Интервью с Полом Карраном

Людмила Яблокова

Специальный корреспондент

08 мая 2011

2973

А кто же царь? Или история о власти, любви и насилии в современном русском обществе и в опере

Премьера оперы «Царская невеста» Римского-Корсакова с триумфом прошла на сцене «Ковент-Гардена». Это дебют на Королевской сцене известного шотландского режиссера Пола Каррана (Paul Curran), с которым встретилась наш новый корреспондент Людмила Яблокова и эксклюзивное интервью которой мы предлагаем читателю.

— Почему ваш выбор остановился именно на этой опере?

— Когда впервые я посмотрел партитуру «Царской невесты» в 2000-ом году, то купил ее, не задумываясь. Я не знал наверняка, что буду делать с этой русской оперой, поскольку никогда не видел и не слышал ее.

Пол Карран

Но, видимо, где-то, подсознательно во мне созревали идеи, как ее можно поставить, и я хочу сказать, что мне было чрезвычайно интересно работать с этим материалом. Мне кажется, что я больше чем кто-либо из англичан (иностранцев), понимаю, что там происходит. Я считаю ее одной из самых современных опер, когда-либо написанных.

— Вы шутите! История, основанная на событиях 16 века с Иваном Грозным в главной роли?

— А у меня события разворачиваются в современной Москве... Я думал сперва, что русские актеры будут против такой трактовки, но оказалось – наоборот, они поддержали меня. Я уверен, что ставить историческую оперу только на фактуре 16-го столетия, нельзя. Это же не музей, театр! Слишком огромная временная дистанция отделяет ту эпоху и современный мир.

— Я полагаю, это было непросто, найти какую-то связующую нить между 16-ым столетием и современностью?

— Да, я долго думал о том, как это рассказать. Пока не понял, что в этой опере подняты актуальнейшие проблемы, что в ней абсолютно четко прослеживается жизнь и современной России, и сегодняшней Москвы. Посмотрите, сколько параллелей: бояре, опричники, коррупция. А что сегодня – новые русские, богатые русские, коррупция, жесткая милиция... А ведь разницы-то – никакой.

— А кто же царь?

— А понятно, кто царь. И царь, и Бог! Тем, кто хоть что-то знает о России, все понятно тоже. И нам с вами понятно...

— Но ведь в «Царской невесте» задействованы не только русские певцы? Удалось ли им понять, что они поют и о чем?

— Грязной - он из Копенгагена, из Дании, - говорит Пол по-русски.

— Вы имеете в виду Йохана Ройтера, который исполняет роль Грязного?

— Да, конечно. Его роль – ведущая в спектакле! А фамилия-то какая – Грязной! То ли «грязный», то ли «грозный». Такие нюансы, без сомнения, ему трудно было понимать, так же как и зрителю, может быть, «говорящие» фамилии ничего не скажут. Но наш Грязной-Йохан – просто молодец! Как он работал каждый день, как он занимался языком! – с восхищением говорит Пол. У нас репетиции с одиннадцати, а он каждый день – с половины десятого в театре.

— Кто вам помогал с декорациями?

— У меня свой дизайнер Кевин Найт. Мы поставили вместе 26 спектаклей. Я очень дорожу добрыми отношениями с ним. Дизайнер по свету – американец Дэвид Жак, мы много с ним работаем и хорошо понимаем друг друга.

— Пол, то, что вы неплохо знакомы с русской современной жизнью, понятно. А с русской культурой?

— О, да. Я начинал как танцовщик. Моей учительницей была Суламифь Михайловна Мессерер, и она для меня была и осталась – Богиней! Она не только помогла мне стать неплохим танцовщиком, но определила мое будущее. Тридцать лет назад она сказала мне: «Слушай, ты хороший танцовщик, но твое будущее – это не балет. Что-то совсем другое. Совсем не связанное с танцами. Импрессарио, может быть?». Сейчас я – режиссер. По сути – то же самое!

— И у вас есть опыт работы с русскими и с русским фактурой. Вы ставили «Тоску» на сцене Мариинского театра в Санкт-Петербурге в 2007 году. В том же году на сцене Канадской Оперы в Торонто вы поставили «Леди Макбет Мценского уезда» Шостаковича.

— Лет 25-30 я довольно тесно связан с Союзом, с Россией. Когда я жил и работал в Финляндии, каждые выходные я проводил в Ленинграде и видел все, что можно было посмотреть в ленинградских театрах, и, конечно, в оперном. Я прочитал всего Чехова, сначала по-английски, а потом по-русски или параллельно, а также Толстого, Достоевского, Гоголя, Островского. О! Уважаю Островского! Его «Гроза» - что за пьеса!

