В сегодняшнем выпуске нашего журнала – два впечатления от оперных шоу одного и того же содержания, только на разных массовых площадках – в Мюнхене и Вене. Венские впечатления «озвучил» для нас А.Курмачев. В Мюнхене за оперной «массовкой» наблюдала Т.Елагина.

На вокально-симфоническое мероприятие такого рода я попал впервые: звук через динамики, стадион, на котором расстояние от не дальних рядов до сцены сравнимо с длиной взлётно-посадочной полосы, непонятная программа, схоластичностью своих элементов напоминающая винегрет, мороженое и попкорн в зале и прочие атрибуты масскульта, – всё было в диковинку… А посему впечатления у меня от происходящего были самые что ни на есть непосредственные, прямо как у неофита…

Перед началом вышел представитель организаторов и несколько приободрил публику, не успевшую понять, на что, собственно, она пришла: программки к мероприятию напечатать не успели, потому что структуру венского концерта по сравнению с Мюнхеном, где тройка наивостребованнейших исполнителей выступала неделей ранее, немного изменили (буквально одну арию в исполнении Нетребко заменили на другую), но расстраиваться по этому поводу слушателям не стоит, так как на больших экранах будут объявляться номера, а все желающие, оставив свои координаты у организаторов в антракте, смогут получить заветные буклеты по почте и совершенно бесплатно. Зал воспрял и замер в ожидании.

Вечно всем довольный и обаятельно позитивный маэстро Армилиато одним своим видом всегда создаёт праздничный настрой и стимулирует к снисходительному восприятию всего, что бы ни случилось. А случилась увертюра Берлиоза «Римский карнавал», сыгранная старательно, но разрозненно. Справедливости ради, нужно сказать, что Пражский оркестр, как и большинство оркестров «местного значения», заточен на определенную стилистику и блестяще справляется с испанской экспрессией и даже неплохо и почти без ошибок может сыграть увертюру к «Силе судьбы» Верди. Но вот каким-то собственным исполнительским лицом коллектив, по-моему, не обладает. Хороший добротный уровень. В меру универсальный, в меру корректный, в целом приемлемый… Плоскость электронного звука, конечно, оказывала дополнительное удручающее воздействие на восприятие, но глобальных претензий не вызывала: минут через десять уши адаптировались к неплохой в целом работе звукоинженеров, и это позволило сконцентрироваться-таки на качестве исполнительского вокала.

«Песню» Лепорелло про каталог осчастливленных Дон Жуаном женщин Эрвин Шротт, бесконечно шутивший и хохмивший весь вечер, исполнил «уверенно и угарно». С некоторым шумом и гортанным шорохом, но харизматично и неотразимо. Глянцевый журнал с фотомоделями, который артист листал во время исполнения, добавил некоторой пикантности мини-шоу, сделанному Шроттом в лучших традициях мелодраматического конферанса, но на качество вокала никак не повлиял. Вообще в первой части концерта Шротт звучал каким-то осветленным тембром, напрочь лишенным привычного басового окраса. Особенно странно это было слышать в куплетах Мефистофеля, исполнение которых отличалось больше актерской игрой, чем вокальной безупречностью. Во втором отделении Шротт, наконец-то, запел «своим» голосом, и ария Банко из «Макбета» была исполнена просто исключительно: с шикарными низами, идеальными межрегистровыми переходами и интонированной филировкой! Это был настоящий мини-спектакль – вдумчивый, глубокий, с идеальной фразировкой и пониманием медитативной подоплёки этой сложной партии.

«Сегодняшнее лицо российской оперы» Анна Нетребко вышла в лимонного цвета кринолине и необъятном в диаметре брильянтовом (ну а каком же ещё?) колье: как говорится, от нелепости до элегантности – один аксессуар. От былой игривости и непосредственности не осталось и следа: выглядела «наше всё» как заматеревшая примадонна, округлившаяся и малоподвижная. Уже по одному её виду можно было сразу догадаться, что голос, и без того весьма объемный, обретя дополнительную опору в изменившейся комплекции певицы, будет звучать экстраординарно. Так оно и вышло. Из узнаваемых огрехов остались только свистящие верха и неровность колоратур, тогда как неаккуратность звуковедения была виртуозно ретуширована, а динамическая мощь вокала, продемонстрированная в этот вечер, лишний раз показала: последние года три Нетребко поёт не свой репертуар. Я не знаю, какой бы получилась у неё Эльза (почему-то думаю, что однозначно лучше, чем у любимицы Катарины Вагнер – весьма специфической вокалистки Аннет Даш), но Аида, Леонора, может быть, Турандот и, возможно, даже Феврония пришлись бы ей как раз впору. В любом случае, драматический репертуар был бы более понятен в связи с текущим состоянием голоса певицы, хотя, разумеется, я понимаю, что концертное исполнение сцены из «Трубадура» - это одно, а качественное участие в полноценном спектакле – это совсем другое. Тем не менее, вся программа, составленная из разностилистических фрагментов, включая дуэт из «Порги и Бесс» Гершвина, была озвучена певицей впечатляюще.

