Славянские сирены для Рихарда Штрауса

Славянские сирены для Рихарда Штрауса
Оперный обозреватель

Сегодня мы завершаем публикацию венских впечатлений А. Матусевича: после «Бала-маскарада», «Зигфрида» и «Гибели богов» черед дошел до «Ариадны на Наксосе».

Культуртрегерская роль Мариинского театра в освоении вагнерианы в России известна: это одна из важнейших стратегических линий театра с тех пор, как Гергиев стал его руководителем. Но в последнее время Мариинка успешно осваивает наследие и другого гениального немца, другого Рихарда – Штрауса, также вовсе не обласканного российской театральной практикой. Если в 1990-е годы это были два робких прикосновения в виде постановок «Саломеи» (в 1995 и 2000 годах), то в нынешнем десятилетии петербургский театр уже смело взялся за «Электру», «Ариадну на Наксосе» и «Женщину без тени».

Таким образом, в России только еще приступили к созданию собственной штраусианы. Тем любопытнее послушать оперы Штрауса там, где сложилась устойчивая, можно сказать, великая традиция, где их интерпретация давно уже признана эталонной, а именно в Венской государственной опере.

Оперы Штрауса имеют огромное значение для репертуара этого театра – это без преувеличения один из краеугольных его камней. Штрауса ставят здесь много и охотно. Девять лет назад мне довелось посмотреть здесь «Кавалера розы», и это был один из самых тонких, изящных и с любовью сделанных спектаклей, из тех, что мне пришлось видеть в Вене за все три мои визита сюда.

«Ариадна на Наксосе», что выпала на мою долю в этот раз, опера - восхитительная во всех отношениях. Музыкальный ее язык настолько выразителен, роскошен, что, погружаясь в него, никак не желаешь выходить из этого состояния еще долго по окончании спектакля. Сюжет – остроумен и интригующ, здесь композитор показывает всегда интересный для сторонней публики, для непосвященных, мир театрального закулисья – с его интригами, несуразностью, смешными амбициями и обидами. Кроме того, этот мир показан гротескно, причем во втором акте эта издевка выносится из мира закулисья и на авансцену.

Спектакль Венской государственной оперы относится к тому же типу, что и виденный несколько дней до того «Бал-маскарад» - это добрая старая классика, с удивительными по красоте декорациями (художник – он же режиссер спектакля Филиппо Сенджаст) и иллюстративной, «неконцептуальной» (беру это в кавычки, ибо концепция-то как раз очень четко прослеживается в этой постановке – но она не искусственна, не надуманна, не притянута за уши, как во многих так называемых «постмодернистских» вариантах) режиссурой, которые позволяют певцам-актерам без особых мудрствований воплощать на сцене задуманное композитором. Данный спектакль с очевидностью доказывает, что в этой эстетике, в этих художественных координатах работать можно, и простора для творчества – непочатый край. Если спектакль сделан профессионально и красиво одновременно, то этого вполне достаточно, это уже само по себе работает на раскрытие смыслов, заложенных авторами произведения. Ничто в такого рода постановке не поражает, не шокирует, но всегда ли это нужно? Единственная ли это цель театра (помните, по Бертману, - «зритель всегда должен получать в театре эмоциональный ожог»)? Вряд ли. И уж точно – не это основная цель оперы, как особого вида театрального искусства.

«Ариадна на Наксосе» в Венской государственной опере сделана именно профессионально и красиво: иначе не скажешь. Это изящный спектакль, насквозь пронизанный утонченным венским духом, что выражено во всем – в легких ажурных декорациях, неярком освещении, бежево-пастельно-голубой благородной цветовой гамме и продуманной игре актеров, которые просто зажигают зал своей энергией.

Я назвал «Ариадну» спектаклем, аналогичным «Балу-маскараду». Да, это так. Если касаться художественного оформления и отчасти режиссуры. Но в отличие от статуарной инсценировки вердиевского шедевра в «Ариадне» куда больше жизни и задора, милых затей и собственно интересной актерской игры. Конечно, в этом во много сказывается жанр оперы – кардинально отличный от трагического «Бала-маскарада», в котором, правда тоже есть элементы игровые, комические, но они там не главные.

И теперь пришло время сказать о главном, что отличало два этих традиционных, «музейных» спектакля – о качестве музицировния.

Сказать, что ваш покорный слуга получил большое удовольствие от музыкального уровня спектакля, значит ничего не сказать. Музыкальная сторона дела была, бесспорно, экстракласса: на моем веку я могу по пальцам перечесть спектакли, о которых можно с полным правом воскликнуть: «Великолепно!» И венская «Ариадна» принадлежит к таковым.

