Мы публикуем сегодня впечатления Т.Елагиной от мюнхенского уличного концерта А. Нетребко, Э. Шротта и Й. Кауфмана. Лавры и гонорары «Трёх теноров», видимо, не дают покоя ни самим фигурантам действа, ни его организаторам. Любопытно, что почти одновременно такой же концерт состоялся и в Вене, где «вовремя оказался» А. Курмачев. Сравнить два впечатления оказалось весьма соблазнительным.
То, что во время концерта «Нетребко – Кауфман – Шротт» половина, если не более того, будет зависеть от звукоусиления – было известно заранее. А как же иначе – огромное пространство мюнхенской «Кёнигс-плац», изящно обрамлённой псевдо-античными пропилеями со знаменитой Глиптотекой и вмещающее более 15 000 зрителей требует особого подхода. Так что да здравствует «Meyer Sound» – лучшая акустическая система, прославленная и «раскрученная» в золотые времена «Трёх теноров»!
В воображении рисовались огромные, с дачный домик размером акустические системы по периметру площади, и океан звука, тонко сбалансированного тщательными немецкими ушами и руками.
И где же всё это? Вместо мощных акустических колонн – компактные, как журнальный столик агрегаты, гроздями висящие по бокам сцены, и всего пара мачт в центре необъятного поля, с установленными на них скромными группками совсем миниатюрных, с почтовый ящик громкоговорителей. Это называется - звуковой линейный массив, в данном случае это был M’elodie, от того же «Meyer Sound» – куда же без него?
Технология появилась лет 8-10 назад, то есть, уже почти позавчерашний день. Но в родной столице пока на уличных классических мероприятиях (Измайловский кремль, Коломенское) видеть не приходилось. Основное преимущество линейного массива – каждый динамик узко направлен на определённые ряды зрительного зала (угол раскрытия около 11 градусов), настройка производится с использованием моделирования акустики компьютерной программой. Поэтому нет того прежнего ужаса, когда передние ряды глохнут от децибел, а задние слышат плохо. И всё бы чудесно. Но маленькие по размеру колонки акустически не могут правдоподобно воспроизводить низкие, басовые частоты. Для этого специально ставятся низкочастотные секции - сабвуферы. Именно они придают звучанию «мясо» и объём. Скорее всего, сабвуферы стояли возле сцены и на этот раз. Но на дальних секторах их действие не ощущалось. А добавить количество организаторы не сочли нужным. Или не смогли?
Трудно оценивать этот концерт 29 июля, не зная всех составляющих – спецификации оборудования, квалификации команды звукорежиссёров. Наконец – требований магистрата Мюнхена, которые тоже могли быть достаточно жёсткими по уровню громкости, в виду исторической ценности близлежащих зданий и античных сокровищ, в них хранящихся. (Вспомним протесты директора Эрмитажа М. Пиотровского по поводу «громких» концертов на Дворцовой площади!)
Непосредственно слушательское впечатление – мало звуковой энергетики, не столько по уровню, сколько по частотному диапазону, особенно это было слышно на голосах солистов. Сопрано нашей дивы Анны Нетребко звучало достаточно прилично и узнаваемо округло, что не удивительно – она из троих участников «ветеранша» шоу на открытом воздухе, на всём оборудовании стояла надпись именно «Нетребко». Голос её супруга, бас-баритона Эрвина Шротта, вообще показался словно созданным для эстрады в её лучшем проявлении, невольно вспомнился наш незабвенный Муслим Магомаев – не по звуку, по свободе сценического проявления и взаимодействию с микрофоном.
А вот первый выход Йонаса Кауфмана несколько разочаровал. “Cielo e mar” – красивейшая незапетая ария Энцо из «Джоконды» А. Понкьелли, известная по последнему сольному диску певца «Арии веризма» - прозвучала, как в mp3. Пропала вся почти баритоновая плотность, «тёмно-шоколадность» тембра, чем так славится баварский соловей. Нежнейшее фирменное пианиссимо обернулось «неслыхиссимо».