Небольшую арию из «Мадам Баттерфляй» Анна исполнила с академической аккуратностью, уверенно ярким звуком в среднем регистре, с настоящим драматизмом и блестящим интонированием. В моем любимом дуэте из «Манон» Массне – сцене в монастыре Сен-Сюльпис, - грубовато крикливые верха удивительным образом сочетались с безупречной кантиленой и мягкой округлостью звука, а эмоциональный надрыв, оставаясь в рамках хорошего вкуса, нередко изменявшего певице именно в этом дуэте, работал на безупречный по красоте вокальный образ. Если долгие годы популярность Нетребко зиждилась скорее на её сценической привлекательности, чем на вокальных возможностях, то теперь певицу намного интереснее слушать, чем созерцать. С точки зрения массовой привязанности, этот фактор может стать губительным для безоговорочного приятия певицы как минимум мужской аудиторией, но инерция тотального обожания настолько сильна, что серьёзно опасаться за популярность бренда «Нетребко» пока не стоит. Хотя две полупустые трибуны при весьма доступных ценах на билеты и наличие оных в продаже в день концерта кое о чём все же говорят...

Сам факт, что с «непрофильной» белькантовой легковесности, в которую певица и ранее с трудом вписывалась из-за ограниченности технических возможностей (прежде всего, подвижности голоса, лишавшую его поклонников безупречности «положенных» по нотам колоратур), Нетребко переключилась на драматические партии, - яркое свидетельство того, что смена имиджа не за горами. Так в грандиозной сцене из «Трубадура» певица не поразила именно колоратурными пассажами, тогда как драматическая часть была сделана превосходно. Как, впрочем, и завершение концерта (финал V акта «Фауста» Гуно), в котором именно голос Нетребко заполнял зал, затмевая своей непривычной мощью не только аккуратный, хоть и броский вокал супруга, но и яркий полетный голос Йонаса Кауфмана.

Йонас Кауфман, расстроивший меня своим Лоэнгрином в прошлом году, сегодня вновь покорил. Основная проблема звукоизвлечения, которой многие не слышат (хотя, скорее, просто не хотят слышать), - «заваленность» центра звукообразования «в затылок», дающая на пиано совершенно немыслимый «эффект зевания», оказывается, абсолютно перестаёт иметь место, как только певец «отпускает» звук в маску: голос моментально раскрывается, обретает мощь и чистоту, избавляясь от того «затылочного призвука», который портит многие его работы.

В целом сегодняшнее выступление Кауфмана можно охарактеризовать как пассионарное: столько страсти и технического блеска я не слышал от певца, даже когда был серьёзно увлечён его вокалом. Особенно неожидан этот эффект в связи с тем, что Кауфман совершенно не эмоционален визуально: выражение лица всегда сосредоточенное, мускульная активность мимики полностью подчинена звукоизвлечению, игры на публику – просто ноль. Конечно, в интервалах между номерами певец общался с залом, но всё это было подчёркнуто деликатно, без фамильярности и вульгарности. После дуэта из «Манон», завершившегося страстным поцелуем с Анной Нетребко, артисты вышли на исполнение трио из «Ломбардцев» Верди, и перед его началом Шротт «деликатно» намекнул Кауфману, что у него на губах осталась помада его супруги. Нетребко игриво шлёпнула мужа по плечу, а Кауфман весело рассмеялся.

После исполнения песни Таубера дирижер Марко Армилиато, весь вечер бесконечно несдержанный в проявлении своего восхищения вокалом исполнителя, даже подал ему своё полотенце, лежавшее под пюпитром, чтобы Кауфман смог вытереть лицо (в Вене в этот день было +28, а на сцене под софитами, думаю, было еще «теплее»). Оценив жест маэстро, с которого тоже лило в три ручья, артист, промокнув лоб, задиристо швырнул полотенце обратно. Впрочем, восторг маэстро можно понять (зал, кстати, принимал Кауфмана теплее Шротта, и даже Нетребко): вся психологическая экспрессия, которая накрывала публику во время исполнения Кауфмана, никак не была связана с актерскими приёмами или эстрадными ужимками. И в невыигрышном фрагменте из «Джоконды», и в «припевном» прощании с матерью из «Сельской чести», и даже в песне Рихарда Таубера «Der singende Traum» эта внутренняя пружина эмоционального накала, которая когда-то покорила меня в исполнительской манере певца, по нарастающей сжимается к кульминационным всплескам, достигая которых вокальные ресурсы вокалиста взрывают представление слушателей о том, как это в принципе может звучать. Этот эффект - результат виртуозной работы настоящего театрального певца, мелодраматическая выразительность которого сопряжена с художнической самоотдачей высочайшей пробы. Неудивительно, что на фоне такого благородного мастерства Йонаса Кауфмана латиноамериканские напевы Эрвина Шротта, хоть и вызывали «положенный» энтузиазм, но воспринимались почему-то больше как самолюбование, чем как искусство, а «прорыв в иные бездны» Анны Нетребко – как неизбежную дань самой себе…

Таким образом, видимая странность программы концерта не только напомнила слушателям о существовании оперных звёзд, давно уже не нуждающихся в специальном представлении, но позволила оценить перспективы ближайшего развития любимых артистов на основе продемонстрированных ими актуальных вокально-драматических возможностей… И в этом смысле для меня лично это мероприятие стало не столько развлекательным, сколько познавательным, даже в том, что я лишний раз убедился: микрофонный звук для восприятия академического вокала – как курение для сомелье: не уродует, но притупляет…

Рекомендуем

• Опера на CD в интернет-магазине OZON.ru