Этот уникальный оперный храм в столице Аргентины Буэнос-Айресе заслуживает того, чтобы о нем рассказать. Здесь выступали, практически, все великие и знаменитые певцы мировой оперной сцены от Энрико Тамберлика до Пласидо Доминго. Особую страницу славы театра составляют русские имена, начиная с Федора Шаляпина. Обо всем этом вы узнаете из цикла статей Нади Коваль.
В центре Буэнос-Айресa, неподалёку от Обелиска – главного символа города, расположен один из самых прославленных оперных театров мира – Театр Колон. С момента его открытия и до сегодняшнего дня он является средоточием важнейших событий культурной жизни Аргентины.
Когда говорят о Театре Колон, подразумевают ныне действующий и подчас забывают о первом, возведённом в 1857 на Плаца де Майо по соседству с Домом Правительства и Кафедральным Собором. Он просуществовал тридцать лет, а в 1887 году, по приказу Государственного Сената из частной собственности перешёл в Муниципальную и был продан. С тех пор на его месте находится Национальный Банк Аргентины.
На открытие первого Театра Колон, за огромнейшую по тем временам сумму – 150.000 песос был приглашён знаменитый итальянский тенор Энрико Тамберлик. Чтобы представить, насколько велика была сумма контракта, достаточно сказать, что цена, за которую театр был впоследствии продан, составляла 950.000 песос.
Во время торжественного акта Тамберлик исполнил национальный гимн Аргентины и принял участие в инаугурационном представлении – опере Верди «Травиата». Вместе с ним пели сопрано София Вера Лорини и баритон Джузеппе Чима.
А последним спектаклем, с которым затворились двери театра, была опера «Отелло». По поводу закрытия сообщались две основные причины: окончание контракта на аренду и отсутствие надлежащих мер безопасности для публики. Судите сами: зал освещался восьмиметровой в диаметре люстрой с 450 газовыми светильниками, которые зажигались и погашались во время перерывов, а вентиляция при этом оставляла желать лучшего.
Появление нового здания Театра Колон в первом десятилетии XX века совпало с моментом, когда Буэнос-Айрес только-только начинал трансформироваться в крупный город. А до этого большинство жилых районов представляли из себя небольшие крeольские поселения с одноэтажными домами колониального типа. Позже известный аргентинский писатель Хорхе Луис Борхеc с огромной любовью будет упоминать о них в своих произведениях. Эти районы прилежали к портовой части, называемoй «ля Бока», где расселялись многочисленные эмигранты из Европы. Собственно говоря, именно здесь и зародились первые интеграционные общественные процессы (для справки: в 1900 году Буэнос-Айрес насчитывал около 665-ти тысяч иммигрантов, а сейчас в городе проживает 13 млн. человек).
Возглавлявшие аргентинскую элиту потомки испанских конкистадоров неуклонно боролись за укрепление позиций в обществе, а более всего – за сохранение незыблемости своих знатных фамилий: они панически боялись смешиваться с простыми иммигрантами. И если большинство приезжих ютились в припортовых конветильо (жильё для нескольких семей, коммуналки по нашему), местная знать наслаждалась самым изысканным стилем жизни, повторяющим образцы быта европейской аристократии. Помимо этого иx одолевали aмбициозные идеи превратить Буэнос-Айрес в город, не уступающий по красоте Парижу, Лондону или Мадриду. Поэтому почти одновременно с Театром Колон в городе были возведены великолепные по своей архитектонике здания Национального Конгресса, Дворца Юстиции, центрального Почтамта, а кроме того построена Авенида Корриентес с многочисленными театрами, клубами и увеселительными заведениями. Эта улица до сих пор продолжает быть своего рода Южно-Американским Бродвеем.
Торжественная закладка первого камня в фундамент Театра Колон состоялась 25 мая 1890 года, а окончание строительства намечалось на 12 октября 1892 – день четырёхсотлетнего юбилея открытия Америки Христофором Колумбом. Кстати, именно в его честь и был назван театр (Colón – имя Колумба на итальянском языке.) В действительности процесс сооружения театра затянулся на много лет и был довольно драматическим, если иметь в виду смерть двух из его архитекторов, а также целый ряд политических и финансовых коллизий.
