Перед началом спектакля в театре «Астана Опера» – премьерой новой постановки оперы Верди «Аттила» – я неспешно прогуливался по огромному мраморному фойе, любуясь его роскошными интерьерами. Когда до начала оставалось минут двадцать – двадцать пять, среди стечения публики, приглашенных гостей и журналистов, я вдруг неожиданно увидел режиссера-постановщика спектакля Пьера Луиджи Пицци, беседовавшего со своими коллегами и друзьями, приехавшими на премьеру в Казахстан если и не со всего мира, то с половины Италии уж точно.
Моя реакция была мгновенной: призвав на помощь представителя пресс-службы театра, я через переводчика, которому хочу выразить свою искреннюю благодарность, попросил маэстро сказать несколько слов о спектакле, который должен был начаться с минуты на минуту. К беседе с ним я не готовился, ибо нельзя подготовиться к тому, чего, в принципе, не ждешь, но что именно поэтому часто и случается.
Но разговор неожиданно получился, и согласие на него было получено весьма легко: достаточно было сказать, что я – журналист из России.
Маэстро, «Сомнамбула» Беллини на сцене Большого театра в прошлом сезоне стала вашей первой постановкой в России. А вне пределов России на постсоветском пространстве СНГ нынешняя постановка «Аттилы» Верди в Астане также первая?
Если вопрос ставить так, то, безусловно, да. Но, с другой стороны, это и первая постановка «Аттилы» в Казахстане, ведь, что касается западноевропейского оперного репертуара, то до этого здесь всегда традиционно обращались к более популярным, апробированным названиям, и поэтому в плане афиши новый театр открывается сегодня явно новаторски. Насколько мне известно, несмотря на то, что в Мариинском театре есть своя собственная постановка «Аттилы», наш новый проект, благодаря уже имеющемуся приглашению маэстро Гергиева, предполагается показать и на петербургской сцене.
Каковы ваши впечатления об Астане и его грандиозном театре?
Впечатления самые позитивные, новые для меня и необычайно сильные, но, как всегда случается в рабочем процессе, на первых порах были и некоторые сложности во взаимопонимании, в донесении до труппы тех идей и смыслов, которыми я хотел бы наполнить свою постановку. Театр ведь только начинает работать, и буквально всё здесь приходится делать с нуля. Но при этом я вижу огромный энтузиазм всего коллектива, его неустанное желание работать и создавать театр. Оркестр, хор, солисты, весь вспомогательный персонал очень молоды, и у них есть не только желание работать, но и желание научиться работать.
За тот период, что вы были художественным руководителем фестиваля «Сферистерио», я видел в Мачерате несколько Ваших спектаклей. Сейчас же я вспоминаю «камерный» фестивальный вариант «Аттилы» в Teatro Lauro Rossi, созданный вашим ассистентом Массимо Гаспароном. Нынешний спектакль в Астане будет, по-видимому, принципиально отличаться от него?
Постановка «Аттилы» в Мачерате Массимо Гаспарона была завершающей частью экспериментального проекта-«диптиха». Его части давались подряд с небольшой паузой, и первой шла опера Вивальди «Торжествующая Юдифь». Это соединение и сопоставление Вивальди и Верди – необычное и достаточно интересное – было задумано в качестве камерных постановок для очень маленького театра. Здесь же совсем другое, принципиально иной подход – концепция полноценной большой постановки с использованием всех возможностей машинерии современного оперного театра.
В московской «Сомнамбуле» сделан явный акцент на русского зрителя: чеховская недосказанность, милые нашему сердцу березки, ускользающая красота… В новом спектакле в Астане будет что-то подобное – созвучное этнографии Казахстана с его богатыми культурными традициями?
Такой акцент есть, и этот спектакль весьма отличается от постановок этой оперы, которые я делал ранее. На сей раз в костюмах гуннов присутствует отдаленный намек на нечто этнически азиатское. Конечно же, это не казахский костюм в подлинном виде. Это всего лишь некая стилизация, создающая визуальное настроение.
Вы – режиссер, сценограф и дизайнер костюмов одновременно. Но мне всегда кажется, что в своих спектаклях вы – сначала философ, потом художник и только потом человек, наполняющий уже созданный костюмно-сценографический мир театральной жизнью. В новой постановке появятся какие-то новые смыслы по сравнению с тем, что вы уже делали в этой опере ранее?
