Браво, браво Стефан Лисснер! Интендант и художественный руководитель театра «Ла Скала», первый неитальянец у руля такого сложного организма, как миланский храм оперы, возглавивший театр четыре года назад, после изгнания Риккардо Мути, проявил недюжинное чутье. Выбрав для инаугурации сезона 2009-2010 название крайне популярное, «Кармен» Бизе, “священное чудовище” большого репертуара, и пригласив на постановку женщину-режиссера (первую в истории «Ла Скала» для спектакля, открывающего сезон!), сицилианку Эмму Данте, всего сорока двух лет отроду. Рискнул – и выиграл. То, что традиционно консервативная часть публики выражада протест, то, что в день премьеры на площади стояли демонстранты, настроенные против дам в шубах и мужчин в смокингах, – неотъемлемая часть ритуала. Победа же Лисснера, Данте и всего коллектива легендарного театра во главе с дирижером Даниэлем Барейбоймом несомненна.
Команду поддержала и молодая часть публики - для нее театр три дня до официальной премьеры показал “антеприму” «Кармен», билеты стоили десять евро. После пережитых трудностей «Ла Скала» вновь становится “великим” театром мира…
Лисснер видел спектакли Эммы Данте на DVD, и они поразили его. Данте – плоть от плоти прекрасной, выжженной и израненной сицилийской земли, и этим сказано почти все. Ее театр земной, кровавый, богохульный. Она заявляет, что ничего не имеет против вульгарности и порнографии – “это часть жизни”. Кардинал Бертони отлучил Данте от церкви. С оперой раньше ей сталкиваться не приходилось: “У нас дома некоторые вещи не существовали. Мы не ходили в театр и церковь, потому что в этом не было надобности. Квартал в Катании, где мы жили, был сценой гораздо более значительной”, - говорит Эмма. Позднее, как удар грома – она увидела греческий театр в Сиракузах. Так театр стал ее жизнью.
Ее «Кармен» в «Ла Скала» – земная, кровавая и для кого-то богохульная. Всего через край – особенно режиссерской выдумки. Эмма Данте не может пожаловаться на ее отсутствие: от сцены нельзя оторвать взора, и все интересно, и ничего – вразрез со смыслом французского шедевра, рожденного на рубеже третьего и заключительного десятилетий девятнадцатого века. Одержимость, высокий темпоритм и нескрываемая эротическая напряженность существуют в удивительной гармонии со сценографией Ричарда Педуцци. Трудно представить себе что-либо более простое, если не аскетическое. Мрачные кирпичные стены стены сигарной фабрики (На премьере отчетливо слышали фразу некоей пожилой синьоры: ”Севилья не такая! Я была там на Пасху!”. Это уже вошедший в историю анекдот). Часть стен сохранена во втором действии: никакого намека на горы, таверна Лилас-Пастьи, возможно, расположена в подвале. Отличная идея – Эскамильо, Дон Хозе и кое-кто из прочих персонажей попадают в это веселое местечко на открытых лифтах. Третий акт вовсе “голый” – скудную растительность изображают артисты миманса, одетые в длинные мантии цвета пожухлой листвы, а на голове у них нечто вроде корзины с композицией из засушенных растений (костюмы тоже придумала Эмма Данте). Кирпичные стены возвращаются в заключительной сцене и смыкаются, чтобы дать возможность зрителю пережить эффект присутствия при безумной, кровавой, сексуальной сцене убийства.
