Счастливые вечера в Метрополитен-опере — 3

Предлагаем читателям заключительную третью часть нью-йоркских впечатлений Александра Журбина. В первой и второй статьях шла речь о спектаклях Метрополитен-оперы. А сегодня – беседа с Кристиной Ополайс, которая состоялась по горячим следам вскоре после премьеры оперы Пуччини «Манон Леско». В отличие от переводной публикации двухгодичной давности с английским критиком Дэвидом Найсом, это эксклюзивное интервью предназначалось специально для нашего журнала.

Мне довелось беседовать с Кристиной Ополайс в одной из репетиционных студий Метрополитен-оперы, через день после премьеры «Манон Леско» Пуччини, в которой Кристина спела и сыграла заглавную роль.

В эти дни Нью-Йорк был буквально «залеплен» ее изображениями крупным планом: конечно, это были афиши-постеры оперы «Манон Леско», но на них не было ничего, кроме немного стилизованного под 18 век лица Кристины.

Это же изображение было на всех программках Метрополитен-оперы. Подчеркиваю, на всех, а не только на программках оперы Пуччини. Так здесь принято: выбирается одно лицо, и это лицо становится «лицом Мет» примерно на полсезона. Так год назад таким лицом была Рене Флеминг, в начале сезона 15-16 гг. этим лицом был земляк Кристины, рижанин Александр Антоненко. За годы, что я хожу в Мет, этими лицами были и Доминго, и Хворостовский, и Нетребко. А вот теперь – Кристина Ополайс.

* * *

Кристина, вы уже чувствуете себя дивой? Примадонной? Суперзвездой?

Александр, я не думаю об этом. И мне в общем-то все равно. Если кто-то считает, что я суперзвезда – я не буду возражать. Mне важно хорошо сделать роль, чтобы голос звучал, чтобы выполнить все указания режиссера и дирижера. Чтобы я была довольна своей работо. А что говорят критики и публика – меня не касается.

А вы читаете что критики о вас пишут?

Нет, никогда.

А вот сегодня в Нью-Йорк Таймс главный музыкальный критик этой газеты Антонио Томмазини написал про вас очень хвалебные слова…

А, правда? Ну и хорошо. Мне приятно. Но все равно читать не буду. Потому что наверняка он кого-то ругает… И мне это наверняка испортит настроение. А мне еще надо спеть много спектаклей…

Ну, ладно забудем пока об этом. А вы знаете, у вас есть нечто общее с Леонардом Бернстайном.

Хм, что же это?

Дело в том, что немыслимый карьерный взлет Бернстайна начался в 1943 году, когда он заменил великого Бруно Вальтера, и вошел в сложнейшую программу за несколько часов, без репетиций. Концерт был в переполненном Карнеги-холл, играл оркестр Нью-Йоркской Филармонии. На его счастье, в этот день была радиотрансляция концерта на всю Америку. И он стал знаменитым, и остался таким до конца своих дней.

Да, действительно, похоже.

Ну, расскажите подробней, хотя я понимаю, что вам уже наверное, надоело об этом рассказывать.

Нет, с удовольствием расскажу…4 апреля 2014 года в Мет была премьера оперы «Мадам Баттерфляй» где я пела заглавную роль. Спектакль прошел очень успешно, после этого, как положено, был большой банкет, легла я поздно, не могла успокоиться, еще пила чай, посмотрела какое-то кино … Заснула около 5… А в 7.30 утра зазвонил домашний телефон. Да, именно домашний, мобильный я, конечно, выключила… Звонит телефон, так настойчиво, много раз… Я, конeчно, понимаю, что-то случилось, мне вообще раньше двенадцати никто не звонит. Я беру трубку и слышу:

— Кристина, это Питер Гелб (генеральный менеджер Метрополитен Оперы, самый влиятельный человек в мировом «оперном океане» — прим. авт.). Кристина, вы должны нас выручить. Сегодня в час дня у нас «Богема», трансляция HD television на весь мир. Анна Хартиг тяжело заболела. Вы делали когда-то роль Мими. Выручайте…
— Но господин Гелб, я не могу… Я пела Мими год назад… Совсем в другом городе, с другими певцами, с другим режиссером, с другими мизансценами… я не смогу…
— Кристина, вы должны нас выручить…
— Нет, я не смогу…

И я положила трубку. И хотела спать дальше… Но не смогла. И через 5 минут перезвонила Гелбу.

— Мистер Гелб, я попробую.