— А русские композиторы? Кого вы предпочитаете?

— Я поставил в Португалии «Скупого рыцаря» Рахманинова и «Демона» Рубинштейна. Двенадцать лет назад в «Ковент-Гардене» - «Золотого петушка» Римского-Корсакова. В Мариинском в разное время оперы – «Борис Годунов» Мусоргского и «Князь Игорь» Бородина.

— Судя по названиям опер и именам композиторов, я могу сделать вывод, что вы любите решать сложные задачи.

— Конечно! А если «легко», тогда вообще не стоит и начинать. Это же бессмысленно!

— Наверное, я должна была задать этот вопрос раньше: «А почему только опера?» Учитывая ваше балетное прошлое, вам, по логике, было бы проще ставить балет? Вы никогда не пытались ставить балет?

— Никогда! Я в балете совершенно бездарен. Я люблю балет (хотя он не столь интересен для меня сейчас), театр, книги, кинофильмы, живопись, музыку. Но я думаю, мои интересы всегда были намного глубже. Не только движение! Меня интересовали языки, музыка (я играл на кларнете в школьном оркестре), слово. Я закончил Национальный институт драматического искусства в Сиднее, в Австралии, как режиссер, потому что понимал, что без образования я не смогу ставить оперу. Опера – это особенный вид искусства. Она способна затронуть многие струны в то же самое время: оперу ты видишь, слышишь и чувствуешь.

— Пол, я хотела бы немного изменить тему нашего разговора. Вы наверно заметили, что русские обычно неохотно говорят на иностранных языках. Мы предпочитаем везде и всегда говорить по-русски. Однажды моя подруга шла на станцию «Charing Cross». На «Strand» ее остановили на секунду две спешащие русские туристки и впопыхах, ткнув пальцем, спросили: «Трафальгарская площадь - там?». Очень показательно. (Пол кивает головой и смеется!). А певцы, с которыми вам приходилось работать, говорят с вами по-английски?

— Для меня не существует языкового барьера. Я могу говорить по-русски. Я говорю гораздо лучше по-итальянски, по-французски, а также по-немецки, по-испански. Норвежский изучил. Финский тоже знаю. Языки для меня – как ключ к понимаю актеров. Лучше, конечно, спросить об этом самих певцов, но мне кажется, им намного проще, когда режиссер говорит на их языке. Они могут освободить свои мысли от необходимости переводить, им легче на родном языке понять идею, которую я пытаюсь донести.

Мне было очень легко работать с Мариной Поплавской (она исполняет роль Марфы в «Царской невесте»). То же самое я могу сказать о работе с Марией Гулегиной, которая пела в моей постановке «Тоски» в Мариинском. Она говорила, что впервые работала с режиссером, который понимает русский, и может объяснить ей, что от нее требуется, что впервые (после 400-х представлений) она поет Тоску по-итальянски совсем по-другому...

Но такое происходит не часто, чтобы иностранец-режиссер понимал по-русски. Мне самому в первую очередь было очень важно говорить по-русски на сцене. Не только для общения с актерами, но и для того, чтобы лучше понять культурный пласт, «background» оперы. Иногда до того «договаривался», что начинал объяснять хору по-русски, а те смотрели на меня виновато и говорили: «Извините, но мы вас не понимаем».

Но, конечно, все певцы - так или иначе - говорят по-английски. Опера – это международный мир. Мировая карьера просто невозможна без знания английского. Для них это – хлеб насущный!

— Пол, в заключение, парочка «неоперных вопросов». Вы не находите, что между русскими и шотландцами можно найти много общего, как в природе, в погоде, так и в предрасположенности к плохим привычкам?

— Пить любят! – (Смеется). – Согласен! Я как–то не думал раньше о природе, погоде, но... похоже на правду. А то, что и русские, и шотландцы более открыты, легко находят общий язык, неравнодушны, болтливы, откровенны - истинная правда. Спросишь: «Как дела?», в ответ и тот, и другой тебе за полчаса все подробно расскажут! И мне это понятно! Я не понимаю, как на все и всегда можно отвечать одним словом “Fine!”. Какой тут “Fine!”, если, например, мать у человека умерла...

— Пол, если вы позволите, личный вопрос. Я слышала, что ваша семья отказалась от вас, когда узнавала о том, что вы...

— Голубой? – не смутившись, подсказал Пол.

— Да! Я хочу сказать, что я могу понять их реакцию, тем более, что это случилось много лет назад. Удалось ли вам восстановить отношения с семьей?

— Моя семья - католическая, достаточно религиозная, традиционная. Что сказать? Мне было очень сложно. Я ведь был молодой человек. А родители отказались общаться со мной – наотрез! Отец вообще не разговаривал, мама – иногда. Я был для них кошмаром, позором!

