Сегодня мы в редакции решились на небольшой эксперимент и даем две рецензии на выступление одной и той же артистки, тем более, что эта певица пользуется у нас в России повышенным интересом, а ее «раскрутка» выходит за рамки обычной сдержанности, свойственной традициям пропаганды классического музицирования.

Речь идет о Симоне Кермес, давшей два концерта в столице. Впрочем, если быть совсем точным, нельзя считать сегодняшний эксперимент двумя взглядами на одно и то же выступление. Все-таки, несмотря на одинаковые программы, наши рецензенты посетили разные концерты. Один состоялся в рамках «Декабрьских вечеров», другой в Московском доме музыки. Поэтому не исключено, что разница впечатлений усиливается за счет возможной разницы в исполнении, ибо каждый концерт всегда несет в себе индивидуальные черты. Вопрос лишь в том, насколько существенны эти различия.

И все же, невооруженным взглядом видно, что даже при том, что концерты были разные, впечатления рецензентов столь отличаются друг от друга, что вряд ли это связано только с этим обстоятельством. Все-таки дело во вкусовых различиях, различном слушательском опыте и подходе к произведениям эпохи барокко, которую певица представила во всем ее разнообразии и широте. Правда, финал рецензии Вяземского (а мы сознательно сохранили особенности авторского текста) частично противоречит предыдущим декларациям рецензента, что несколько удивляет. Быть может, автор рецензии и хотел добиться такого эффекта!

Было бы также непростительным упущением не отметить, что рецензенты представляют два разных поколения слушателей. С одной стороны - темперамент молодого «неофита», только начинающего свою карьеру музыкального критика, с другой – многолетний опыт Игоря Корябина. На наш взгляд, воспринимать эти рецензии без учета этого обстоятельства было бы неправильно. Разумеется, у тех, кто был на концертах, есть дополнительная возможность сравнить мнения наших авторов со своими впечатлениями, от чего всем будет только польза!

Редакция

Эффект Симоны Кермес

Приезд Симоны Кермес в Москву сложно назвать сенсацией, но, все же, каждый ее визит – комплимент для московского слушателя. Последний и вовсе можно считать дружеским. На декабрьские вечера Святослава Рихтера барочная певица привезла свою любимую музыку.

Так что вечер в ГМИИ им. Пушкина обещал быть приятным, по крайней мере, для одного человека – Симоны Кермес. Во-первых, потому что программу Симона составляла для концерта самостоятельно и включила в него только любимые произведения, во-вторых, потому что концерт проходил без дирижера, присутствие которого певица (по ее собственному признанию) терпит с трудом. Если комфорт обеспечен исполнителю, то уж о зрительском можно не беспокоиться.

Программа прозвучала насыщенно, эмоционально, контрастно, неоднозначно. В подаче Симоны Кермес даже классика может удивлять: «Неужели это Гендель?» Хотя, надо сказать, что речь о Генделе шла в этот вечер далеко не в первую очередь.

Открылся концерт музыкой Антонио Вивальди, подходящей Кермес не только музыкально, но и по темпераменту. Для немки певица удивительно активна. Арии итальянского композитора она исполнила не только голосом, но и всем телом. Реакцию публики на весьма нестандартное поведение уловить было трудно – аплодисменты были запрещены до конца отделения. Надо сказать, что именно для барочной музыки Симоне Кермес не хватает диапазона (нижние ноты у нее звучат неуверенно глухо, она их как бы наддавливает). А уж если говорить об Антонио Вивальди, то его опусы – довольно неудобный материал для голоса: постоянные скачки от самых высоких до самых низких нот, смены настроения и интонации в пределах одной арии - все это может составить технические сложности для исполнителя. Однако при некоторых проблемных нюансах Кермес хватает темперамента, чтобы импульсивная музыка итальянского композитора в ее исполнении не звучала ущербно.

Антонио Вивальди сменил лиричный Джованни Батиста Ферандини. Кермес молниеносно поменяла голосовую интонацию, и Кантата «II pianto di Maria» («Плач Марии») был «плачем» Кермес.

Второе отделение, по преимуществу, было посвящено музыке Генделя (оперы «Альцина», «Ринальдо», «Ариодант», «Роделинда»), разбавленной песней английского композитора XVI века Джона Экклса и еще одним итальянцем Дж. Батиста Бонончини.