Несомненно, что-то новое появится – не может не появиться, ведь новое – всё: культурная среда, в которой мы сейчас с вами находимся, театр, сцена, труппа, оркестр, солисты. Аттила в этом спектакле уже не тот типаж, которому в привычном историческом мировоззрении отводится роль разрушителя-варвара, завоевателя, повсюду оставляющего за собой лишь смерть. Он наделен человечностью, задатками интеллекта, великодушием и благородством: в первой сцене, спасая книги из огня, в который их бросает его «темное» воинство, он предстает едва ли не спасителем мировой культуры, но при этом остается весьма амбициозным властителем и воином, который падает жертвой предавшего его окружения.
С исполнителем главной партии Ильдаром Абдразаковым вас впервые свела постановка «Аттилы» именно на сцене Римской оперы или до нее было что-то еще?
Мы познакомились очень давно, много лет назад, когда я делал россиниевскую «Итальянку в Алжире». Ильдар оказался незабываемым Мустафой, и я уже тогда по достоинству оценил не только его роскошный голос и актерские данные, но и великолепные человеческие качества, характер, полный открытости и искренней расположенности к окружающим его людям, друзья и коллегам по оперному цеху.
Как вы относитесь к русской певческой школе, в особенности, когда русские певцы поют итальянскую оперу?
Когда-то русские певцы были исключительно русскими певцами. Сегодня они давно уже вышли на международную арену. Они прекрасно поют и на итальянском, и на французском, они удивляют прекрасной дикцией, поэтому и можно смело говорить о рождении интернационального стиля. В этом смысле, к русской певческой школе я отношусь просто замечательно, ведь ваши певцы невероятно широко востребованы в мире. И нынешняя премьера также говорит в пользу этого.
А с казахской народной музыкой вы знакомы? Многие музыковеды находят в национальном казахском пении черты схожести с европейской манерой бельканто. Вы, будучи итальянцем, можете с этим согласиться или нет?
С казахской народной музыкой я, к сожалению, не знаком. Правда, именно здесь, на одном из концертов в Камерном зале, в исполнении казахских певцов мне всё же удалось что-то услышать, хотя и немного. И этого недостаточно, чтобы составить определенное мнение, ведь вокальные фрагменты, которые представляли певцы, были ариями из казахских опер. Я думаю, необходимо услышать всю оперу полностью. О казахском национальном фольклоре, о народной музыке я кое-что также знаю из сочинений Толегена Мухамеджанова (музыкант, композитор, директор театра «Астана Опера» – И.К.). Когда он приехал ко мне в Венецию, то сел за фортепиано и сыграл что-то из своих сочинений. Это вызывало мое любопытство, и я решил, что казахскую музыку мне надо узнать поближе. В этот раз не получилось, но, надеюсь, в другой раз непременно получится.
Я понял, что русскими певцами в своей постановке, которую мы сейчас увидим, – Ильдаром Абдразаковым (Аттилой) и Анной Маркаровой (Одабеллой) – вы довольны. А довольны ли вы ими как актерами?
Да! Очень! Они потрясающе откликаются на то, что я им предлагаю. Правда, у нас было не так много репетиционного времени, а этот спектакль нуждается в чрезвычайно основательной актерской и психологической достоверности, в еще более скрупулезной доводке до творческой финальной кондиции. Но в любом случае мы очень близки к цели. Возможно, премьера, которая начнется через несколько минут, приблизит нас к этой цели уже окончательно…
В основе нынешней премьерной продукции – постановка, созданная Пицци для Римской оперы. Серия премьерных спектаклей в Риме состоялась в конце мая – начале июня прошлого года. Тем же летом новая серия спектаклей этой постановка с новым составом исполнителей в несколько адаптированном виде прошла на открытой фестивальной сцене Терм Каракаллы, где Римская опера ежегодно проводит свой традиционный летний сезон на пленэре.
Вся простая и вместе с тем действенная философия постановочного стиля Пицци и на этот раз зиждется на абстракции визуальных геометрических форм и объемов, которые с ювелирной точностью художника-реалиста наполняются им действенными мизансценами, графической пластикой и мощным психологическим драйвом. Иногда кажется, что от постановки к постановке такая философия рано или поздно должна себя исчерпать, но – удивительно дело! – этого вовсе не происходит. Не происходит потому, что каждый раз, не принимая как радикальную эстетику режиссерской оперы, так и традиционные подходы к опере в чистом виде, режиссер создает свой особый художественный мир – притягательно зрелищный, интеллектуально тонкий, непременно погружающий именно в тот сюжет и рассказывающий именно ту музыкально-драматическую историю, которые и хотели поведать публике композитор и либреттист.
