Неопределенность инаугурационного спектакля «Ла Скала» сродни туману, окутавшему Миланский собор

Ирина Сорокина
Специальный корреспондент

Сегодня мы с удовольствием предоставляем нашим читателям «живой» репортаж нашего корреспондента в Италии Ирины Сорокиной о премьере «Дон Жуана» в Ла Скала. Ценность этого материала не только в том, что Сорокина давно известна как опытный и высокопрофессиональный критик, обладающий взвешенным подходом к восприятию оперных спектаклей. Главное в данном случае и в другом – это восприятие спектакля непосредственно из зала. Любопытно будет сопоставить ее впечатление с мнением И. Корябина от кинопоказа миланской премьеры, опубликованным в прошлом выпуске журнала.

Похоже, канадский режиссер Роберт Карсен (о чьей работе в дворжаковой «Русалке» в Париже автор до сих пор хранит романтическое воспоминание) на этот раз битву проиграл. Постановка моцартовского «Дон Жуана» в Милане, на сцене театра «Ла Скала», несомненно, относится к категории битвы. Еще бы, один из самых прославленных театров в мире, давно относящийся к категории мифов, открытие сезона, мероприятие не только музыкального, но и общественного значения.

1/5

О событии этом в Италии всегда много трубят и, как правило, оно не обманывает. Так произошло и на этот раз. Все газеты посвятили инаугурационному спектаклю значительное место, премьера в день Святого Амвросия, покровителя Милана, сопровождалась политическими манифестациями, на спектакле присутствовали Президент Республики Джорджо Наполитано и недавно назначенный премьер-министр Марио Монти и т.д. и т.п. К последним фигурам мы еще вернемся, и вовсе не для того, чтобы повторить всем итальянцам наскучившие, а у большинства вызывающие тревогу фразы о кризисе, рецессии, необходимости набраться терпения, потуже затянуть пояса и принести значительные жертвы.

Карсен поставил спектакль, о котором мало что можно сказать. Не бесповоротно плохой, не окончательно провальный, но вяловатый, скучноватый и порядочно бесцветный. Как бесцветна сценография Майкла Ливайна, который не придумал ничего лучше, как воспроизвести интерьер прославленного миланского храма оперы, используя многократно повторяющийся мотив занавеса. Только настоящий занавес яркий и способный вызвать эмоции (ведь «Ла Скала» – это история, престиж, миф), а огромные фотопанели на сцене бледны и невыразительны. Роберт Карсен заявил, что его спектакль – приношение «Ла Скала», так, может быть, «приношение» и состоит в скучном воспроизведении занавеса??

Фотопанель с изображением занавеса стоит позади кровати, на которой Дон Жуан занимается любовью с Донной Анной, в фотопанели открывается дверь, из которой появляется Командор, и окошко, из которого выглядывает Донна Эльвира – и так далее и тому подобное. Мизансцены также не отличаются преувеличенной фантазией, использование внесценического пространства всегда вызывает живую реакцию зрителя, но все это вещи с длинной бородой: выход Дон Жуана вместе с дирижером, срывание занавеса, за которым открывается дрожащее зеркало, в котором отражается зрительный зал «Ла Скала», покидание сцены через ложу просцениума, проход хозяина и слуги через партер...

Вот мы и подошли к Джорджо Наполитано и Марио Монти: в сцене на кладбище (последнее никак не обозначено) Карсен помещает Командора в королевскую ложу, palco reale. Именно оттуда неправедно убитый отец Донны Анны и вещает грозным голосом: «di rider finirai pria dell’aurora» («ты прекратишь смеяться еще до зари»). Два сиятельных гостя во плоти и крови и гость каменный образуют троицу, состоящую из пожилых и весьма достойных людей, задачей которых является привести все в порядок в стране, которую часто именуют неуправляемой, и наказать разбойников, развратников, растратчиков, неплательщиков налогов и иже с ними. Напомним, что экономические меры, которые предложило правительство Монти итальянцам, в прессе постоянно называют «кровью и слезами»... От этой мизансцены Карсена не знаешь, то ли плакать, то ли смеяться. Слава Богу, что «насладиться» ею можно было только на самом первом представлении...

Спектакль Карсена также демонстрирует явную нелюбовь к женщинам. Режиссер не подвергает ни малейшему сомнению то, что Донна Анна не только отдалась Дон Жуану, но сделала это с большой охотой; что же касается Донны Эльвиры, то ее желание заняться любовью столь неутолимо, что на протяжении всего спектакля она преследует Дон Жуана, одетая в черную комбинацию, то есть «готова»... Не обошлось и без голой женщины: во втором действии Дон Жуан наслаждается компанией служанки Донны Эльвиры (в либретто Да Понте она только упоминается): миленькая служанка покидает сцену в абсолютно голом виде. Роберт Карсен, где Ваша фантазия? Где хороший вкус?

Самую большую полемику вызвал финал, в котором в ад проваливается не наказанный за грехи и преступления развратник, а все прочие персонажи, потратившие на преследование и наказание Дон Жуана, если так можно сказать, всю оперу. В режиссерских заметках, опубликованных в обширном буклете (скорее, книге) к спектаклю, Карсен заявляет о своей симпатии к идее Кьеркегора, что Дон Жуан подобен электростанции, производящей энергию. Все прочие находят в нем источник жизненной силы. Предположение: если Дон Жуан само воплощение жизненной силы, так и смерть над ним не властна, и в финале спектакля он преспокойно появляется из глубины сцены с сигаретой в зубах. Если все прочие – крошечные людишки, лишенные жизненной силы, так им сам Бог велел провалиться в тартарары...