В десять я была в театре. Все мне помогали. Конечно, я знала роль Мими, но за год многое стерлось… представьте, сколько ролей за год делает востребованный оперный артист. Однако экстрим рождает чудеса. И все партнеры, ассистенты, суфлеры – все протягивали мне руку. И я сделала это. И говорят, сделала хорошо. Рецензии были фантастические, все говорили, что такое впервые в оперной практике, чтобы в течении нескольких часов спеть две разных партии в пуччиниевских операх…. Да тут еще телевидение разнесло эту историю на весь мир…В общем да, я проснулась знаменитой…

Классная история… И вам уже от нее никуда не деться…

Да и мне нравится…

Но давайте к вашей последней премьере в Мет? Как вы сами, довольны? Чувствуете удовлетворение?

Да, я удовлетворена. Хотя было очень много волнений, гораздо больше чем обычно. Для меня лишиться Кауфмана в роли Де Грие – это как лишиться правой руки. Мы ведь делали с ним эту оперу несколько раз, и настолько привыкли друг к другу, что его отсутствие просто выбило меня из колеи.

Давайте, коротко поясним нашим читателям, что планировался дуэт Кристины Ополайс и Йонаса Кауфмана, но Кауфман внезапно сильно заболел, и отменил все свои выступления по всему свету. Тогда Питер Гелб попросил войти в роль Де Грие другого знаменитого тенора – Роберто Аланью, который в это же время пел в Мет. в спектакле «Паяцы» (я уже писал об этой истории в нашем журнале).

Да, для меня это было совсем не простое испытание,… все равно что с меня сняли привычное удобное платье, и одели какую-то очень узкую, неудобную одежду, которая жмет со всех сторон, в которой невозможно повернуться. Вобщем это был стресс…

И у вас с Кауфманом есть какая-то особая chemistry…

О, да (улыбается)…

Но и с Аланьей все получилось здорово…

Да, он герой… За две недели выучить сложнейшую партию, которую он никогда раньше не пел – это настоящий героический поступок…

А будет когда-то повторение серии спектаклей «Манон Леско»?

Да, мы договорились через два с половиной года.

С кем с Аланьей или Кауфманом?

Посмотрим. Сейчас трудно предугадать…

Вы уже спели весь пуччиниевский канон. У вас уже была и Тоска, и Чио-Чио Сан, и Лиу, и Мими, и Мюзетта, и даже «La Rondina”. И вот Манон. Что осталось?

Ну, еще осталась «La Fanciula» («Девушка с Запада»). Турандот я петь не буду, мне не нравится музыка, это не моё. И конечно, я мечтаю, спеть все три роли в «Триптихе». Обычно поют три певицы… А я хочу одна… И Мет очень хочет попробовать такой трюк. Это конечно, адски трудно… Но я хочу попробовать…

А кто-то делал это в Мет, именно все три партии?

Да, это делала Тереза Стратас, Это делала Рената Скотто… В общем-то это для певицы, как… ну скажем как балерина делающая не 32 фуэте, а, скажем, 96.

Давайте немного о дирижерах. В вашей жизни уже были и Паппано, и Мути, и Луизи, и Баренбойм. Но я знаю кто ваш любимый дирижер…

И кто же?

Андрис Нелсонс, ваш муж.

Это правда. Я очень его люблю. И как мужчину, и как мужа, и как дирижера.

Мне он тоже очень нравится. Хотя мне ни разу не довелось слышать его живьем. Но в записях он безукоризнен. Не зря он сегодня занимает одну из самых высоких позиций в симфоническом мире: художественный руководитель одного из лучших оркестров США, да и всего мира – Бостонского Симфонического оркестра.

Да, я горжусь им. Он великий маэстро и чудесный человек. К сожалению, наши расписания устроены так, что видимся мы довольно мало. Я сейчас здесь, а он в Европе, потом он приедет на недельку в Нью-Йорк, а потом он едет в Бостон, а я в Европу… Но мы ежедневно на Скайпе, а потом нас связывает наша очаровательная дочка Анна Андриана, ей сейчас 4 с половиной года. А знакомы мы с ранней юности, и мы вместе начинали. Но он пошел быстрее, у него начались выезды за границу, какие-то контракты… А я все еще была рижской певицей… Но потом и моя судьба пошла вверх. И сегодня мы, пожалуй, на равных, он – в области симфонической музыки, а я – в опере.

У вас есть общие планы?

Да, безусловно, в том числе и в Мет. Но я не хочу быть женой известного дирижера, а он не хочет быть мужем известной певицы. У него – своя жизнь, у меня – своя. Если иногда они пересекаются – это очень хорошо.