Несколько скованным, словно на ощупь поющим показался тенор и в дуэте из «Манон» Массне, в котором Нетребко явно «вела» партнёра. Даже дерзкое по цвету на сцене лимонно-жёлтое платье смотрелось на Анне естественно и ловко.
Всё объяснимо. Для Кауфмана этот концерт - дебют в опен-эйр. Его прошлогоднее выступление со звёздной четой не состоялось из-за болезни артиста. А петь на открытой площади, не слыша естественного отзвука – испытание даже для такого опытного музыканта. И ведь могло обойтись даже без пресловутого «саундчека» - микрофонной пробы перед выступлением. Накануне полдня в Мюнхене лил дождь, моросило и в день концерта и не выше +20. Для вокалистов совсем неподходящая, опасная погода. А у «звукачей» теперь в моде виртуальный саундчек, когда аппаратура отстраивается не по живому исполнителю, а по его записи.
Впрочем, ко 2-му отделению то ли длинноволосый парень за пультом что-то «подкрутил» - улучшил, то ли наступило «принюхивание» слуха - почти официальный звукорежиссёрский термин, то ли сам Йонас Кауфман сориентировался в новой обстановке, но Miserere из «Трубадура» Дж. Верди явилось подлинным откровением.
Конечно, настоящей героиней здесь была Анна Нетребко, сменившая туалет на глубокий синий, под цвет стемневшего ночного неба. И если прозвучавшая в 1-м отделении популярная ария с жемчугом из «Фауста» Ш. Гуно была просто хороша, то её Леонора стала открытием. Ну, наконец-то Анна берётся за крепкие драматические партии, как это вовремя и замечательно! Её плотный страстный голос давно созрел для них, а темперамента хватит на всё! Строго и корректно басили Miserere мужчины из хора Мюнхенской филармонии, как солнечный луч, заблиставшим звуком, летел из-за кулис последний призыв о любви Манрико – Кауфмана. И венчала всё безупречно исполненная стретта Леоноры, часто купируемая в опере из-за своей сложности…
Хорошего всегда кажется мало. Ну почему только один дуэт с тенором, и один с басом, а «на бис» лишь маленькая «школьная» ария Лауретты из «Джанни Скикки» Дж. Пуччини?
«Порги и Бесс» Дж. Гершвина с Эрвином Шроттом было исполнено если и не с афроамериканским свингом, то по-супружески раскованно, и очень нежно.
Эрвин Шротт - прирождённый шоумен. Даже в классической арии Лепорелло из «Дон Жуана» Моцарта он слегка шалил – вместо «списка» перелистывал журнал «Вог» с фотографиями красавиц. Удивительно современными казались и его Банко из «Макбета» Верди, и мессир Мефистофель из «Фауста» Гуно, чему, возможно, способствовала модная причёска – ярко-седые волосы (а ля Хворостовский) и лихой «чубчик» на лбу. Но настоящая «смерть девушкам» наступила, когда Шротт запел на родном испанском - арию из сарсуэлы Пабло Саросабаля «Хозяйка порта» и, особенно, бисовое «Танго риоха». Редкий бас может зацепить таким эротизмом голоса и манеры пения, не переходящим за грань хорошего вкуса.
Но и Йонас Кауфман в течение вечера «шёл по нарастающей». Его прощание Туридду с матерью из «Сельской чести» Масканьи было проникнуто полнотой отчаянья и итальянской страсти. Объявленное артистом посвящение своей «Альма матер» - Высшей школе музыки, что стоит как раз напротив Кёнигс-плац, ария из оперетты Рихарда Таубера (великого австрийского тенора 30-х годов) «Песня мечты» доказала ещё раз, что выпускник сего почтенного заведения не зря получал свой красный диплом – настоящий отличник! И финальную точку всего концерта поставил «бис» опять же Кауфмана – блестящая ария из «Джудитты» Ф. Легара – «Друзья, будем жить», цыганский надрыв, облагороженный венской традицией, «крик души», но без битья стаканов.