Законные сомнения вызвал состав певцов. Допускаю, что кому-то мог не понравиться исполнитель главной роли, шведский баритон Петер Маттеи, автору доставивший искреннее удовольствие. По-настоящему отличный вокалист, артист высокой культуры, обладатель красивого и с неким соблазнительным оттенком тембра голосом, владеющий мягким, округлым звукоизвлечением и познавший все секреты вокальной техники, Маттеи представил Дон Жуана скорее ироническим, чем демоническим, склонным более к игре, чем к любовной страсти. Безупречно, с горячей увлекательностью и сверкающим динамизмом была спета ария с шампанским, и подлинной жемчужиной с точки зрения стиля стала утонченная серенада.

Брин Терфель в роли Лепорелло мог как понравиться, так и оттолкнуть. Этакий представитель рабочего класса в комбинезоне, грубовато-раскованный, не лишенный шарма, — также как грубовато-раскованно и не лишено шарма его пение. На взгляд автора, слишком грубый, слишком раскованный, слишком плебей. Время идет для всех, и вокал Терфеля несколько померк, голос стал жестче, суше, отдельные ноты валлийского гиганта звучали в слишком открытой манере. Терфелю нельзя отказать в комическом даре, такой Лепорелло возможен, и им вполне можно наслаждаться (автор от себя добавит, что предпочла бы в этой роли Ильдебрандо Д‘Арканджело).

Анна Нетребко (это ее дебют в миланском храме оперы) сорвала аплодисменты за арии Донны Анны, но к ее пению можно предъявить порядочное количество претензий. Ныне принято говорить о «затемненном» тембре певицы, как о чем-то красивом и достойном восхищения. Автор этих строк рискнет вступить в полемику с этим утверждением. «Затемненный» тембр кажется мне более соответствующим тому, что в итальянском языке с ироний называют «intubata», то есть певец поет так, как будто у него трубка в горле. Что сказать об однообразном, утяжеленном звуке, погрешностях в интонации, стилистической приблизительности? Какие хвалы не петь Анне Нетребко, как не возносить ее на вокальный Олимп, имеющий опыт любитель оперы и внимательный критик сразу заметят несовершенство техники певицы, не говоря уже о недостатках актрисы: монотонность и очевидная вульгарность. Не помогает певице костюм: ее слишком округлые формы неумеренно открыты, что дало повод одному из рецензентов уподобить ее «домохозяйке из Вогеры» (небольшой городок в области Ломбардия, провинции Павия; автору неведомо, почему именно Вогера стала предметом иронии коллеги...).

А вот Барбаре Фриттоли вполне можно выдать диплом победительницы, если рассматривать исполнение моцартовской оперы в виде вокального соревнования. Эта певица не наделена неповторимым тембром, но с убийственной партией Донны Эльвиры справилась весьма лихо благодаря высокому уровню вокальной техники и всеми признанной музыкальности. Несколько огорчили сухостью высокие ноты, исполнение арий было не безупречным, зато в речитативах Фриттоли показала истинно высокий класс. Столь же высоких похвал заслуживало ее искусство актрисы: этой проникновенной Дездемоне оказалась по плечу одержимая нимфоманка, которой волею Карсена предстала Донна Эльвира на сцене театра «Ла Скала»!

Миниатюрная Анна Прохазка со столь же миниатюрным голосом ничем особым не отличилась, хотя и не опозорилась в партии Церлины, зато ее партнер Стефан Кочан явил Мазетто слишком однообразного и чуть ли не грубого.

Подлинно печальная нота касается Джузеппе Фильяноти в роли Дона Оттавио: некогда весьма восхваляемый тенор (дифирамбы ему пел сам Паоло Изотта, гуру итальянской оперной критики) демонстрировал инструмент безнадежно испорченный. Так и тянуло назвать его умирающим тенором! Рваная кантилена, присутствие хрипа и сипа, полностью отсутствующий верх: невольно возникает вопрос, зачем же так мучиться и мучить публику?

Весьма достойно выступил бас Квангчул Юн в партии Командора.

Что сказать о Даниэле Баренбойме? Дирижирование аргентинского маэстро осталось в рамках обычного и предсказуемого, хотя оркестр «Ла Скала» играл превосходно. В заслугу дирижеру можно было поставить внимание к тонкостям фразировки и яркие динамические контрасты, в упрек – злоупотребление слишком медленными темпами. Кстати, на первом представлении кто-то из публики бросил Баренбойму: troppo lento!

В вечер спектакля, который довелось увидеть автору, в Милане был воистину собачий холод. И не только холод, но и густой туман, из-за которого рассмотреть золотую статую Мадонны на крыше знаменитого собора (о ней сочинена очаровательная и знаменитая песенка) было невозможно. По площади бродило не так много людей, они заходили в магазины в знаменитой галерее, которая связывает Соборную площадь с площадью театра «Ла Скала» только для того, чтобы согреться. В таких случаях легко возникает чувство экзистенциального одиночества. Ощущения от спектакля, не способного вызвать сильные эмоции, были сродни чувствам холода, непереносимой влажности и печали, что наводил вязкий туман, окутавший Миланский собор. Дело самое обычное на Паданской равнине. Также как отсутствие интересных и четких идей, и попытки выдать за оные чего-то несуществующего – дело самое обычное в современном оперном театре.

Foto Brescia/Amisano © Teatro alla Scala

0
добавить коментарий
ССЫЛКИ ПО ТЕМЕ

Ла Скала

Театры и фестивали

Дон Жуан

Произведения

МАТЕРИАЛЫ ВЫПУСКА
РЕКОМЕНДУЕМОЕ