже клошары чистенькие, иногда хочется вернуться к истокам, посмотреть на помойку в театре, на актёров, одетых, как бродяг. А у нас и в жизни сполна ужаса, грязи. Люди идут в театр за красотой, волшебством, а там…
— Да, иногда знакомые жалуются после спектакля: «Ну, пусть лучше будет неправда, но мы хотим этой сказки!» Что делать, актёры – люди подневольные, вынуждены подчиняться.
— Как считаете, насколько должен артист углубляться в изучение хроник, литературы, если поёт в опере на исторический сюжет? Или зачем тратить время, раз постановщик всё равно изменит концепцию и перенесёт действие в наши дни?
— Нет, я считаю, контекст надо знать обязательно. Вот мне предстоит Ярославна в Гамбурге. Обязательно перечитаю «Слово о полку Игореве», ещё что-нибудь про Русь 12-го века супруг мне найдёт, он «в материале». А то, что от этого режиссёр Паунтни скорее всего камня на камне не оставит – пусть будет на его совести.
— Ещё одна яркая одиозная фигура современного музыкального мира – Теодор Курентзис. Как складывались Ваши отношения с ним?
— Да, этого маэстро или боготворят, или ненавидят. Для меня Курентзис сделал очень много. Он меня привёл в Новосибирский театр после конкурса им. Марии Каллас, он первый предложил мне, ещё студентке 4-го курса, серьёзный контракт. С Теодором мы сделали более 14-ти главных партий. Среди них «Свадьба Фигаро», «Cosi fan tutte», «Травиата», «Дон Карлос», «Макбет», Мими и Мюзетта в «Богеме», сольные партии в Реквиемах Моцарта и Верди. Я ему безмерно благодарна!
— Но есть мнение, что чем ярче маэстро, как симфонист, тем труднее ему даётся аккомпанемент.
— У Курентзиса оркестр играет замечательно сам по себе. И потом, он один из немногих сейчас молодых дирижёров, кто любит работать, репетировать. Его бесконечные повторения - испытание терпения всех участников. Малейшая неточность – он сходит с ума, запоминает всё железно! Конечно, работать с ним очень трудно, его непросто понимать, у него своё слышание музыки, своя концепция. Некоторые певцы жалуются, что почти теряют голос «от Курентзиса». Со мной такого не случилось, я хитрая! Но ради работы с неординарным музыкантом стоит искать взаимопонимания, у меня с Теодором это получается.
— Ваш муж – симфонический дирижёр Алим Шахмаметьев. Удаётся ли совмещать гастрольные графики, чтобы побыть вместе, выступить в семейном дуэте?
— Самое приятное для меня – петь с оркестром, ведомым мужем. Все мои записи сделаны с ним, будь такая возможность – иного маэстро и не желала бы. Он меня знает и чувствует, как никто, у него удивительно мягко, вокально звучат инструменты. Алим – выпускник старой доброй питерской дирижёрской школы, потом стажировался в Веймаре. Он очень много знает вообще – и в музыке, и в культуре, искусстве, почти в совершенстве владеет английским и немецким языками. Всегда со мной на всех прослушиваниях, поддерживает, вникает в деловую «бумажную» сторону контрактов. И при том он такой загадочный! Но практически всё может объяснить, и никогда не обманывает. Только муж – спокойный, мудрый, уравновешенный, может выдерживать мой бешеный темперамент.
— Дирижёры, как правило, отлично владеют фортепиано, не пробовали Алима в качестве концертмейстера?
— Ой, это у нас чудесно получается! Публично ещё не пробовали, но уже подначиваю его, напоминаю про Ростроповича за роялем. К сожалению – пока просто не совпадаем по графикам. У Алима сейчас свой камерный оркестр в Новосибирске, потрясающе талантливый коллектив.
— Но Вам хватает времени для семьи, общения?
— Нет, конечно, всегда этого мало, урывками. Муж старается вырваться со мной в Европу – вместе ездим в Прагу, Вену.
— А гастрольные соблазны вокруг молодой красивой женщины-певицы?
— Постоянно влюбляюсь в партнёров, дирижёров. Но это - другое, творческое и платоническое. Алим меня и здесь понимает.
Так сложилось, что у меня на Родине, в Южной Осетии, уже почти взрослый 16-летний сын. Первый раз я вышла замуж и родила ребёнка совсем юной, едва закончив школу. Тогда даже не предполагала, что может сложиться большая карьера. К счастью, сейчас у нас с сыном есть контакт, он приезжал и жил со мной в Москве во время репетиций и премьеры «Руслана». Но всё сложно – сын там, мои родители в Германии, а мы с Алимом мотаемся по миру, как перелётные птицы.
— Поддержку-влияние осетинской диаспоры ощущаете?
— Вот во время телепроекта писали, чтобы вела себя поскромней! Но при этом на День города в Цхинвал пригласили не меня, а самую разную, и недешёвую, между прочим, попсу. Хотя народ, земляки, меня знают и помнят. До войны, пока не разбомбили наш замечательный концертный зал со старинным органом, я сделала два сольных концерта. Это совершенно особое чувство, когда приходят твои бывшие соседи, люди, знавшие ещё девчонкой. Они живут очень скромно, бедно. После европейских столиц сразу бросаются в глаза беззубые рты у многих. Но сцену засыпали цветами, негде шагнуть было, слёзы, объятия, просьбы приезжать ещё.
— Ваши отношения с Интернетом, с You Tube?
— Спонтанные пиратские выкладки стараюсь убирать. Самодельные ролики, пусть и сделанные поклонниками, бывают ужасны не только по звуку, но и картинкой, ракурсом! Откуда-то берётся лишнее в лице, фигуре, руках. Я не такая громоздкая на самом деле!
— Подтверждаю, сидите Вы сейчас передо мной стройнее и моложе, чем даже в телевизоре. Форму поддерживаете специально или пока нет такой проблемы?
— Телеэкран прибавляет, говорят, килограмм шесть, поэтому так. Но я за собой слежу постоянно, периодически хожу в тренажёрный зал. Чётко знаю разумные пределы своего веса, и держу его!
— Желаю Вам и дальше, и подольше оставаться в прекрасной и вокальной, и физической форме. И до новых встреч!
Беседовала Татьяна Елагина