Татарский театр оперы и балета имени Мусы Джалиля впервые приехал в Москву после долгого перерыва. Почему случилась такая пауза, совершенно понятно. Во-первых, ездить казанцам на показы в Первопрестольную просто некогда: то у них свой грандиозный Шаляпинский фестиваль, то продолжительные турне по Европе – вот и сейчас труппа прилетела в Москву из Нидерландов, где успела показать около тридцати раз своего «Набукко». Во-вторых, на «Золотую маску» «просвещенный» экспертный совет этого фестиваля отбирает исключительно «продвинутые» в театральном плане работы, что в музыкальном театре выразилось в многолетнем засилье на «Маске» «режиссёрской оперы» — чем больше бессмыслицы и режиссёрских «наворотов» на сцене, тем лучше. Насколько состоятельны эти спектакли в музыкальном плане (не только как поют певцы и играет оркестр, но и в какой мере происходящее на сцене раскрывает музыкальную драматургию произведения), сонм критиков и музыковедов обеих столиц волнует очень мало. Поэтому у казанской продукции, преимущественно традиционной, шансов попасть на «Маску» не было практически никаких.

И тут случилось что-то из ряда вон выходящее: актуализированная «Лючия ди Ламмермур» Михаила Панджавидзе отобрана для участия во Всероссийском театральном фестивале и конкурсе аж по четырем номинациям. Казанской Опере очевидно недостает в ее короне еще и этого «бриллианта» — пары «золотых масок», и тогда ее слава и авторитет в российском оперном мире будут исчерпывающими. Театр захотел показать, что и он умеет быть разным.

Те работы Панджавидзе, что доводилось видеть ранее, свидетельствовали о нем, как о серьезном и вдумчивом режиссёре, с уважением относящимся к наследию музыкального театра и владеющим профессией. Взять хотя бы недавнишнего «Онегина» — более цельный спектакль, одновременно традиционный, но и свежий по трактовке хрестоматийного сюжета и представить себе трудно. Это Панджавидзе хорошо умеет — сомнений нет. Но, похоже, что лавры традиционалиста ему более не греют душу: режиссёр решил показать, что, мол, и он не лыком шит, и если надо, сумеет так разогреть свою фантазию, что всем прочим актуализаторам обеих столиц мало не покажется.

В итоге на казанской сцене впервые за многие годы появляется спектакль, скроенный по лекалам постмодернизма: в либретто 17 век, а нам и горя мало — мы перенесём действие оперы в эпоху последнего мирового финансового кризиса и заменим борьбу аристократических кланов противостоянием финансовых воротил. В результате романтическая опера бельканто оказывается втиснутой в офисно-банковский антураж небоскрёбов сити, Генри Эштон становится главой банка на грани дефолта (отсюда и его стремление найти инвестора посредством брака родной сестры), его окружает офисный планктон с ноутбуками и банда байкеров в коже и банданах.

Если вы согласны с такой перелицовкой сюжета, если методы «режиссёрской оперы» вам по сердцу, то нельзя отрицать, что спектакль Панджавидзе имеет свою внутреннюю логику, он ладно скроен и по-своему смотрится достаточно эффектно. На сцене — огромная конусоподобная ступенчатая конструкция (сценограф – Игорь Гриневич), на верхней площадке которой работают клерки в офисе (там же будет происходить и корпоратив по случаю подписания выгодной сделки между Генри и Артуром), в нижней части – зал заседаний совета директоров банка Эштонов, а с другой стороны – бар с игровыми автоматами и плазмой на стене, где Лючия исповедуется о своей запретной любви наперснице Алисе и заливает горе в финале несчастный Эдгар. В спектакле есть необходимое эмоциональное напряжение, он смотрится с определенным интересом, режиссура занимательна — все эти находки с фотошопом (вместо подложного письма), урчащими мотоциклами, заглушающими музыку Доницетти, и пр. с радостью узнаются современным зрителем, чьё восприятие заточено на телевизионную картинку.

Остаётся только одна проблема — музыка Доницетти. Осовремененных «Лючий» в мире почти нет, а если они и встречаются на каких-нибудь второразрядных европейских сценах, то их едва ли можно назвать театральными, а уж тем более музыкальными событиями. Романтическая, утонченная и возвышенная музыка бельканто противится актуализаторскому насилию как никакая другая – значительно больше, чем, например, музыка Верди или Вагнера. Вот звучат нежные переливы арфы при первом появлении титульной героини, взор ищет на сцене красоты, гармонии, изящества – а перед нами унылый паб и грубые нравы бандитов из шайки Генри. Торжественные, пышные звуки оркестра призваны обрисовать роскошь аристократической свадьбы – зрителю же показывают нехитрые развлечения бизнес-сообщества, где глушат виски и чуть ли не совокупляются по тёмным углам. Конечно, жестокость брата Лючии, неблаговидные планы, которые он вынашивает и стремится реализовать по либретто, ничем не лучше тех параллельных сюжету мотивов, что напридумывал режиссёр. Но всё-таки музыка Доницетти стремится рассказать о страшном возвышенным языком, а режиссёр сознательно огрубляет происходящие, и так совершенно невесёлые, события. В финале циничный и безнадёжный Генри убивает Эдгара – ещё один волюнтаристский ход режиссуры, логичный в этой постановке, но абсурдный с точки зрения самой оперы.

Подобный визуальный антураж и психологическая оболочка делают невозможным подлинное бельканто: звуковая среда просто несовместима с такой постановкой – режиссура «съедает» музыку! Образ брата-циника-убийцы провоцирует Станислава Трифонова (Генри) на грубое и громкое пение, разухабистое и агрессивное. Слабый герой и в итоге лишь марионеточный персонаж возлюбленного Лючии «подкреплен» невыразительным и напряженным вокалом Чингиза Аюшеева (Эдгар). Красивый голос Сергея Ковнира (Раймонд) звучит впечатляюще, но и он теряется за всеми немыслимыми кульбитами режиссуры. Оркестр под водительством Рената Салаватова добротен, но далёк от стиля Доницетти.

Единственной, кому удаётся до определённой степени преодолеть это «сопротивление материала», — стала Альбина Шагимуратова (Лючия). Масштаб самой партии и безусловное вокальное мастерство солистки, поющей тонко и виртуозно, смещают акценты даже и в такой постановке: ламмермурская невеста приковывает к себе всеобщее внимание, доминирует на сцене, ради её небесных колоратур и насыщенной кантилены можно закрыть глаза на всё остальное. Если сравнивать эту партию с последними по времени московскими работами артистки (Людмилой и Джильдой), то Лючия, пожалуй, наиболее сложное и значимое достижение Шагимуратовой, наверное не абсолютно совершенное (да и у кого этот образ, архиребус бельканто, был безупречен – может быть, лишь у великой Сазерленд?), но, безусловно, впечатляющее.

Фотограф Леонид Бобылев / goldenmask.ru

Рекомендуем

• Опера на CD в интернет-магазине OZON.ru