Только что завершился юбилейный 30-й Шаляпинский фестиваль в Казани. В этот раз в его программе было немало запоминающихся вершин: практически каждый из вынесенных в афишу спектаклей был знаменателен возможностью услышать интересных певцов, многие из которых являются настоящими звёздами оперной сцены. И если абсолютной новацией юбилейного форума, где роль главной звезды играл не вокалист, а дирижёр, стал премьерный «Онегин» с Михаилом Плетнёвым за пультом оркестра Казанской Оперы, то в череде вокальных приманок фестиваля, безусловно, первое место принадлежит «Борису Годунову», прозвучавшему на казанской сцене 13 февраля — в день рождения Ф. И. Шаляпина. В этот вечер титульную роль в нём исполнил немецкий бас Рене Папе.
Папе — пожалуй, первый в Казани за всю историю фестиваля вокалист, имеющий впечатляющую международную карьеру и никак не связанный своим прошлым ни с постсоветским пространством, ни с бывшим социалистическим лагерем.
Хотя певец и является уроженцем ГДР, а его образование, полученное в Дрездене, и начало профессиональных успехов в Восточном Берлине приходятся на эпоху позднего Хонеккера, практически вся его карьера развивалась уже в постсоциалистической Германии, а чуть позже – на ведущих западных сценах. Никогда не порывая с Немецкой государственной оперой, исполнив именно на ее сцене все свои наиболее значительные партии, основным местом своей деятельности Папе избрал американские театры, а «Метрополитен» для него – что дом родной: самое последнее его появление здесь случилось практически намедни, в серии премьерных «Фаустов». Сегодня Папе поёт по всему миру на самых престижных площадках – «Ла Скала», «Ковент-Гарден», «Лисео», Венская и Баварская государственные оперы, Лос-Анджелес, Чикаго, Зальцбург, Токио. Неоднократно появлялся певец и в нашем Петербурге – прочное сотрудничество связывает его с Валерием Гергиевым.
Стоит ли повторяться, что партия преступного царя Бориса – и лакмусовая бумажка, и тяжёлое испытание для любого, самого мастеровитого баса? Скольких знаменитых, даже великих, начиная с самого Шаляпина, интерпретаторов знала она, встать вровень с которыми, ох, как не просто! В особенности в России исполнять эту хрестоматийную партию – героизм особый, но Рене Папе отваживается на такой шаг уже не впервые: его Бориса слышали на петербургских «Звёздах белых ночей».
Что понравилось однозначно? Русский язык певца – немыслимо правдоподобный для иностранца, где лишь некоторые слоги иногда выдавали в исполнителе не носителя великого и могучего. Культура пения – скруглённые фразы, «динамическая партитура» партии, где контрасты в подаче звукового потока продуманы до самой последней мелочи. Попытка вжиться в русский национальный образ и в формат традиционного спектакля, костюмированной исторической реконструкции – Папе искренне стремился не просто грамотно озвучить партию, но абсолютно быть в контексте российских лекал для русской оперы номер один.
Что не убедило? В русской традиции (может быть шире, в славянской – Христов и Гяуров пели Бориса именно так) принято подавать эту речитативно-декламационную партию всё-таки в каком-то смысле по-белькантовому – на широком распеве, когда потянуть, насладиться звуком – не грех (особая шаляпинская интонационность – отдельная тема). У Папе как раз превалировала мелодекламация, многие фразы получались какими-то укороченными, закрытыми, засурдиненными. Едва ли это следствие увядания голоса – драматические кульминации были спеты «во всю ширь и мощь» вокального аппарата – скорее, это сознательный выбор интерпретатора. Сам голос певца – несколько суховатый, слишком вышколенный и окультуренный (в иные моменты казалось, что слышишь не Папе в опере, а Фишера-Дискау в песнях Шуберта), почти совсем без пряных итальянских красот вокализации, что опять-таки не слишком в русской традиции, взращенной не на немецком, а на итальянском мелосе. Драматическое решение образа оказалось несколько суетливым и нервическим. Именно таким получился властелин у Папе. Стремясь показать абсолютного лузера (словечко из интервью певца, размышляющего об образе царя), именитый немец слишком увлёкся показом потерянного, какого-то жалкого, несмотря на свой великанский рост правителя, тем самым заметно обмельчив, разукрупнив и деромантизировав фигуру Годунова. Папе – внимательный и умный актёр, педантичный в мелочах, певец интеллектуальный: возможно, этого было слишком много – хотелось больше стихийности и меньше самоконтроля, что в его пении, что в игре.