Эмма творит на подмостках «Ла Скала» Юг, где она родилась и который вскормил ее. В спектакле заняты артисты ее драматической труппы Sud Costa Occidentale, Юг – Западный берег. Какой именно Юг, имеет мало значения. Испания, Сицилия – все это латинский мир. И, конечно, мало значения имеет реальное время истории любви наваррца и цыганки: ясно, что о девятнадцатом веке нет и речи. Жаркий и пыльный город, бездельники, день и ночь сидящие на площади и обмахивающиеся веерами, парни, выколачивающие пыль из ковров, беременная женщина в сопровождении подруги – вот-вот родит на площади, липнущие к Микаэле солдаты (прилипли бы к любому существу в юбке). Образ мира довольно безутешный. Работницы сигарной фабрики, в которых нет ничего привлекательного, открыточного, в простейшего покроя платьях, выходят на сцену ровными рядами, прикрытые чем-то вроде темных халатов (или монашеского платья). Ищут прохлады у воды, ласкают ноги друг друга, да интересуют ли их мужчины? Точно также в Кармен нет ничего открыточно-привлекательного. Выбранная на главную роль выпусница Академии «Ла Скала» грузинка Анита Рачвелишвили молода, но чуть старообразна, и ее физические данные – в кричащем противоречии со стандартами модели, какими ныне может похвастаться не одна оперная певица. Зато этакой грубой женственности, ощутимой эротической агрессивности у нее не отнять. Так что с момента «Хабанеры» удел Дона Хозе – нестерпимые муки, начиная от вжимания в кирпичную стену в первом действии и кончая перерезанным горлом дьявольской любовницы в последнем.
Спектакль Эммы перенаселен людьми и кишит несуществующими у Мельяка-Галеви - Бизе персонажами, в сопровождении которых всегда появляются герои. Кармен преследуют похоронные дроги, за Микаэлой неотступно ходит католический священник с крестом, Эскамильо сопровождают замаскированные дамы в похожих на венецианские масках. В руках режиссера-сицилианки артисты миманса обретают значительность: так, Лилас-Пастья весьма спортивный и привлекательный малый, без труда выделывающий кабриоли, а таскающийся за Микаэлой священник – совершенно узнаваемая и чуть ли не олеографическая фигура. Как мы уже отметили, режиссерских придумок слишком много, и порой они необязательны: без очаровательных девчушек – учениц балетной школы «Ла Скала», которые присутствуют в сцене, когда Кармен танцует для Дона Хозе и таскают из ваз фрукты, вполне можно обойтись. Впоследствии те же девчушки попадают в горы, где разделяют с контрабандистами полное опасностей существование. Эффекты, предложенные Эммой Данте, почти всегда довольно сильны, “пахнут” кровью (сопровождающие Эскамильо маски в момент куплетов разворачивают за его спиной два огромных постера в багровых тонах, на которых запечатлено убиение быка) и граничат с богохульством (появление Микаэлы сопровождается выстрелом, от которого фигура распятого Христа отваливается от креста), оскорбляют чье-то представление о дозволенном в оперном спектакле (за пару мгновений до убийства Дон Хозе сдирает с себя пиджак и норовит расстегнуть брюки). Но никогда не идут вразрез со смыслом оперы.
Каков результат? Спектакль без единой “мертвой точки”, горячий, увлекательный. Дикий, безумный, если хотите. Но удивительно жизненный.
Музыкальная команда на огромной высоте. С безупречной эффективностью и неотразимым обаянием управляет вверенным ему воинством Даниэль Баренбойм. Это абсолютно классическая «Кармен», классическая в смысле “примерная”. Традиционные, но наполненные живым дыханием темпы, блестяще и без крика исполненные ансамбли, наглядно продемонстрированная любовь к певцам и оркестровым тембрам.
Все солисты заслуживают горячий прием публики. Аниту Рачвелишвили вознесли до небес: обладательница крепкого меццо-сопрано приложила немало усилий к овладению стилем Бизе, в целом увенчавшихся успехом, и явила Кармен, которой веришь сразу и безоговорочно: женщину, для которой страсть, в том числе сексуальная, равносильна жизни, из тех, на одно появление которых мужчины реагируют подобно бабочкам, летящим на губительный свет. Думается, что девушка из Грузии и женщина с Сицилии легко нашли общий язык. Уверенный и красивый вокал, убедительные интонации в разговорных диалогах. В пении французский язык покорился восходящей грузинской звезде меньше (как, впрочем и остальным певцам, среди которых французам достались роли второго плана).
