Стефан Лисснер – первый главный интендант миланского театра Ла Скала некоренной национальности, как выразились бы в России. Вот уже несколько лет он стоит во главе одного из самых значительных оперных театров мира.
Стефан Лисснер рассказывает о себе, о театре и о том, как он видит его будущее, музыкальному критику Риккардо Ленци.
Лисснер – первый неитальянец, которому доверили решать судьбу Ла Скала, а этот театр в течение двухсот лет является храмом бельканто. Многие поют ему хвалу, а с некоторыми критиками у него непрекращающиеся дуэли.
Скоро пять лет, как Лисснер стоит у руля такого сложного механизма, как Ла Скала. Ему удалось свести концы с концами с экономической точки зрения – уже три года, как расходы театра эквивалентны его доходам, и это после после многих лет дефицита. При Лисснере количество спектаклей почти удвоилось. Ему охотно дают прозвища: кое-кто именует его “Ришелье”, а кое-кто “акулой”. Нет сомнения, что речь идет о сильной личности. Лисснер, кажется, всякий раз выигрывает партию.
Риккардо Ленци. Почему Вы выбрали "Дона Карлоса" для открытия минувшего сезона?
Стефан Лисснер. Когда я перебрался в Милан, я решил использовать для открытия сезона названия “большого репертуара”, чередуя итальянские шедевры с иностранными. И потом, мне доставляло большое удовольствие работать с дирижером Даниэле Гатти. Думаю, что "Дон Карлос" ему подходит. Я пытался подобрать состав певцов, следуя советам Питера Брука. Какую радость я испытал, когда пошел на репетицию и увидел Гатти и режиссера Стефана Брауншвейга, которые сидели на сцене и дружеским образом беседовали.
Р. Л. Вернемся к экономическим результатам. Они Вас полностью удовлетворяют?
С. Л. Пока нет. Когда я заступил на должность в 2005-ом году, это был очень трудный момент. Дирекция была вовлечена в самую ожесточенную полемику. Я попытался склеить осколки: так можно было с большей уверенностью смотреть в будущее. Сейчас я могу сказать, что все составляющие театра являются частями единого проекта.
Р. Л. За эти годы много говорили о Лисснере – главном интенданте, и мало – о человеке. Вы родились на свет в Париже 56 лет назад. Кто Вы, каковы Ваши корни?
С. Л. Мой отец умер недавно. Он был русский и родился в Москве. Моя мать из Будапешта. Я – первый Лисснер, родившийся во Франции. Ни отец, ни мать не принадлежали к артистическим кругам. Отец был хозяином прeдприятия по производству посуды, мать работала на косметической фирме “Элизабет Арден”.
Р. Л. Вы многодетный отец…
С. Л. Да, у меня шестеро детей. Стaршему – тридцать, он преподает философию в Париже. Младшей – четырнадцать.
Р. Л. В Милане Вы несколько раз меняли квартиру…
С. Л. Да, наконец-то я нашел то, что мне по душе. Центр Милана меньше, чем центр Парижа, и потому дороже. Моя первая квартира была на виа Дурини, по иронии судьбы, именно там, где жил Тосканини. Но она была слишком маленькой, и я переехал в район Порта Виджентина. А потом окончательно обосновался в зоне Кармине. Особенно мне нравятся здешние рестораны. За три с половиной года я поправился на десять килограммов! И потом, я люблю бродить по залам картинной галереи Брера, заглядывать в расположенные поблизости антикварные магазины. Часто ночью после 15-часового рабочего дня в Ла Скала я медленно бреду по направлению к дому – это доставляет мне удовольствие. В эти часы Милан приобретает иной облик.
Р. Л. Ваш знаменитый соотечественник Стендаль также был приемным сыном Милана. В то время он служил в шестом драгунском полку и жил в Палаццо Бовара, который и сейчас пленяет своей неоклассической элегантностью. Стендаль, в отличие от Вас, предпочитал зону Навильи. Он саркастически высказывался о склонности итальянцев к ссорам, порой в дешевом тоне. Дурацкие споры горят и вокруг Ла Скала. Как на Ваш взгляд, вся Италия подобна театру Ла Скала?
С. Л. Для меня очевидно, что вся Европа в состоянии глубокого кризиса. Надо быть слепым, чтобы не заметить этого! Настал час, когда мы должны бороться с кризисом. Опоздание может стать роковым.
Р. Л. Как Вы относитесь к поистине критической ситуации с дорожным движением в Милане?