Спектакль, идущий в Казани, заявлен как постановка 2005 года – работа много чего здесь поставившего Михаила Панджавидзе. На самом деле, это всё тот же классический габтовский «Борис» в оформлении Фёдора Федоровского образца 1948 года, растиражированный на постсоветском пространстве многократно. Декорации по эскизам великого соцреалиста, выполненные Виктором Немковым, несколько лубочны в своей прямолинейности и яркости цветовых сочетаний. Кроме того, стремление «заселить» живописью каждый сантиметр сценического пространства для отнюдь нециклопической сцены Казанской Оперы слишком сковывает и давит, лишая спектакль широты и воздуха. Есть и ещё один минус. Спектакль, стремящийся возродить реалистический стиль исторического действия, претендующий на правдоподобность и достоверность, обязан быть аккуратным в самой последней мелочи. Увы, в Казани этого нет: то митрополиты в сцене коронации выйдут в смехотворно коротких облачениях, то Самозванец забудет надеть рыжий парик в польском акте (в то время как у Пимена и в корчме мы не только его в нём видели, но ещё и Варлаам нам громогласно зачитал эту его примету), то окно в приграничном с Литвой шинке зияет чёрной пустотой колосников… Понятно, что Гришке Отрепьеву через него убегать, но хотелось бы, чтоб не так уж откровенно за кулисы, а всё-таки в сторону милой его сердцу вражеской границы.
В Казани «Годунов» идёт в традиционной для России редакции Римского-Корсакова, но для Папе его сцены дали в версии Ламма – получился какой-то странный микст: понятно, что мера вынужденная, но художественной цельности спектаклю это, тем не менее, не придаёт. Оркестр под водительством главного дирижёра Театра имени Джалиля Рената Салаватова повествует размеренно и спокойно, как-то основательно: для фундаментальной русской оперы это хорошо, но несовершенства акустики зала как-то особенно лезли в уши именно в этот вечер и портили всё впечатление. Особенно неудачен был колокольный звон – плоский микрофонный звук заметно снизил торжественный эффект сцены коронации.
Фестивалю удалось собрать для праздничного гала-представления убедительный состав исполнителей. Помимо международной звезды в титульной партии внимание привлекли многие из участников действа. Роскошен вокал киевлянина Сергея Ковнира (Пимен), не менее впечатляющ, хотя и лирический, но яркий и насыщенный тенор его коллеги по Национальной опере Украины Дмитрия Кузьмина (Самозванец). Как всегда убедительна Ирина Макарова (Марина Мнишек) – её красивое и мощное меццо блистало и тембральными красотами, и разнообразием нюансировки. Порадовала молодёжь в небольших партиях царских детей: прозрачное сопрано Венеры Гимадиевой (Ксения) колокольцами прозвенело в нескольких фразах грустящей царевны; убедил контратенор Артём Крутько (Фёдор) – в партии, непредназначенной для голоса этого типа, он явил звонкий и тембристый природный альт (а не блеющий фальцет, который часто приходится слышать от его коллег по цеху), что не только предпочтительнее мальчикового дисканта (как то совершенно неубедительно было сделано в сокуровской версии в Большом театре), но и составляет достойную конкуренцию женскому контральто. Среди старшего поколения певцов, хотя и без былого голосового роскошества, но в целом добротны и актёрски убедительны оказались мариинец Алексей Стеблянко (Шуйский) и бывший габтовец, а ныне русский американец Михаил Светлов-Крутиков (Варлаам).
Несмотря на все «но», праздничный гала-показ в Казани получился: выручил всегда идущий на ура исторический антураж от «как бы Федоровского» и впечатляющий подбор голосов. В этом смысле «Борис Годунов» — наиболее показательный спектакль, в нём словно сконцентрировалась сама суть Шаляпинского фестиваля, фирменным стилем которого давно стали классические постановки без режиссёрских наворотов и внимание к вокальной составляющей спектаклей. За последнее – особый поклон Казани. Не это ли и есть – самое главное в оперном театре?
Фотографии предоставлены пресс-службой фестиваля
Театры и фестивали
Персоналии
Произведения