Вообще, вся программа концерта напоминала полотна импрессионистов. Симона смело употребила все краски музыкальной палитры, создав эмоциональное, контрастное выражение себя самой. Не возникало никакого сомнения в том, что ей нравятся все исполняемые произведения. Это было видно по тому, как она двигается, как она чувственно насыщает музыку, наполняет ее своим особым драйвом. Наблюдая за поведением Кермес на сцене, можно было подумать, что она перепутала концерт классической музыки с рок-концертом, но именно в этом, возможно, и есть ее прелесть. Она непосредственна и открыта, готова увидеть новое в том, что уже не вызывает вопроса. Для нее не существует законсервированной классики. Музыка Генделя или Вивальди для нее точно такая же возможность эксперимента как и любая другая. Ее исполнение можно было бы назвать даже эксцентричным, если бы в ее поведении была хоть капля напускного. Она играла (качество необходимое не меньше чем умение петь) при отсутствии декораций, возможно даже повергла в шок немногочисленную и весьма почтенную аудиторию музея, но это была Кермес. И она смогла «зажечь» зал.

Однако, всего драйва, которым наполнила Симона музыку Вивальди, Ферандини, Генделя, все же не хватило, и, при весьма скудном сопровождении (клавесин, виолончель, 2 скрипки и альт), зритель услышал, в целом, довольно обедненный вариант богатой, насыщенной музыки барокко. Именно в такие моменты становится понятно, что ни один голос, пусть даже сильный, не в состоянии вытянуть музыку в одиночестве, тем более, если речь идет о титанах барочной оперы.

Фёдор Вяземский

Вокальная клоунада барокко: рождение жанра

Шесть лет назад на сцене Бетховенского зала Большого театра на открытии сезонного цикла «Камерные вечера в Большом» выступление экстравагантной француженки Патрисии Петибон со всей отчетливостью заявило о рождении нового жанра. Его название – «камерная вокальная клоунада» или попросту «цирк», в котором собственно вокальное мастерство исполнительницы, в противовес навязчиво-вульгарному театрализованному шоу, играло далеко не главенствующую роль. Подобная история приключилась и с немкой Симоной Кермес, в последние годы зачастившей в Москву на волне всенародной любви к ней самых широких слоев российской публики и «избранного круга» не на шутку эстетствующих меломанов. Но, имея в своем послужном списке не слишком уж впечатляющий ряд творческих «ангажементных проявлений», это имя в мировой певческой номенклатуре подобно призраку, парящему между западноевропейскими музыкальными столицами и Москвой – благо, что здесь у певицы буквально всё схвачено!

Если бы наша героиня, обладательница пронзительного, как сирена, холодного, как лед, и жесткого, как сталь, голоса, в свое время выигравшая престижную стипендию Рихарда Вагнера, прислушалась к совету великой Элизабет Шварцкопф, рекомендовавшей ей осваивать дорогу «тяжелого» немецкого репертуара, возможно, всё было бы иначе. Но Симоне Кермес настойчиво не давали покоя лавры исполнительства раннебарочного и моцартовского репертуара. Впервые Москва «всерьез заболела» певицей, услышав ее в партии моцартовской Донны Анны на концертном исполнении «Дон Жуана» под управлением Теодора Курентзиса. Чтобы хоть как-то оправдать экстравагантность подиумных костюмов артистки и явно нездоровую экспрессивность ее сценического поведения, московская критика специально для нее даже изобрела термин «панк-барок-певица»: оказывается, «ее совершенно уникальная манера сообщает музыкальному искусству прошлого настоящий роковой драйв». Да кто бы мог подумать! Ребяческие игры – да и только! «Диво дивное» – это уж точно, вот только статусу «дивы барочной оперы» певица явно не соответствует. Если берешься за барочный репертуар, так и петь его надо в соответствии с требуемой исполнительской стилистикой, а не изобретать «музыкальный велосипед», запущенный в производство еще в XVII – XVIII веках! Ничего половинчатого при интерпретации сочинений подобного рода быть не должно – да попросту и быть не может! – поэтому, когда в рекламных анонсах, посвященных Симоне Кермес, превозносятся ее «необычайная сценическая энергетика», «виртуозная вокальная техника» и «потрясающая чистота голоса», опять же просто диву даешься, насколько это не соответствует действительности!

