Елену Зарембу московские меломаны, несомненно, помнят по ее партиям на сцене Большого театра, помнят потому, что забыть глубокий, сильный, согревающий душу голос певицы, забыть сочный и яркий тембр ее уникального природного контральто просто невозможно… И воспоминания эти связаны, конечно же, с русским оперным репертуаром, в котором, несомненно, особняком стоит партия Вани в «Жизни за царя» («Иване Сусанине») Глинки, ведь эта коронная роль стала своеобразной визитной карточкой певицы, а на миланских гастролях Большого театра 1989 года ее исполнение произвело просто оглушительный фурор. Год назад Елену Зарембу, вернувшуюся в родные пенаты, мы снова услышали в опере Глинки, на этот раз – на премьере «Руслана и Людмилы».
Правда, в погоне за модой поручив партию Ратмира тщедушным контратенорам, звучание которых едва пробивалось через оркестр, творческая постановочная команда расщедрилась для певицы лишь на партию Наины. Что ж, спасибо, как говорится, и на этом… Однако совсем уже скоро, еще до Нового года, на сцене Большого театра мы услышим ее Кончаковну в новой постановке «Князя Игоря» Бородина… Но, к сожалению, мы так и не услышали в исполнении певицы ни Ульрику, ни Азучену, ни Далилу, ни Кармен…
Но стоп! Кармен мы непростительно поздно, но всё-таки услышали, и случилось это на сцене московского «Дворца на Яузе» – площадке, путь к которой за несколько сезонов после ее возрождения подавляющая часть московской публики так для себя и не открыла. Но как говорится, кто не был, тот много потерял. Впрочем, будем объективны: восторги рецензента связаны не с обсуждаемым событием в целом, то есть с самим фактом концертного исполнения оперы Бизе «Кармен» (кого сейчас этим удивишь!), а с участием в этом проекте двух исполнителей, ради которых «приплыть» к берегам Яузы лично для меня оказалось делом самим собой разумеющимся… О Елене Зарембе, певице с мировым именем, действительно не нуждающемся в рекомендации, мы уже сказали, а ее Хозе на этот раз стал Наждмиддин Мавлянов, солист Московского музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко. После весьма удачного дебюта на этой сцене осенью 2010 года в партии Дона Альваро в премьере вердиевской «Силы судьбы» о певце сразу же заговорили, и несмотря на то, что партия Хозе давно уже у него в репертуаре, нынешнее концертное исполнение ожидалось с немалым интересом, ведь такой необычный «сводный» дуэт услышишь нечасто. К тому же необходимо отметить, что при традиционном дефиците теноров для партий драматического амплуа, который, кажется, обречен иметь место всегда, выбор в отношении именно этого исполнителя, если бы мы поскребли по сусекам всех московских оперных театров, был сделан самый что ни на есть оптимальный.
И всё же обсуждаемое концертное исполнение было не совсем рядовым, ибо проходило, как я выяснил, едва взяв в руки программку, в рамках музыкального фестиваля имени Ирины Архиповой этого года, охватившего не только концертные залы Москвы, но также Ярославля и Пензы, плюс концертный подиум Национального театра оперы и балета Молдавии имени Марии Биешу в Кишиневе. Ярославль и Пенза в августе и сентябре начали этот фестиваль. Москва с «Кармен» его подхватила. В ноябре состоится оперный гала-вечер в Кишиневе, а закроется фестиваль концертным исполнением в Большом зале Московской консерватории оперы «Сельской честь» Масканьи с Ларисой Андреевой и Владиславом Пьявко в главных партиях. Инициатором и организатором названной фестивальной акции выступили Международный союз музыкальных деятелей и Региональный общественный фонд Ирины Архиповой (художественный руководитель проекта – Владислав Пьявко). Что ж, ничего кроме благодарности в адрес этих общественных институтов и не скажешь: действительно, затеянное ими дело – из категории достойных и праведных. Некоторую досаду вызывало лишь то, что на концертном исполнении «Кармен» во «Дворце на Яузе» оркестр, хор и солисты, окружавшие главную пару, выглядели, скажем так, «попроще».
Пронзительное звучание Симфонического оркестра радио «Орфей», за пультом которого стоял его художественный руководитель и главный дирижер Сергей Кондрашев, сочеталось с вялой аморфностью, явной бескрасочностью, отсутствием каких-либо психологических акцентов и чувственных нюансов и того сáмого внутреннего нерва, без которого исполнение любой классической оперы немыслимо вообще, а «Кармен» с плакатно-драматическими, но интеллектуально тонко и изысканно мелодически прописанными в ее партитуре страстями – и подавно. Что касается хора, то, кажется, на этот раз решили взять если не качеством, то количеством, ведь «сила великая», что обеспечивала хоровую составляющую исполнения, именовалась в программе как Объединенное хоровое движение, в которое вошли три коллектива-участника: Академический хор «Русский канон», Камерный хор «Озарение» (художественный руководитель обоих коллективов – Ольга Бурова) и Камерный хор ГМПИ имени Ипполитова-Иванова (художественный руководитель – Галина Богданова). Главным же хормейстером проекта предстал президент этой группы коллективов Борис Тараканов. Как видим, всё было очень серьезно, но, увы, элегантная и стилистически рафинированная фактура хорового письма этой партитуры так и не пленила своими несомненными музыкально-эстетическими достоинствами. Напротив, услышанное превратилось в «наглядное» пособие по воплощению рутинных оперных штампов…
Переходя к партиям второго положения, но весьма значимым для сюжетно-музыкального развития, до сих пор очень сложно отделаться от ощущения того, как Алексей Шишляев, солист Московского музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко, партию Эскамильо, что называется, просто «победно протрубил» во всю мыслимую и немыслимую певческую мощь явно на пределе вокально-объемных и тесситурных возможностей, при этом едва поспевая за мелодией и выдавая на горá одни лишь колючие сухие децибелы. В то же время солистка столичной «Новой оперы» Ольга Терентьева в партии Микаэлы определенно смогла увлечь и красотой тембра, и своими природными артистическими данными, однако пока эта партия еще не покорилась ей с точки зрения утонченного музыкального стиля: исполнительница постоянно пела «в голос», форсировала, разрушая всё романтическое очарование этого чистого и хрупкого образа.