А чем вы объясните, что сейчас на мировой музыкальной арене столько людей из Прибалтики. И в частности из Латвии. И вы, и Гаранча, и Антоненко, и Марина Ребека и дирижеры Янсонс и Нелсонс.

Ну Янсонс он вообще-то питерский, хотя по национальности латыш.

Да я знаю, мы с ним когда-то учились в Питере.

Чем это объяснить? Не знаю. Никакой такой особой школы у нас нет, и нет какого-то знаменитого педагога, который бы всех учил. У каждого своя судьба, свой «путь наверх». Но конечно, для маленькой Латвии это действительно удивительно много мирового класса звезд. Ну что же, мы гордимся этим. Но у меня был свой путь. Я же пела в хоре…

Да, я знаю. И считаю, что для оперного певца попеть в хоре – это очень здорово.

И я работала очень много. И училась всему сама. И все время была в театре, слушала все репетиции, и оркестровые, и рояльные с солистами. Все на меня смотрели как на ненормальную. Обычно, вы ведь знаете – хористы, только закончилась репетиция, а их уже след простыл. А я никуда не бежала. И так всему и научилась. Сама. Я была одержимой. И неожиданно случился прорыв. Маэстро Баренбойм пригласил меня в Оперу «Unter den Linden»… Я спела «Тоску» и он тут же пригласил меня в новую постановку «Игрока». Это был скачок… И понеслось… Были всякие неожиданности… Я пела несколько прослушиваний в Вене. Там были всякие известные люди. И ничего… Никуда не зовут. А потом через год меня приглашают в Ковент-Гарден петь «Чио-Чио Сан» Я прихожу, и дирижер мне говорит: какое счастье, что я вас нашел! Я говорю: «Маэстро, а вы меня не помните? Я пела для вас прослушивание!» Выяснилось, что он забыл об этом…

Давайте вернемся к премьере «Манон». Я знаю, что вы не читали книжку Аббата Прево, первоисточник этой оперы.

Да, я не читала. Я вообще никогда не читаю первоисточники опер.

И это абсолютно правильно. Потому что очень часто, почти всегда, опера отличается от текста, написанного писателем, будь это даже великий писатель. Сравните «Пиковую Даму» Пушкина и Чайковского, «Кармен» Бизе и Мериме, «Фауста» Гете и Гуно. У них очень мало общего, и это нормально. Композитор уже сделал свое преображение материала, представил свое видение этой истории. И надо исходить только из этого видения. А не пытаться «возвращаться» к первоисточнику» как делают многие режиссеры, пришедшие из драмы… Но в случае последней «Манон Леско» режиссер Ричард Эйр безусловно, высокий профессионал поставивший немало опер.

О да, я тоже его давно знаю и ценю… Он поставил несколько шедевров, например оперу «Вертер» Массне с Кауфманом в заглавной роли.

Я тоже видел этот прекрасный спектакль. Но не показалось ли вам, что с этой своей идее переноса действия «Манон» в 40-е годы 20 века и сделать это в стиле «фильма нуар», он немного перегнул палку…

Знаете, я никогда не лезу в режиссерские дела. Стараюсь максимально понять и выполнить все, что режиссер просит меня сделать. Если каждый артист будет спорить с режиссером, и говорить что вот, было бы лучше сделать так, или так – мы никогда ничего не поставим. Режиссер придумал свою концепцию, согласовал ее с менеджментом, и всё. А мы артисты, должны стараться сделать так, чтобы все получилось так, как он задумал.

Вы наверное правы. Но хотя бы один вопрос. Вот последнее действие этой оперы в вашей постановке происходит в каких-то развалинах какого-то дворца… А ведь перед этим вы туда отправились на корабле. И в первоисточнике, и в опере сказано куда: в Америку. Но Америка в 18 веке, и Америка в 20 веке – это огромная разница. И тот пустырь, который у вас изображен – это совсем не похоже на Америку середины 20 века…

Знаете, я не та артистка, которые будет заниматься такими деталями. Вот Йонас (Кауфман) – тот да. Он очень дотошный. И он всегда входит во все детали, и спорит с режиссером, и часто побеждает. Но я - нет. Я думаю, мне важнее сейчас делать все, что мне предлагают. Я забочусь о своей репутации… И мне не хочется прослыть скандалисткой… ведь в нашем мире все мгновенно становится известным.

Понимаю вас.