Сама по себе драматургическая основа либретто Солеры настолько наивна и малоубедительна, что никакой критики, конечно же, не выдерживает. Но всё пленительное и вместе с тем наивное очарование этой оперы зиждется исключительно на музыке Верди. Язык этой оперы, относящейся к раннему периоду творчества композитора, хотя, в сущности, еще и тяготеет к традициям бельканто, уже отмечен печатью колоссального драматического порыва. В данном случае этот язык настолько выразительно плакатен и мелодически заборист, что переживая драматические коллизии сюжета, убедительно наполняемые режиссером «правдой жизни», ловишь себя на мысли, что оперный театр и впрямь есть «срежиссированная музыка».
Пролог оперы разворачивается в Аквилее, падшей под натиском армии Аттилы, а затем в местечке Рио-Альбо на Адриатической лагуне, где нашли приют жители и уцелевшие защитники Аквилеи. Три последующие акта локализованы в лагерях противоборствующих сил – воинства Аттилы и армии римского полководца Аэция (Эцио). На этом романтическом фоне далеко не романтическая, а скорее «революционно-героическая» пара патриотов-любовников Одабелла и Форесто в борьбе между чувством и долгом, решительно выбирает последнее, и их заговор венчается победой: от удара меча Одабеллы Аттила падает замертво. Но весь этот богатый театральный антураж режиссер даже и не думает представлять в реалистически пышных декорациях. Из деталей своего сценографического конструктора для каждой картины он создает особую, предназначенную именно для нее визуальную абстракцию, обыгрывая уникальную драматургическую ситуацию момента, наполняя мизансцены скульптурной точностью и завораживающей выразительностью.
В кубиках, лесенках и арках, воссоздаваемых на сцене, скрытые смыслы читаются не явно, а словно зашифрованные послания в канве основного сценографического текста. Стилизованно выразительные костюмы гуннов и римлян, не выявляя пышности традиционных классических представлений о легендарно далекой от нас исторической эпохе, лишь создают визуальный аромат событий, прорисовывают внешнюю оболочку кровавой психологической драмы. При этом итальянские коллеги режиссера – художник по свету Винченцо Рампони, хореограф Роберто Мария Пиццуто и дирижер Марко Боэми – предстают его безусловными единомышленниками и союзниками. Правда, необходимо уточнение: несмотря на то, что за дирижерским пультом премьерного спектакля стоял вездесущий Валерий Гергиев, вся постановочная работа была проделана, в сущности, без него. Так что формула «приехал – открыл театр – победил» конечно же, имеет к маэстро самое прямое отношение.
Но в данном случае хочется говорить не об этом, а о том, каким потрясающим Оркестром и Хором обладает театр «Астана Опера», совсем недавно предъявивший свой творческий сертификат международного образца, явно конкурентоспособный в масштабах как Азии, так и Европы. Хочется говорить о потрясающем певце-артисте Ильдаре Абдразакове в партии Аттилы, о его совершенно свободном и упоительном владении секретами итальянского вердиевского бельканто, а также о драматически мощной, хотя далеко и не всегда одинаково убедительной в вокальном плане, Анне Маркаровой.
Назвав солистов Мариинского театра, хочется отметить, что ансамбль дополнила прекрасная пара итальянских певцов – баритон Клаудио Згура (Эцио) и тенор Лучано Ганчи (Форесто). С весьма мастеровитым Згурой ранее мне уже доводилось встречаться на фестивале «Сферистерио» в Мачерате, причем – в той же партии. Партия Аттилы в трактовке Ильдара Абдразакова, конечно же, хорошо знакома по спектаклю Мариинского театра. Однако Лучано Ганчи стал для меня настоящим открытием казахстанской премьеры, поразив красотой голоса, кантиленой и всеобъемлющей артистичностью.
Мировая презентация нового бренда «Астана Опера» состоялась броско, ярко, по-настоящему впечатляюще. Но приглашенные солисты разъедутся, уедет и постановочная команда, а спектакль останется, войдя в репертуар. А это значит, что в нем на сцену выйдут и собственные артисты, с самых первых дней участвовавшие в репетиционном процессе, но пока «дозревающие» до своих дебютов. Так что театру «Астана Опера», столь ярко открывшему свое творческое лицо мировому сообществу, предстоит огромная работа по наполнению заявленного фирменного бренда реальными достижениями, основанными исключительно на собственных силах. Лично мне творческие перспективы этой новой труппы представляются весьма оптимистичными, тем более что, как заметил Пицци, у нее есть «не только желание работать, но и желание научиться работать».