Премьера оперы Сергея Прокофьева «Любовь к трем апельсинам» в Театре им. Н. И. Сац 23 июня 2011 года проходила при невероятно высоком уровне зрительского интереса. Аншлаг наблюдался такой, что были полностью заняты не только все зрительские кресла, но и каждая не задействованная в спектакле лесенка и ступенечка. В кулуарах мелькали знакомые публике лица из мира театра и шоу-бизнеса.

Интригу подогревал не только сам факт обращения детского театра к взрослой опере, причем такой, театральный постановочный потенциал которой сомнения не вызывает. Не меньше интереса вызывает и личность режиссера спектакля – нового директора и художественного руководителя театра Георгия Исаакяна, бывшего многолетнего руководителя Пермского театра оперы и балета, отданного ныне Теодору Куртентзису. Успевший уже отметиться в Москве постановкой вердиевской «Силы судьбы» в «Стасике», в Перми режиссер ставил как разнообразные классические оперы, так и не чуждался эксперимента (чего стоит только «Один день Ивана Денисовича» А.Чайковского по Солженицыну). И наблюдать, как новый руководитель начнет перекраивать довольно консервативное театральное пространство, коим по определению является детский театр, нам предстояло сразу на примере вневременного шедевра Прокофьева.

Честно скажу, поначалу показалось, что ничего перекраиваться и не будет. Сначала в технической ложе началась пантомима: в детской комнате мальчик, готовящийся ко сну, выбрасывал в зал апельсиновые шкурки (правда, из продолжающих рассаживаться в бурлящем зале бесконечно прибывающих зрителей это мало кто видел), а на сцену обратиться к зрителям вышла пожилая дама в вологодском кружеве (вечный комментатор спектаклей «Сац-оперы» Роксана Сац). Почему-то сразу пошел настрой на МХАТовскую «Синюю птицу» - отчасти ее аналог, собственно, на первых порах и начали показывать, осовременив театрально-цирковые приемчики элементами нынешних технологий, но так было только до определенного момента... К слову сказать, спектакль позиционируется и как детский, и как взрослый, вполне обоснованно – особых препятствий к тому, чтобы посетить его с ребенком, нет. Музыка, конечно, несколько «недетская», но ничего пикантно-взрослого в постановку не попало, что по нашим временам – режиссерская редкость. Очень силясь, можно попытаться отыскать пару крайне воздушных намеков на шутку «ниже пояса» за весь спектакль, но современный телевизионно-воспитанный ребенок этого не заметит - привычный фон, тем более что со сцены тут же объявляют: «Не смешно!» Да, все остальные формально-обязательные элементы современной оперной постановки тоже на месте: цирковая акробатика (воздушная гимнастика солистов, пробеги по барьеру оркестровой ямы и многое другое), переносы в современную эпоху с «реалистическими» костюмами, раздевание (обозначенное торопливым непрозрачным намеком – в зале дети!), грандиозные устрашающие механизмы в декорациях, подзвучка с обработкой звуковыми эффектами... К счастью, элементами они и остались, и спектакль не стал «режоперой», а остался сказкой.

Молодые художники-постановщики Валентина Останькович и Филипп Виноградов помогли режиссеру создать действо, за которым реально не успеваешь наблюдать, фиксируя все быстро сменяющиеся детали, но сделали это относительно недорогими способами, по сравнению с некоторыми другими премьерами – никаких шуб, коней, фонтанов, ракет и кораблей в натуральную величину за казенный счет. «Распил» в постановке присутствовал разве что исключительно в виде циркового иллюзионного номера, в котором прямо во время пения солистку уложили в ящик и распилили пилой.

К сценическому пространству присоединили две технические ложи, куда переместили часть действия, а боковые участки сцены, напротив, заполнили станками, на которых рассадили часть оркестра, получившееся напоминало одновременно открытые на компьютере окна-ячейки, в каждом из которых начало что-то происходить…

 

Московские зрители это не так давно где-то видели, не правда ли? Вообще, время от времени побороть мысль «Не пародия ли все это на некоторые последние постановки главного государственного театра страны?» было невыносимо сложно. Апогея она достигла в момент знаменитого марша, когда перед немощным государем массовка промаршировала по сцене в виде шествия физкультурников с пластмассовыми фигурами на палочках и в белых одеяниях и масках (судя по времени подготовки спектаклей, это все же случайное совпадение или выверт коллективного бессознательного). В любом случае, этот пародийно-цитатный флер был очень легким и без вопросов смешным.

Второй акт, к сожалению, сохранил заданный уровень заполненности действия только в самом начале, а потом постановщики то ли сдулись, то ли решили под конец уже не отвлекать публику от музыки. Болезненный ребенок-принц вырос и перешел из сказочных миров в довольно невеселую и одномерную реальность наших дней. Впрочем, трактовка пустыни не как сказочно-библейской, а как кинематографической, из края покорителей Дикого Запада, с деревянными кроватями дешевых гостиниц и потертыми чемоданами, смотрелась достаточно стильно.