С. Л. Конечно, это раздражает. Но здешние люди так много работают, с такой самоотдачей и моральной строгостью! Думаю, что это наследие австрийского менталитета. Это упорный и неустанный труд напоминает мне Нью-Йорк и очень привлекает меня.
Р. Л. В 2015-ом году в Милане пройдет всемирная выставка Экспо. Это очень важное мероприятие.
С. Л. Но еще более важным будет период непосредственно после Экспо. Он повлияет на судьбу Милана до 2050-ого года. И театр Ла Скала будет частью этого будущего.
Р. Л. В качестве жителя Милана Вы дали высокую оценку итальянской государственной системе здравоохранения.
С. Л. Да, особенно когда это было нужно моим детям.
Р. Л. Вы религиозны?
С. Л. Нет.
Р. Л. А футбол Вам нравится? За кого Вы болеете – за “Интер” или за “Милан”?
С. Л. Мне посоветовали не уточнять этого. Но футбол мне нравится.
Р. Л. Что Вы думаете о новом тренере “Интера” Мориньо?
С. Л. Умный. И вызывает улыбку. Особенно, когда утверждает, что итальянцам не сколько нравится футбол, сколько разговоры о нем.
Р. Л. Ну, это касается и музыки: мало кто знает о ней, зато все ее “тифози”. То спорят о Каллас и Тебальди, то о Аббадо и Мути. Вам не кажется?
С. Л. Не знаю. Скажем так, у итальянцев есть две характеристики: каждый из них считает себя способным взять на себя обязанности комиссара Национального сборной по футболу и формировать афишу Ла Скала.
Р. Л. В Ла Скала Вас привела сама судьба. Пятнадцатилетним подростком Вы поставили на сцене пьесу Маргерит Дюра, в восемнадцать лет организовали Theatre Mecanique. Потом руководили Theatre des Bouffes в Париже в союзе с одним из самых знаменитых режиссеров, Питером Бруком. Список можно было бы продолжить. Кто Ваши духовные отцы?
С. Л. Один из них Пьер Булез. Я встретился с ним в 1983-ем году, когда пришел в Театр Шатле. С тех пор я много общался с ним. Тому малому, что я знаю, я научился от него. Это удивительный человек и выдающийся композитор. Другая принципиально важная для меня личность – Питер Брук. Я работал с ним в течение десяти лет. Он научил меня мудрости: не так важен окончательный результат постановки, как человеческие отношения, возникшие в период создания спектакля. И, наконец, мой третий духовный отец, выдающийся режиссер Карл Мария Грюбер. С ним меня связывает глубокая дружба. В сотрудничестве со мной он поставил несколько своих самых прекрасных спектаклей.
Р. Л. Кто будет новым художественным руководителем Ла Скала? Даниэль Баренбойм?
С. Л. Я всегда говорил: выбор художественного ркуоводителя не может быть только моим. Этот выбор должны разделять все: публика, оркестр, прочие составляющие театр. Ла Скала отличается от других театров. Это храм итальянской оперы. Ясно, что я не могу пригласить на должность художественного руководителя человека, который не отличается особой чувствительностью к этой части репертуара. Выбор очень труден, но, думаю, что проблема будет решена в течение будущего сезона.
Р. Л. Этим характеристикам отвечал Джузеппе Синополи?
С. Л. Думаю, что да. В этом смысле его смерть – невосполнимая потеря.
Р. Л. Каковы Ваши отношения с Клаудио Аббадо?
С. Л. Я вступил в должность главного интенданта театра Ла Скала 2 мая 2005-ого года. Четыре дня спустя я был в Берлине и провел с Аббадо целый день. Я знаю его с 1998-ого года, когда в Экс-ан-Провансе мы ставили "Дон Жуана". У нас превосходные отношения, мое уважение к нему – вне всяких споров. Я сделал все, чтобы убедить его вернуться в Ла Скала, но пока мне это не удалось (к настоящему моменту договоренность с маэстро о возвращении в миланский театр уже достигнута – ред.). Он лестно отозвался о моей работе. Я думаю, что проблема – не театр Ла Скала, а Милан.
Р. Л. Да, Милан, так называемая моральная столица Италии, которой Маэстро ставит в вину потребительский менталитет. Будет ли театр Ла Скала признан организацией национального значения?
С. Л. Да, этот статус получат Ла Скала и Академия Санта Чечилия.
Интервью со Стефаном Лисснером опубликовано в журнале L'Espresso
Перевод с итальянского Ирины Сорокиной