Как горячо ни аплодировали Аните, настоящие овации достались немецкому тенору Йонасу Кауфману (кстати, “антеприму” пел другой тенор, так как Кауфман свалился с температурой). В него, кажется, влюбились все, и не только за преотличную внешность и фотогеничность, но за почти чрезмерную вокальную и актерскую самоотдачу. У красавца из Баварии серьезная немецкая школа, особое внимание к произношению слова, отграненная фразировка. Но Боже, какие актерские способности, какой дар заставить объединиться в сопереживании весь зрительный зал! И какие крепкие нервы! Да, немецкий тенор не шутил в вечер Сант-Амброджо. Лучшего Дона Хозе автору, пожалуй, и не приходилось видеть и слышать, если не считать Нила Шикоффа много лет назад на подмостках Арена ди Верона…
Адриана Дамато явила Микаэлу, предельно далекую от той, что классическое музыковедение провозгласило “традиционной голубой героиней лирической оперы”. Весьма плотная, неграциозная, жгучая брюнетка, и весьма решительная в своем стремлении рано или поздно женить на себе Дона Хозе, ее Микаэла удачно вписалась в спектакль Эммы Данте. Голос Дамато неисключителен, как большинство исключительных голосов, и довольно тускл, но это крепкая певица и не лишенная смелости актриса. На ее долю выпало некоторое “буканье”.
Удостоился этого междометия и неотразимо обаятельный уругвайский бас-баритон Эрвин Шротт, подлинное “животное сцены”. Помимо абсолютного естественного существования в роли тореро, Шротт покорил ясностью дикции и точными и прозрачными нижними нотами. Эмма Данте, создавая золотой костюм, думала о недавно закатившейся поп-звезде Майкле Джексоне: этот замысел отлично “лег” на индивидуальность Шротта!
Высокой похвалы заслуживают все comprimari: Матиас Хаусманн (Моралес), Габор Бретц (Цунига), Франсис Дудзияк (Данкайро), Родольф Бриан (Ремендадо), Адриана Кучерора (Мерседес), Мишель Лозье (Фраскита). И, как водится, подлинно великолепен хор «Ла Скала», подготовленный Бруно Казони.
В заключение автор не откажет себе в удовольствии перевести несколько высказываний старого зубра итальянской оперной режиссуры Франко Дзеффирелли, который объявил спектакль сицилийского режиссера не более и не менее, как “демоническим”. “Я верю в дьявола, и в вечер премьеры «Кармен» в «Ла Скала» я видел на сцене именно дьявола. Этот спектакль – следствие ошибочного выбора, особенно опасного для молодежи. Представьте себе подростка, который никогда не был в опере и пришел в «Ла Скала», удивительный храм красоты, чтобы увидеть эту «Кармен»”. Эмму Данте Дзеффирелли характеризует следующим образом: “Это безответственная женщина, продукт ошибочной культуры, автор ужасных костюмов, которые нечасто можно увидеть даже в провинциальных театрах. Отличную компанию составил ей недостойный сценограф Ричард Педуцци. То что «Ла Скала» поставила подобное свинство, - скандал. Да еще сделал это, воображая, что объясняет молодым, что такое опера. Эта синьора превратила «Кармен» в демонский шабаш, продемонстрировав, что ничего не знает о литературе девятнадцатого века, в которой полно женщин, которые борются против власти мужчин, но не превращаются при этом в дьяволов. Кармен – одна из них. Баренбойм, выдающийся пианист и грандиозный дирижер, еще и шутник, и на этот раз сделался соучастником преступления. С Клайбером и Караяном подобные вещи не произошли бы”.
Отдаю должное колоритности выражений престарелого Мастера. Если следовать предложенной им модели оперного театра, нам ничего бы не осталось, как испытывать бесконечную усталость от грандиозных и тяжелых спектаклей в стиле kolossal. Этого добра полно на подмостках Арена ди Верона, и точно таким же образом поставил Дзеффирелли «Аиду» в «Ла Скала» в 2006 году.
Эмму Данте “обукали” завседатаи галерки. Впрочем, слышались и восклицания “brava!”. Мне нравится ответ женщины-режиссера с Сицилии: “Не знаю, зависит ли это от возраста или от несварения желудка. Я всегда считала, что лучше ужинать после спектакля, а не до него”.
От себя добавлю: премьера в «Ла Скала» похожа на знаменитый пахучий сыр горгондзола. Кто-то наслаждается его ароматом, а кто-то считает “вонючкой”. Но какое наслаждение украдкой запустить руки прямо в его кусок!
Верона