Особенно мне нравится тезис (это просто шедевр современного PR-словотворчества!), что «территория, на которой, Кермес не знает себе равных – это музыка итальянского и немецкого барокко». Его так и надо понимать, в буквальном смысле: на сегодняшний день это самая выдающаяся представительница барочного вокального амплуа. Вот, оказывается, до чего можно договориться, хотя на самом деле мы имеем дело всего-навсего лишь с хорошо «распиаренным» мифом… А между тем падкая на сенсации публика, с энтузиазмом, достойным лучшего применения, спешащая купить билеты на каждый московский концерт певицы, даже сама не осознавая этого, давно уже превратилась в поклонников еще одного народившегося музыкального жанра, название которого – «вокальная клоунада барокко» – как нельзя лучше соответствует тому, что, собственно, и происходит на сцене.

В свой нынешний приезд в Москву Симона Кермес выступила дважды с абсолютно одинаковой программой: сначала в рамках фестиваля «Декабрьские вечера Святослава Рихтера» – в Белом зале Музея изобразительных искусств им. А.С. Пушкина, затем через день – в Камерном зале Международного Дома музыки. Давно подмечено: если случаются концертные дубли подобного рода, то публика в первую очередь всеми правдами-неправдами стремится попасть именно на «Декабрьские вечера»: престиж – страшное дело! А всенародная любовь к своему кумиру, сотворенному благодаря мощной и, надо отдать должное, весьма умелой PR-раскрутке, еще страшнее! Отдав предпочтение концерту в Доме музыки, автор этих строк сделал попытку «убежать» от эйфории всеобщего оголтелого восторга, но не тут-то было!

Хотя на ближних подступах к месту проведения второго концерта обстановка выглядела очень будничной и видимого ажиотажа не наблюдалось, собрался практически полный зал. Профессиональные московские клакеры «хорошо поставленными» голосами из разных точек зала разрывались криками «браво», а счастливая публика, направляемая ими, награждала свою любимицу мощным шквалом аплодисментов, зачастую – подумаешь, какое дело! – и между разделами исполнявшихся многочастных произведений. В прошлом году – и тоже в декабре – Симона Кермес уже выступала на этой сцене с программой «Рождественская ночь в опере», составленной из произведений Броски, Генделя, Вивальди, Порпоры и Хассе. Предполагалось, что и на этот раз название программы сохранится, более того, задумывалось, что она станет второй частью концертного тематического диптиха «Георг Фридрих Гендель: кумиры и соперники». Однако его первая часть в первоначальном варианте (сольный концерт Деборы Йорк) так и не состоялась: ее заменил концерт Карлоса Мены «Гендель и его фавориты». Что касается нынешнего вечера (второй части цикла), он, конечно же, полностью соответствовал заявленной ранее программе, однако получил название в несколько ином музыкальном ракурсе.

Представленное барочное шоу Симоны Кермес было названо претенциозно громко «La Diva» (хорошо хоть не «La Divina»!). И хотя смысл подобного пафоса совершенно не оправдан, подавляющее большинство публики, безусловно, было уверено, что это название связано не иначе как с именем героини обсуждаемого вечера. Концерт в ММДМ был представлен KAUFFMAN Private Collection и организован концертным агентством Opera Club в сотрудничестве с фестивалем Antiquarium. В этот вечер Симона Кермес пела под аккомпанемент солистов оркестра «Pratum Integrum» Сергея Фильченко (скрипка), Марины Катаржновой (скрипка) и Павла Сербина (виолончель) при участии Сергея Тищенко (альт) и Ольги Филипповой (клавесин).

