Рассказ об осенних львовских спектаклях, начатый в прошлом выпуске журнала, я продолжаю впечатлениями от гастролей Варшавской камерной оперы. В рамках проходившего во Львове с 15 по 17 ноября международного музыкального фестиваля «Открываем Падеревского», посвященного знаменитому польскому композитору и пианисту, варшавяне показали шедевр национальной оперной классики – «Гальку» Станислава Монюшко.
«Галька» сыграла в истории Львовского театра значительную роль. Впервые здесь она была исполнена в 1867 году. Уже в первом сезоне вновь построенного здания Городской оперы в 1900-м году с успехом прошла ее очередная премьера. Блистала в ней на львовской сцене в 1903 и великая Саломея Крушельницкая, а партией Йонтека в 1909 началась карьера замечательного тенора Юзефа Манна. Правда, после постановки 1948 года опера больше не звучала в этих стенах. Поэтому интерес к спектаклю был огромный, а зал переполнен и весь уставлен дополнительными стульями – полный аншлаг!
С малых лет мне в душу запала Думка Йонтека, неоднократно звучавшая по радио в исполнении Козловского или Лемешева. Помню, узнав в начале 60-х годов, что эта чудная мелодия принадлежит перу Монюшко, возмечтал увидеть его «Гальку» на сцене. Но знаменитый спектакль Большого театра с участием Соколовой, Нэлеппа и Лисициана к тому времени уже сошел со сцены, и посмотреть оперу не удалось…
Прошло более полувека. И вот я сижу в зрительном зале роскошного Львовского оперного театра и внимаю звукам грустного флейтового соло увертюры к «Гальке». Моя детская мечта сбылась!
Но что это? Я слушаю оперу и почти не узнаю ее. Где же нежная ария Гальки, где несравненная «Думка» или знаменитые гуральские танцы? Ничего этого я не дождался. Как не услышал и тенора – Йонтека пел… баритон!
Секрет прост: в спектакле варшавского театра звучала 1-я, так называемая, «виленская» редакция оперы. Конечно, я знал о существовании таковой, исполненной впервые 1 января 1848 года на концерте в Вильно ровно за 10 лет до варшавской премьеры окончательной 2-й редакции, получившей всеобщее признание и ставшей канонической. Но мне были неведомы детально их столь разительные и принципиальные отличия.
Виленская редакция – исключительно редкий гость на оперной сцене. За всю послепремьерную историю она ставилась лишь два раза и очень давно – в Вильнюсе в 1926-м году и в Кракове в 1931-м. Впрочем, нынешний спектакль Варшавской камерной оперы уже может считаться долгожителем – он впервые была представлен публике в 1984 году на английском фестивале в Брайтоне.
Что побудило поляков вспомнить эту, кстати, не имевшую в свое время успеха версию – трудно сказать! Исторический интерес к раритетам, столь модный сейчас? Стремление добраться до истоков вдохновения Монюшко? Возможно. Так или иначе, в таком виде опера, лишенная лучших и самых красивых мелодий, ряда ярких народно-бытовых сцен и вокальных ансамблей поблекла, частично потеряла масштабный национальный колорит и контрастность звучания, превратившись в какую-то пусть и весьма типичную, но очень личную историю обманутой девушки, причем довольно лаконичную (вместо четырех актов – всего два).
Существует, правда, и другое мнение, что именно эта ранняя «Галька» более всего отражает новаторские устремления Монюшко, что в ней больше драматургической цельности и меньше пресловутой оперной помпезности. Что ж, у каждого свое видение предназначения оперного жанра. Мне это в каком-то смысле напоминает бесперспективный спор о различных редакциях «Бориса Годунова» Мусоргского.
Полагаю все же, что 10 лет Монюшко не потратил даром, чтобы переделать опус, столь же значимый для становления польской национальной оперы, как сочинения Глинки для русской. Среди наиболее существенных изменений, которые композитор внес во 2-ю редакцию, были передача партии Йонтека от баритона тенору, и написанная им специально для корифея польской сцены той эпохи Юлиана Добрского Думка. Этим Монюшко существенно обогатил партитуру, ибо в виленской редакции образность лишенных вокального контраста двух баритональных партий – благородного Йонтека и подлого изменника Януша – в каком-то смысле нивелирована. Ведь что бы мы не говорили, а выразительная сила оперного искусства сосредоточена не в драматических ухищрениях, а прежде всего в вокале!
В такой художественной обстановке всё развитие интриги оказалось сконцентрировано в ключевой финальной Сцене сумасшествия Гальки, написанной Монюшко под очевидным влиянием итальянских оперных традиций, столь ярко выраженных в творчестве Доницетти и Беллини. И надо признать, что музыка Монюшко выдержала такое сравнение, заставив забыть все упомянутые выше мелодические разочарования. В итоге я «смирился» с такой ранней, «молодой» версией оперы.
Саму постановку (режиссер Казимеж Деймек) следует охарактеризовать как весьма традиционную, даже почти этнографическую, что абсолютно не умаляет ее достоинств. На сцене можно было наблюдать «расписных» польских панов и простой люд, классические оперные жесты и позы. В общем, никакой вакханалии в духе Варликовского здесь и близко не наблюдалось! Сценография (Ян Полевка) была скупа, чуть намечая реалистические детали типа костёла, где происходили свадебные торжества Януша и Зофьи. Возможно, это во многом было связано с техническими причинами – помещение в Варшаве у театра небольшое, а здесь ему пришлось выступать в условиях полномасштабной сцены, которую оказалось нечем заполнить. Это обстоятельство, кстати, сказалось и на вокальной картине спектакля, к которой и перейдем.
С первых нот стало ясно – кому же как не польским музыкантам знать, как надо играть эту пленительную музыку! Трактовка маэстро Рубена Сильвы и игра оркестра убеждали. Довольно длинная, почти девятиминутная увертюра не выглядела затянутой и увлекала бесповоротно. И в дальнейшем в течение всего действия я не заметил в звучании оркестра существенных огрехов и нестыковок.
Ансамбль польских солистов, привыкший, видимо, к камерному залу своего театра, не сразу освоился в зале Львовской оперы. Некоторые голоса звучали глуховато, а подчас и невнятно. Но в дальнейшем, особенно во 2-м акте все распелись и почувствовали себя увереннее. Я никак не мог привыкнуть к тому, что Йонтека пел баритон, возможно, это психологически давило на мои слушательские ощущения, но Томаш Рак, исполнявший эту партию, мне показался блекловатым. В его голосе не хватало теплоты и лиричности, а также интонационной дифференцированности звука. Зато довольно брутальный Дариуш Махей в роли Януша был на своем месте, как и помпезный Дариуш Гурский, певший Стольника.
Отдельное слово о Габриэле Каминьской в титульной роли. На этом образе, который композитор подал крупным планом, особенно в виленской редакции, держится все действие. Галька в исполнении Каминской предстала какой-то изначально забитой и несчастной девушкой. Я своего отношения к такой трактовке, честно говоря, не определил – для этого надо посмотреть много постановок этой оперы, лучше знать традицию. Впрочем, при отсутствии хрестоматийной арии с ее трогательно-лирическим и довольно светлым настроем, такое решение не вызывает сопротивления. Пела Каминьская довольно музыкально и уверенно, но сам голос не произвел на меня особого впечатления.
«Галька» - замечательная опера, но в России, практически, не ставится, а жаль. А львовянам повезло.
На фото: сцена из спектакля
Фото любезно предоставлено пресс-службой Львовского театра оперы и балета