Нет, я очень требовательна ко всему, что происходит вокруг. Я требую, чтобы мне было удобно, комфортно, чтобы все работали на полную катушку, чтобы никто не халтурил… Потому что я сама все делаю с полной отдачей…

И все-таки про режиссеров. В России сейчас очень много говорят о «режопере». Вы слышали такое выражение?

Нет, никогда…

Ну, это по-русски звучит немного неприлично. Но во всех языках есть аналогичное выражение. По-английски «director’s opera”. То есть опера, где главный – режиссер. Ну, вот вы работали с Черняковым…

Да, много раз…

Ну и как?

Вы знаете, мне трудно его обсуждать, потому что мы – друзья.

Вот он – как бы воплощение именно этой тенденции. Он главный, он ведет всех за собой, все остальные – певцы, дирижеры – лишь его помощники в осуществлении замысла.

Да, он такой… И с ним бывает непросто. Иногда надо идти и против себя и против музыки… Но ему веришь… Он всегда очень подготовлен, и у него на каждый вопрос всегда есть ответ… И с ним интересно, а это главное…

Я знаю, что вы всегда работаете «на всю катушку», никогда не позволяете себе расслабиться… А как насчет сохранения себя, экономии сил?

С этим сложно. Я стараюсь не думать об этом. И конечно, держу режим, диету, как-то поддерживаю здоровье… Например, я в день спектакля и после спектакля ночую в другом месте, не там где моя дочь, моя мама… Это конечно, обидно, что я меньше вижу дочь, которую я очень люблю, но что делать – искусство требует жертв…

Какие ближайшие планы в Мете?

Сейчас будет опять «Богема». Потом будет «Русалка» сделанная специально для меня, это уже в следующем сезоне. Мне предлагали делать «Енуфу» но я отказалась. Мы делали «Енуфу» с Черняковым в Мюнхене, но я поняла, что психологически это для меня очень сложно, особенно теперь, когда растет моя дочь. И тогда Гелб предложил Русалку, эту оперу я очень люблю. Так что будет «Русалка». А Нетребко войдет в «Манон». Есть планы уже и на следующий сезон 17-18, но пока говорить не буду.

Я так понимаю, у вас есть планы всему миру. Кроме России, да? Ничего в России не предвидится?

Увы, нет. Не предлагают…

Какие у вас отношения с «легкой музыкой» – мюзиклы, оперетты, песни?

Я пела Розалинду. Это, пожалуй, все.

И не тянет?

Пока нет. Я думаю, это приходит позже. Сначала надо «напеться» в опере.

Какие есть партии, которые вы бы мечтали спеть?

Вы удивитесь – я хочу спеть Изольду.

Изольду? Но это же ниже вашего обычного голосового диапазона.

Голос ведь меняется с возрастом. Пока я еще не готова. Но может быть через несколько лет… Зато по образу, по поэтичности, по страстности – это мое. И я обязательно это сделаю.

Я знаю, что для вас писал оперу итальянский композитор Лука Франческони. Расскажите, как это было.

О да, это была история. Я спела «Игрока» в Ла Скала, и всем там понравилась. И вот, композитор Лука Франческони, довольно известный итальянский композитор, входящий скажем так, в пятерку самых известных современных итальянцев, собирался в этот момент писать оперу «Опасные Связи» по Шодерло де Лакло. И вот он приехал специально в Ригу, чтобы послушать меня. Это был 2009 год. И мы договорились, что он в определенный момент напишет эту оперу, и я приеду на репетиции и буду петь премьеру. Я его попросила – только не модерн. Я не буду петь модерн, я еще молодая, мне надо беречь голос, я хочу остаться певицей Пуччини, а все остальное потом. Он сказал: ну что вы, мадам, я напишу вам прекрасную музыку. Вам понравится.

Ну а потом он все никак не мог закончить, все тянул, я требовала «дайте ноты», а нот не было. А когда музыка наконец появилась, она мне совсем не понравилась. А до премьеры остался месяц. Она была очень сложная, и именно модерновая. Никаких мелодий я не услышала. И я разорвала контракт, и сказала – нет, я этого петь не буду. Спектакль состоялся с какой-то певицей из Британии, и публике это тоже не понравилось…

Я думаю, еще найдется композитор, который напишет оперу специально для вас, и она вам понравится. И вы сделаете мировую премьеру этой оперы.

Я буду счастлива. Я открыта ко всему новому. Но нужно чтобы эта опера была моей, пришлась мне по сердцу…

Уверен, это случится… Желаю вам во всем удачи.

Спасибо!..

Рекомендуем

• Опера на CD в интернет-магазине OZON.ru