Программа этого концерта была организована прямо-таки на западный манер – без объявления номеров. В первом отделении сначала Кермес буквально метала гром и молнии – местами это вообще было несовместимо с вокалом – в четырехчастном мотете Антонио Вивальди (1678 – 1741) «In furore iustissimae irae» / «В порыве праведного гнева» (RV 626). С первых же тактов, свернув с дороги барокко, певица вошла в самый настоящий медитативный «джазовый» транс, ловя ритм и извиваясь всем телом – да так из него и не выходила! Следующим номером программы она уже «раздирала душу на куски» шестичастной кантатой Джованни Баттисты Феррандини (1710 – 1791) «Il pianto di Maria» / «Плач Марии» – грубо, разбалансированно, всё время поддавая спинтового разухабистого звучка… В какой-то степени «примирением» с безрадостной действительностью стало исполнение раритетного оперного образца XVII века – философски сосредоточенной, умеренно кантиленой арии Венеры «Lumi, potete piangere» / «Светила, вы можете покрыться слезами» (с предшествующим ей речитативом) из оперы Джованни Легренци (1626 – 1690) «La divisione del mondo» / «Разделение мира» (1675).

В отличие от первого, всё второе отделение исполнительница превратила в одну большую кантату-пастиччо, которая исполнялась нон-стоп и в которой вокальные номера (арии) «разбавлялись» симфоническими фрагментами из опер. Приведем порядок этой изощренной композиции. Первый блок – фрагменты из оперы Георга Фридриха Генделя (1685 – 1759) «Ринальдо» (1711, 1731): увертюра, ария Армиды «Furie terribili» / «Ужасные фурии», симфония, ария Армиды «Ah! Crudel» / «Ах! Жестокий» и снова симфония. Затем прозвучали вокальная миниатюра Джона Экклса (John Eccles, 1668 – 1735) «Restless in thoughts» / «Беспокойство в мыслях» и еще два фрагмента из опер Генделя: симфония из «Альцины» (1735) и ария Роделинды «Ombre, piante, urne funeste» / «Тени, плачи, зловещие урны» из оперы «Rodelinda, Regina de’ Longobardi» / «Роделинда, Королева Лонгобардов» (1725). Следующим пунктом программы стало ариозо Ксеркса «Ombra mai fu» / «Тень никогда еще не была», но не из оперы Генделя (1738), наиболее известной на этот сюжет, а из оперы «Ксеркс» (1694) Джованни Бонончини (1670 – 1747). В заключение прозвучали арии Джиневры «Io ti bacio» / «Тебя целую» из оперы Генделя «Ариодант» (1735) и Оттона «Dopo un’orrida procella» / «После ужасной бури» из оперы Вивальди «Гризельда» (1735). Как видим, в репертуарно-тематическом отношении программа была, несомненно, из серии «радость меломана», однако даже при замечательном инструментальном аккомпанементе, которому на этом концерте мне довелось стать свидетелем, низложение барочного стиля исполнения в его вокальной части до уровня эстрадного шоу просто повергало в шок. Именно на интерпретации сочинения Экклса, ставшим своеобразным водоразделом второй части программы, Кермес «оторвалась», что называется, по полной! Нарочито эстрадная театральность даже все ее собственные вокальные «изобретения» отправила в сокрушительный нокаут. В качестве интересного репертуарно-тематического расширения программы из спетого на бис можно указать еще две арии: из «Неистового Роланда» Вивальди и «Дидоны и Энея» Пёрселла.

Справедливости ради заметим, что на сегодняшний момент певица имеет, если и не очень большую, то уже вполне представительную дискографию. Но, перефразируя известную пословицу, скажем: «Запись стерпит всё!» При чудесах техники XXI века, ставших реальностью, вычищенные, грамотно сбалансированные и профессионально смикшированные аудиозаписи Симоны Кермес, производят куда гораздо более «сочувственный» эффект по отношению к ним, однако запись и живой голос – вещи несовместные. В последнем случае ухо, по-настоящему умеющее слушать, не заметить погрешностей интонирования, фразировки и кантиленного звуковедения просто никак не сможет. Резкие «лающие» fortissimi «вверху», открытый несфокусированный звуковой посыл «на середине», постоянно «проглатываемый» нижний регистр, недостаточность подвижности и «пластики» звуковедения, проблемы недостаточности певческого дыханиях на широких фразах, – всё это характеристики исполнительского стиля Симоны Кермес – и если это не «антибарокко», то «псевдобарокко» уж точно!

В отношении весьма «прогрессивного» вокального продукта, которым без устали в последние годы одаривает московскую публику Симона Кермес, «живого» материала накопилось более чем достаточно. Одна только загвоздка в нем – он явно шит белыми нитками…

Игорь Корябин

Рекомендуем

• Опера на CD в интернет-магазине OZON.ru