— Они живы?

— Нет. Умерли. Они ведь были алкоголиками. Мне было сложно понимать их. Я знал одно, что та жизнь, которой они живут, не для меня. В моей голове были другие мысли, другие идеи. Я закончил школу на два года раньше всех, в 16 лет, с четырьмя А (это высший результат в английских школах – прим. авт.), а они говорили мне: «Ну, теперь наверно, механиком в гараж пойдешь работать? Зачем тебе в университет? Что там делать?».

Может быть, это был протест... Я понимал, что их жизнь – не для меня, но в той жизни остались мои родители, мой брат, моя сестра...

Когда (это было в 2006 году), я узнал, что мама заболела раком, я прилетел в Шотландию из Америки, остановился в гостинице со своим партнером, позвонил ей и спросил, когда я могу ее увидеть? «Никогда! - ответила она.– Ты прилетел сюда с мужчиной! Мы голубых не любим!» Но два года спустя, перед самой смертью я все-таки повидался с ней, хотя она снова говорила, что отец не хочет меня видеть. Когда ей стало намного хуже, когда стало понятно, что она умирает, я встретился с ней. И отец пришел. Увидел меня и заплакал. До этого я с ними встречался редко, на каких-то свадьбах или похоронах, но они никогда со мной не говорили. Никогда! С 16 лет! Потом умерла мама. Было страшно! А потом… я нашел нового друга. Им стал мой отец! Он сказал мне: «Я тебя знал ребенком, мальчиком, а сына-мужчину я не знаю. Ты можешь мне принести что-то почитать про себя». Я принес ему во-о-о-т столько папок с интервью и статьями о себе. Он прочитал, и... извинился, сказал, что был не прав. Наша дружба продолжалась два с половиной года, и это было чудо! Я свозил его в Америку, но он уже тоже был болен раком. Он умер два года назад. Его телефонный номер – до сих пор в моем мобильном. Видел сегодня. Подумал, надо бы убрать, но – не могу! Как я могу?

Беседовала Людмила Яблокова, Лондон

P.S.
Размер жанра – обязывает. Мы говорили о многом – о распространяющейся гомофобии в России, о проблемах отцов и детей. О политике и современной России. Об английском зрителе, которому предстоит встреча с русской «Царской невестой». Очень подробно о русской опере, о музыке Римского-Корсакова, удившей многих профи в стенах Королевской оперы, но невозможно все уместить на страницах одного интервью. В конце встречи Пол сказал: «А вы знаете, мне никогда не задавали таких вопросов, очень интересные вопросы!». Встреча с этим тонким, глубоким, великолепно эрудированным, образованным человеком – и моя творческая удача!

Послесловие главного редактора

Постановка «Царской невесты» в Ковент-Гардене – отрадное явление. Чем больше русских опер будут исполнять на Западе, тем лучше. Тут все ясно. К тому же этот опус Римского-Корсакова по своему музыкальному духу один из самых «итальянских» и певческих, а история, рассказанная в нем, носит преимущественно личностный характер. По этой причине в его восприятии западным зрителем не может быть чрезмерных национальных «барьеров», как интонационного плана, так и в смысле общих эстетических и исторических идей.

Тем более странной выглядит режиссерская концепция Каррана. Такая трагическая история в суровые стародавние времена могла произойти (и происходила) не только в России, но и в любой другой стране. Разве судьба Анны Болейн менее трагична, а жестокость Генриха VIII по отношению к своим женам и приближенным более цивилизованна? Поэтому все разговоры о параллелях, которые напрашиваются между личной драмой героев «Царской невесты» в те суровые времена и современной Россией, притянуты «за уши». Это типичные фортели постмодернистской культуры, спекулирующей на примитивных политических параллелях и идеях тоталитаризма. Сколько мы уже видели антиисторических спекуляций на эту тему в том же «Борисе Годунове» или «Хованщине». Можно расширить эту проблему. Кроме русской истории любят манипулировать и еврейской темой. Если ставят «Жидовку», то соблазнительно «сыграть» на теме холокоста и фашизма? Маразм постмодернистских метафор доходит и до такого абсурда, когда беззастенчиво эксплуатируют идеи палестинского сопротивления в операх, сюжет которых так или иначе привязан к Востоку (например, в моцартовском «Похищении из сераля»). Я не удивлюсь, если после сегодняшних революционных событий в ряде арабских стран и наплывом мигрантов из арабских государств Африки через Италию в страны Евросоюза не возникнет соблазна использовать такие аллюзии, к примеру, в россиниевской «Итальянке в Алжире? А почему нет? Воистину, нет границ человеческой глупости!

Е. Цодоков