Откровенно неудачное решение – отправить баса-исполнителя роли Кухарки петь на грандиозный табурет, отдельно от сетчатых железных ног этой самой кухарки. Тут и у взрослого не сразу сложится единый образ, а уж объяснить ребенку, почему импозантный мужчина в пиджаке – это, оказывается, Кухарка с ложкой - задача, требующая, как минимум, законченного педагогического образования. Это место вообще в опере проблемное: возможно, на рубеже XIX-XX веков для детей из семей среднего класса страх перед грозными кухарками, гонящими детвору из кухни подальше от «горячего производства», и был таким же типичным, как отвращение к крысам или склонность поболеть подольше, вымогая у родителей развлечения и послабления, но сегодня общение с кухарками знакомо разве что «рублевским» отпрыскам. Поэтому тут лучше оставить все детские фобии их автору-обладателю (как известно, либретто «Апельсинов» написал сам Прокофьев) и изображать их буквально, никого не запутывая.

Теперь что касается непосредственно музыкальной стороны спектакля. Музыкальный руководитель и дирижер-постановщик Евгений Бражник за пультом провел премьеру на весьма достойном уровне, оркестру театра вполне по зубам оказалась замысловатая прокофьевская партитура. Очень порадовало внимание дирижера к заложенным в партитуре контрастам, динамика от тончайшего тревожного пианиссимо, держащего в напряжении, и до ярчайшего маршевого лейтмотива.

Отметим еще и то обстоятельство, что Театр Сац, который был известен тем, что это музыкальный театр, принципиально не имеющий хора, взял в репертуар оперу, где хорового текста огромное количество. Решил ли театр к премьере хором все-таки обзавестись, позаимствовал чей-то чужой коллектив напрокат или смог заполнить хоровое пространство не занятыми в главных ролях солистами, как в прежних спектаклях, к сожалению, выяснить не удалось. Хор на сцене присутствовал, и не просто присутствовал, а замечательно пел и играл.

 

В целом, неплохо для уровня своего театрального коллектива справились с задачей и солисты. Всерьез удивил Геннадий Пискунов (Король Треф) – человек отдал Театру Сац 45 лет своей творческой жизни, при этом до сих пор на сцене, и берется, вернее не просто берется, но и справляется с такой объемной, непростой по музыке и важной по значимости в спектакле ролью. Возрастные недостатки в его вокале, конечно, наблюдаются, и такой объем работы выдерживать ему явно нелегко, но достойная уважения манера держаться на сцене заставила вспомнить о советских артистах старой школы. И уж ни на минуту у зрителя не возникало сомнений, кто тут в этом королевстве самый главный начальник.

Исполнитель роли Принца Владислав Голиков, напротив, относится к молодому поколению артистов театра. Конечно, его голос пока не особенно велик и многому ему предстоит еще поучиться, но и партия не из простых, и в принципе, уже сейчас можно ее заносить в актив. Трудности с верхним регистром хорошо удалось «замазать» комическим, с претензией на «характерность» подходом, а временами зажатые, ученические движения на сцене только добавили образу трогательности и хрупкости.

Борис Щербаков (Труффальдино) успешно избежал практически общего для данного спектакля недостатка – плохой разборчивости слов, но честно говоря, от этого образа ожидалось нечто большее, чем натужная старательность, выпевание нот и вытанцовывание инструкций режиссера. Искрометного веселья, легкости и шутовства было маловато, может быть, из-за густого, слишком драматического для данной партии тембра, зато было много движения и искренней самоотдачи.

Интерпретация партии Леандра Михаилом Богдановым сочетала актерскую пластику с внимательным отношением к вокальному материалу. Детям часто нравятся обаятельные злодеи – как раз такой у него и получился.

Исполнительница партии Нинетты Татьяна Ханенко, безусловно, лидировала среди женских партий. Достойная техника и очень приятный тембр звука, как россыпь хрустальных горошин, подтвердили, что принцессой она стала вполне заслужено. Из минусов – катастрофическая для русскоязычной комической оперы «каша во рту», становящаяся сегодня едва ли не повальной проблемой российских сопрано.

Контральто Наталья Елисеева (Клариче) оставила неоднозначное впечатление. И без того не самый мягкий по манере звукоизвлечения голос в тексте Прокофьева стал просто резким и неровным по регистрам, а в создании образа ей изрядно подгадили сценографы и художники (в остальных визуальных решениях героев, кстати, вкус им не изменял). В результате вместо блистательной и амбициозной принцессы-заговорщицы получилась не то какая-то крикливая коротко остриженная суфражистка конца XIX века, не то революционерша-народоволец в почти историческом и нисколько не сказочном черном костюме.

Людмила Бодрова (Фата Моргана) и Людмила Максумова (Смеральдина) не просто досконально спели свои партии как написано, но и вынесли огромную нагрузку по выполнению актерско-цирковых трюков, проявив неженскую смелость. Есть женщины – не только в русских селеньях, но и в оперных театрах – которым по плечу любые режиссерские эксперименты, на которые они пойдут с блестящими глазами и царственными улыбками примадонн.

Николай Петренко (Кухарка), Андрей Панкратов (Панталон), Олег Банковский (Маг Челий), Юлия Макарьянц (Линетта) и Евгения Чижикова (Николетта) ничем особо примечательным в вокале не запомнились, однако положителен сам факт наличия в театре большого числа певцов, подготовленных для исполнения ролей, в которых есть элементы пантомимы, циркового искусства и даже кукольного театра. Поэтому, в целом, мы готовы сделать ставку на весьма вероятные скорые успехи и других постановок нового руководителя театра, если в них будет выдержан выбранный курс на сочетание традиций театра и современных технологий, а развитию вокального мастерства артистов будет уделяться больше внимания.

Рекомендуем

• Опера на CD в интернет-магазине OZON.ru