Несколько слов об оркестре. Пражский филармонический показал себя очень профессиональным коллективом, а Марко Армилиато – мастером качественного оперного аккомпанемента. Кстати, озвучка оркестра, в отличие от певцов, достойна только комплиментов. Слышны были все группы, солирующие инструменты, всё, что определяется термином «баланс–прозрачность» было на высоте. Да, в сольных оркестровых номерах порой не хватало нерва – уж очень аккуратненько, без ярких эмоций исполнили и увертюру к «Силе судьбы» Верди, и интермедию из сарсуэлы «Свадьба Луиса Алонсо» Дж. Хименеса. Возможно, пониженный оркестровый градус тоже был обусловлен «площадной» спецификой, желанием маэстро Армилиато максимально осторожно провести коллектив среди подводных рифов микрофонной акустики, не испортить общее впечатление.
Немного искусственным показался выбор ансамблей, венчавших отделения концерта.
Терцет из «Ломбардцев» Верди явно не принадлежит к шедеврам великого автора. И ученически с пюпитрами поющие новую музыку звёзды не добавили ему красок. Хотя непосредственность Анны, кулаком придавшей нужную «позу» подставке, развеселила смешливого тенора и половину зала. А финал «Фауста» Гуно – бесспорно, глубокий и яркий, но уж очень неконцертный, слишком короткий. Возможно, если бы господин Шротт вспомнил о своей баритоновой ипостаси – выбор ансамблей стал бы намного шире и интересней. Сразу думается и про того же «Трубадура», и про сцену Нила из «Аиды» - и далее можно много и смачно фантазировать. А сколько сокровищ в классической венской оперетте, о любви к которой говорилось в предварительных интервью артистов, и мечтались дуэты из «Весёлой вдовы», «Цыганского барона» и т.д.! Будем надеяться – всё ещё впереди. Трио кажется вполне спевшимся и задружившим. По слухам, повторение этого же шоу в Вене прошло даже ещё горячей. Третий «раз» (как в сказке!) должен состояться в Берлине 16 августа, планируется трансляция по немецкому телеканалу ZDF в 22 часа по Европе. А на июнь 2012 года уже объявлены продажи на эту же «троицу» в лондонский Альберт-холл.
Что в итоге? Хорошо, что есть такие праздники из серии «Опера для всех» - количество молодёжи, и вообще не чопорно-баварской театральной, а более раскованной и демократичной публики приятно удивило. Один раз побывать на подобном зрелище и для серьёзных знатоков-ценителей оперы не грех, получить новые ощущения, как на экскурсии в экзотическое место. Но настоящие оперные голоса всё равно лучше слушать при естественной акустике, без микрофонов! А уж если немного знаком с технической кухней – совсем тяжело, понимаешь зависимость общего впечатления от длинной цепочки составляющих, имеющих отношение к электричеству, «железкам», законам шоу-бизнеса, но никак не к музыке.
Запомнились и некоторые организационные моменты. Доброжелательная охрана на входе, лишь «прохлопывавшая» сумки снаружи, количество шатров с едой и напитками, не пугавшими своими ценниками. И уж совсем изумил тот факт, что при разливанном море баварского пива, и без ограничений наливавшегося «чего покрепче», ни одного нетрезвого зрителя-слушателя не наблюдалось. Чудеса! Даже огромные булки с горячими колбасками, крендели и прочая снедь, словно по волшебству исчезли из рук вместе с первыми звуками оркестра. И куда-то делся простецкий чад от жаровен, лишь благородный ванильный дух дополнял музыкальную программу.
Реально мешали самолёты, у которых будто настал «час пик» во втором отделении вечера.
Но тут уж трудно спорить…