Проект был разработан итальянским архитектором и гражданским инженером Франческо Тамбурини. Он закончил Университет в Болоньи и прибыл в Буэнос-Айрес в 1883 году по приглашению Аргентинского правительства. Но случилось так, что по прошествии шести месяцев с начала строительства Тамбурини скоропостижно умер. После его смерти руководство проектом былo возложенo на ближайшего помощника и ученика архитектора – Виктора Меано, автора монументального здания Национального Конгресса. Меано был родом из предместья Турина. На тот период времени, когда возведение Колонa перешлo под его ответственность, ему исполнилось всего лишь 30 лет. Был он блестящим специалистом и настоящим мастером своего дела, но, как это часто бывает, – несчастен в личной жизни: однажды он вернулся домой раньше обычного и застал свою жену в постели с бывшим слугой. Между мужчинами завязалась драка, в результате которой любовник выстрелил в Меано и убил eго. «Сюжет, вполне подходящий для итальянской оперы», – писали об этой истории в прессе. Tрагическaя гибель Меано произошлa в 1904 году, после чего правительство поручило бельгийскoму архитекторy Xулио Дормалy, получившему образование в Париже, довести работу до конца. Благодаря ему в проeкт был внесён ряд конструктивных и декоративных изменений, оставивших французский след в архитектурной эклектикe театрa.
Таким образом, несмотря на то, что вместо планируемых четырёх лет на постройку ушло двадцать, а взамен отведённых средств потратили в пять раз больше, сооружение Театра Колон в общих чертах было завершено к 25 мая 1908 года, годовщине Майской Революции. Салоны фойе были закончены только к 1910 году, к приезду в Буэнос-Айрес инфанты Астурийской Исабель де Бурбон и Бурбон.
Сочетание материалов и их текстур, использованных для внутренней отделки, представляют настоящую роскошь для глаз. Это три разновидности мрамора: красного – для нижней части колонн, бежевого с гранатовыми прожилками – для балюстрад и перил, а белого, из Каррары – для лестничных маршей. Бархат, которым задрапированы ложи и обиты кресла, был привезён из Венеции, а паркет – из Хорватии. Нельзя оставить без внимания и великолепный «Золотой Салон». Он находится уровнем выше над фойе и назван так из-за шикарных люстр, позолоченных деталей и украшений, а также из-за большого количества зеркал. Первоначально салон был задуман как место отдыха во время интервалов, а теперь в нём проводятся концерты камерной музыки и беседы перед очередным оперным спектаклем.
Зрительный зал имеет 2.400 сидячих и 1.000 стоячих мест (на галёрке и балконах). Ложи расположены в семи уровнях и в сумме составляют 24 метра в высоту. Если посмотреть на зал сверху, то можно легко заметить, что по виду он напоминает подкову. Архитекторы Тамбурини и Меано были убеждены, что такая форма наилучшим образом соответствует требованиям акустики, а также тому, чтобы публика с бóльшим удобством могла видеть всё, что происходит на сцене. Кстати, акустические характеристики зала считаются одними из лучших в мире: Лео Беранек, известный и авторитетный исследователь акустистики, поставил Театр Колон на 1-е место среди самых известных оперных театров мира.
Уже за несколько часов до начала гала-представления толпы желающих наводнили кассы театра, но достать билеты было невозможно даже у барышников, перепродававших их втридорога. У центрального входа публику встречали лакеи в треуголках, красных ливреях, коротких панталонах и белых гольфах. Все были поражены богатым убранством просторного фойе, шёлковой драпировкой окон, позолоченными деталями огромных зеркал и балюстрад и, конечно же, утопающим в мягком свете залом, роскошным занавесом сцены и украшенными цветами ярусами лож.
Около девяти часов вечера в центральной ложе появился Президент Республики Фигуэроа Алькорта вместе с членами кабинета министров. В этот момент оркестр заиграл национальный гимн. Его звуки стали музыкальным крещением «девственного» зала театра. Вслед за официальными формальностями начался сам спектакль. Для торжественного открытия была выбрана опера Джузеппе Верди «Аида», а её исполнение возложенo на приглашённую итальянскую компанию «Gran Compañía Lírica Italiana». Оркестром дирижировал Луиджи Манчинелли. Ведущие партии исполняли Лучиа Крестани (Аида), Амадео Басси (Радамес), Мария Вергер (Амнерис), Джузеппе Беллантони (Амонасро), Витторио Аримонди (Рамфис), Берардо Берарди (Царь Египта). Нельзя сказать, что это были самые известные мировые знаменитости. По признанию критиков, Лучиа Крестани, которая запомнилась любителям оперы по выступлениям на других сценах Буэнос-Айреса, была не в лучшей форме: вполне возможно, что на её голос повлияло сильное волнение перед ответственным спектаклем.