На первом месте, конечно, вокальный ансамбль во главе с двумя звездами первого положения – Эдитой Груберовой (Цербинетта) и Адрианой Печонкой (Ариадна). Именно о работах этих двух артисток хочется говорить особо, хотя и все прочие певцы, исполнители сравнительно небольших партий (а населена персонажами опера изрядно) были на высоте. Все-таки необходимо отметить приятный лирический тенор британца Ланса Райена (Вакх) и ювелирную нюансировку южноафриканской (бурской) певицы Мишель Бридт (Композитор), в голосе которой, однако, все-таки маловато альтового окраса. Красивые голоса и отличную ансамблевую культуру продемонстрировали три молодых певицы – Лидия Раткомб (Наяда), Роксана Константинеску (Дриада) и Элизабета Марин (Эхо).

Канадское сопрано польского происхождения с несколько смешной для русского слуха фамилией Адриана Печонка уже много лет и успешно поет в Венской государственной опере, свидетельство чему – почетное звание Каммерзенгерин, получено два года назад от австрийского правительства. Удивительно, но в России это имя почти совсем незнакомо, хотя певица ничем не уступает, например, широко известным у нас американке Рене Флеминг или финке Карите Маттиле, также певицам амплуа лирико-драматических героинь. А обратить внимание на Печонку и российским меломанам, продюсерам от классики стоило бы, притом самое пристальное. У певицы большой и исключительный по красоте голос, причем его особое обаяние, увы, не передает звукозапись. Говорю об этом с полным знанием дела, ибо мое заочное знакомство с певицей состоялось посредством прослушивания записи, и, честно говоря, особого впечатления она у меня не оставила: техничное, но бледноватое сопрано, подумалось мне. Совсем не то при прослушивании «живьем»: у Печонки удивительно мягкий, обволакивающий тембр голоса, богатый обертонами. Для «примадонского» статуса в нем есть все: и густота, полнокровность низа и середины, яркость и звонкость верхнего регистра, отличное дыхание на долгом легато. Вязкий, сочный, «жирный» звук, тем не менее, не выдается певицей с превосходством и хвастовством, но подчинен задачам музыкальной выразительности: когда необходимо, Печонка делает его исключительно прозрачным и мягким, словно кисейным, и он нежным пиано парит над залом. Скажем прямо – придраться не к чему, да, честно говоря, и не хочется, поскольку музыкальность певицы вызывает искренний восторг. Добавьте к тому, что Печонка – просто красивая женщина с царственной осанкой и благородными чертами лица, - и портрет примадонны будет вполне завершенным.

Раздавая хвалы Печонке, не лишне напомнить, что певица находится на пике своей карьеры, она еще достаточно молода, полна жизненных сил и энергии, поэтому радужная картина выглядит вполне естественно.

Не то Эдита Груберова. О возрасте дам говорить вслух не принято, но в данном случае удержаться трудно. Груберовой – 63: просто выступать на оперной сцене в таком возрасте уже само по себе подвиг. Но так, как это делает словацкая звезда – это подвиг вдвойне. По ее походке, грациозности и легкости движений ей не дашь больше сорока. Но это еще полдела. Поет Груберова также хорошо, как и тридцать лет назад: ни малейшего намека на возраст, голос по-прежнему звонкий и искрящийся, превосходный верхний регистр, которым певица владеет фантастически, мягкая середина. Известно, что последние лет пятнадцать-двадцать Груберова стала всерьез наведываться в репертуар, предназначенный для более плотных голосов (например, она нередко поет беллиниевскую Норму): чаще всего такие эксперименты даром не проходят. Но только не у многоопытной Эдиты. Особенно любопытно было послушать ее после этих экспериментов в архисложной колоратурной партии Цербинетты, в которой Штраус пользуется этим типом голоса экстремально, на грани цирковой акробатики. По сравнению с колоратурами белькантовых партий сложность увеличивается вследствие нетривиальных гармоний. Груберова поет все это с необычайной легкостью, играючи, ее работы не видно ни на одну секунду, она вся в образе кокетливой, смешливой и капризной примадонны, призванной по замыслу устроителя оперного представления, некоего венского богача-самодура привносить в античную драму элементы комедии дель-арте. Настоящий фейерверк и колоратур, и актерского лукавства и шарма, подлинное венское шампанское разлила по залу Штаатсопер знаменитая словачка. Бурям оваций не было конца – что не просто справедливо, а еще и мало на наш взгляд. Фанаты певицы развернули в одной из лож плакат с разноцветными буквами «Grossmaechtige Edita» и это выглядело более чем уместно и естественно, ибо на сегодняшний день она действительно великая, мало кто в мире вокала может сравниться с ней феноменальным мастерством – и вокальным, и актерским.

Дуэт славянских ворожей вокала был подкреплен высококлассной игрой оркестра под управлением Ульфа Ширмера. О технических стандартах я не говорю – все было исполнено на отлично. Главная заслуга – красочность, яркость, тембровое разнообразие оркестровой игры. Чувствовалось, что музыканты владеют этим материалом превосходно, что позволяло им, так же как и двум примадоннам музицировать свободно. Настоящий праздник музыки, вокала и театра, оказывается, можно повстречать в Венской государственной опере и на, казалось бы, рядовом, непремьерном спектакле.

Вена — Москва

0
добавить коментарий
МАТЕРИАЛЫ ВЫПУСКА
РЕКОМЕНДУЕМОЕ