Из всей вереницы второстепенных героев наибольшее впечатление, как ни странно, произвело исполнение партии Цуниги, в которой и блеснуть-то особо нечем, но, тем не менее, Алхас Ферзба, солист Детского музыкального театра имени Наталии Сац, смог сделать из нее весьма неплохую вокальную «картинку». Но как-то совсем уж не сложилось в этот вечер с «квартетом» в составе солистки «Новой оперы» Ирины Костиной (Фраскита) и трех представителей «Геликон-Оперы» – Ирины Рейнард (Мерседес), Алексея Исаева (Данкайро) и Василия Ефимова (Ремендадо). Особенно «отличился» Василий Ефимов, который всю несостоятельность своего вокального посыла энергично «компенсировал» гримасами и жестами, лишь только этим и привлекая к себе внимание. Конечно же, темпоритмически неимоверно сложный квинтет второго акта, в котором к названному «квартету» персонажей присоединяется Кармен, по швам не развалился, но одного «драгоценного камня» по имени Елена Заремба в его короне было явно недостаточно!
Когда в первом выходе, непривычно грассируя французский «r», Кармен запела знаменитую хабанеру, шлягер всех времен и народов, я поймал себя на мысли, что в интонационно-драматическом аспекте я просто и не узнаю его! Трактовка роли была весьма непривычной для слуха, но в ней проступала подлинная вокальная и артистическая индивидуальность. Интерпретация была сочной, выпуклой, но при этом интеллектуально наполненной, выверенной, без стилистических «пережимов». Чувственная экзальтация этого вокального образа, казалось, была доведена до предела уже в самом начале оперы, и сразу подумалось: а что же будет дальше? Но в последующих эпизодах партии Елена Заремба каждый раз добавляла в нее всё новые и новые штрихи и краски. Вслед за интригующей хабанерой всё свое женское обольщение она воплотила в изысканной сегидилье. В цыганской песне в начале второго акта певица изумительно мастерски дала волю свободной безудержной страсти, а затем, пока еще не играя с огнем, в большой сцене с Хозе была по отношению к нему вызывающе провокационна, дерзка и прекрасна в своей победной, ликующей власти …
Предоставим слово самой исполнительнице: «Я всегда, когда пою Кармен, грассирую “r”, хотя в классической оперной традиции это и не принято. Но здесь я применяю эту уместную, на мой взгляд, краску. Применяю ее для того, чтобы создать образ, максимально органичный и созвучный природе моего голоса. Последние же два акта оперы, начиная со сцены гадания, я непременно наполняю полновесным всеобъемлющим драматизмом». Несомненно, в этих словах, заключена самая что ни на есть квинтэссенция подхода певицы к образу Кармен – и в соответствии с этим вторая половина оперы была окрашена уже в кроваво-драматические тона. Еще раз повторюсь: московская публика слишком поздно услышала Кармен Елены Зарембы. Возможно, сейчас из трактовки этого образа исчезла былая озорная свежесть и естественно легкий задор, возможно, сейчас образ Кармен у певицы совсем иной, не тот, что был в годы ее триумфа в этой партии на мировых оперных сценах, но сегодня она интерпретирует Кармен просто во всеоружии своего зрелого мастерства, философски осмысленно, с сознанием своей вокальной и артистической правоты – той, которую просто так не предъявишь миру, той, что присуща лишь истинно большим художникам. И голос, этот удивительный голос… Он и сегодня всё еще продолжает волновать как своими «шаманствующими» низами, так и лирическими оттенками piano… Он всё еще способен заставить переживать катарсис и впадать в медитативный транс…
Я давно мечтал услышать Елену Зарембу в партии Кармен. Наконец-то, моя мечта сбылась: в этот вечер, в дуэте с ее Хозе Наждмиддином Мавляновым, она была просто ослепительно хороша! И было бы совершенно несправедливым не сказать самые теплые слова об ее партнере. На мой взгляд, в звучании его лирико-драматического голоса больше превалирует драматическая форманта, и особенно хорош он был именно в драматических эпизодах. В лирическом же дуэте с Микаэлой тенор словно «распевался», готовился к предстоящей «вокальной схватке» с Кармен. И всё же нельзя не признать, что хрестоматийно-лирическая по своей сути «ария с цветком», прозвучавшая, пожалуй, даже несколько героически, Наждмиддину Мавлянову несомненно удалась: каким-то чудом лирические чувства героя смогли «пробить» плотную вокальную фактуру и «воспарить» над драматизмом. Зато в заключительной сцене, пользуясь лишь вокальными средствами, певец проявил такое буйство артистического темперамента, что в какой-то миг за судьбу главной героини даже стало страшно по-настоящему: в финале взаимопроникновение двух сильных артистических аур ощущалось, как никогда! И это, конечно же, поистине дорогóго стоило!