Во время третьего антракта нотариус Виченте Хойо зачитал присутствующим акт об инаугурации Театра Колон, после чего Президент вместе с представителями Конгресса поставили под ним свои подписи. Спектакль и торжественный акт продлились до 1.30 ночи, и для зрителей началась одиссея возвращения домой: из-за отсутствия должного числа персонала, ответственного за перемещение карет у выхода, людям удалось добраться до своих мест лишь к трём часам утра.
Первый сезон включал в себя 16 опер: «Гамлет» Тома, «Мадам Баттерфляй» Пуччини, «Тристан и Изольда» Вагнера, «Риголетто» Верди, «Тоска» Пуччини, «Джоконда» Понкьелли, «Паоло и Франческа» Манчинелли, «Мефистофель» Бойто, «Отелло» Верди, «Севильский цирюльник» Россини, «Паяцы» Леонкавалло, «Трубадур» Верди, «Золушка» Массне, «Дон Жуан» Моцарта, «Зигфрид» Вагнера и «Аврора» Паниццы.
Одной из самых прославленных фигур инаугурационного сезона был русский бас Фёдор Шаляпин, который после триумфального выступления в «Мефистофеле» Бойто в театре Ла Скала в 1901 году был приглашён в Колон повторить тот же успех. К сожалению, безоговорочного успеха не случилось, причем, по причинам, далеким от художественных: в соответствии со своей концепцией персонажа, певец вышел на сцену с обнажённым торсом, тем самым вызвав шумный протест у публики.* Аргентинская консервативная общественность была не готова к таким сценическим новациям. И хотя после этого спектакля, состоявшегося 26 июня, Шаляпин, спел Мефистофеля ещё несколько раз, а также с блеском выступил в «Севильском цирюльнике» вместе с Титта Руффо, он долго не мог забыть негативной реакции на своё первое выступление, отчего вернулся в Театр Колон лишь в конце творческой карьеры – в 1930 году, чтобы спеть в «Борисе Годунове».
* Информация о реакции публики на шаляпинского Мефистофеля взята автором нашей публикации из следующего источника: José Luis Sáenz - "Los monstruos sagrados de la ópera". Эта статья входит в книгу "El Gran Libro del Teatro Colón: Su música, su historia, su esplendor", опубликованную в издательстве газеты "Clarin" в 2010 году.
Мы специально приводим ссылку на первоисточник, ибо информация эта в известной мере противоречит публикациям русской прессы тех лет. Вот сведения из обстоятельного и весьма авторитетного двухтомника Ю.Котлярова и В.Гармаша – «Летопись жизни и творчества Ф.И.Шаляпина» (М., Изд-во "Музыка", 1984, том 1, стр. 336), где цитируется заметка в газете «Одесские новости» от 5 августа 1908 года, подписанная жившим в Аргентине в ту пору известным одесским скульптором Я.Д.Бродским. В одесской публикации под названием «Мефистофель в театре "Колон"» написано буквально следующее (приводим в сокращении): «Успех, небывалый в театральных летописях Буэнос-Айреса. Несмотря на проливной дождь, новый огромнейший театр «Колон» наполнился избранной публикой – сбор в этот памятный вечер достиг ста тысяч франков, к великому, конечно, удовольствию импресарио – сеньора Чиакки. <...> С обнаженной грудью и руками, в черной драпировке, Шаляпин прошел на сцену <…> Уже в прологе он захватил публику, хотя настоящего энтузиазма еще не было. После второго и третьего акта начались бурные овации. Рукоплескали и вызывали Schaliapin’a всем театром. Чопорная публика Буэнос-Айреса увидела на сцене что-то еще невиданное здесь <...> замахали платками в ложах и партере чевствуя славу и гордость русской сцены…». Если внимательно вчитываться в эту заметку, то видно, что в ней проскальзывают нотки не только восторга, но и удивления. Не исключено, что патриотически настроенный корреспондент за словами про отсутствие «настоящего энтузиазма» и «чопорную публику» завуалировал некоторые негативные моменты первого появления Шаляпина на сцене. Любопытно и другое. Находясь в Буэнос-Айресе Шаляпин написал письмо В.Теляковскому, в котором весьма нелицеприятно отзывается о заморской публике: «Вот и еще пишу Вам, чтобы отругать заморские края и прославить нашу матушку Россию <…> Оно, конечно, деньги большие и много покровительственных аплодисментов, но в общем ну их к черту и с деньгами, и с аплодисментами…»