Разумеется, не все новейшие интерпретации сразу встречают понимание в байройтском зале, где достаточно много публики, не только компетентной по части вагнеровского мифа, но и следящей за постановками фестиваля многие десятилетия. Однако в Фестшпильхаусе еще во времена Вольфганга Вагнера, внука Рихарда Вагнера, руководившего Байройтским фестивалем почти 60 лет (с 1951 года), сложилась уникальняа система Werkstatt Bayreuth (мастерских), позволяющая постановщиками работать над своими спектаклями в течение нескольких сезонов, доводя их замысел до логического конца. И многие постановки, которым «букали» в премьерный сезон, с течением времени меняются, становятся четче, рельефнее в своих сценических решениях, дополняются комментариями в интеллектуальных программах фестиваля и имеют успех.
Причем, эти эксперименты по современной интерпретации вагнеровского мифа начались в Байройте именно при Вольфганге Вагнере: в афише тогда появились крупнейшие немецкие и зарубежные режиссерские имена — Патрис Шеро, Жан-Пьер Поннель, сэр Питер Холл, Гетц Фридрих, Гарри Купфер, Кристоф Шлингензиф. А Байройт сформулировал цель стать главной площадкой для новаторских, пусть и противоречивых, интерпретаций вагнеровских опер.
К слову, в этом году, по случаю 100-летнего юбилея Вольфганга Вагнера в Доме-музея Рихарда Вагнера на вилле Ванфрид открыли большую выставку, раскрывающую его личность и достижения в качестве худрука, режиссера и сценографа Байройтского фестиваля. Экспозиция представила панораму истории Германии, социальные и культурные события эпохи, отражавшиеся в его эпоху на Байройтском фестивале в постановках вагнеровских мифов. В том числе, и в сенсационной постановке «Кольца» Патрисом Шеро в 1976 году, где вслед за Бернардом Шоу, считавшим вагнеровскую тетралогию социальным комментарием к теме капиталистического производства,
Шеро представил впервые на сцене социальную трактовку вагнеровского мифа, вызвавшую тогда в Байройте беспрецедентную реакцию и раскол в зале.
Сегодня подобного рода реакции — норма для Байройтского фестиваля. Такое происходило и на «Кольце» Франко Касторфа (2013), и на нынешней премьере «Тангейзера» в постановке Тобиаса Кратцера, и в 2016 году на премьере «Парсифаля» Уве Эрика Лауфенберга, воспринятого одними китчем, манипуляцией на теме мусульманского мира, а другими — актуальным высказыванием на ближневосточную тему.
В свой нынешний, уже четвертый фестивальный сезон этот «Парсифаль» прошел под девизом фразы Далай-ламы: «Иногда я думаю, что было бы лучше, если бы вообще не было религий». В спектакле братство Грааля представлено как лагерь беженцев в разрушенной христианской церкви в одной из стран Ближнего Востока. Здесь «братья», шокируя случайно попавшего к ним Парсифаля, совершают странный ритуал с королем Грааля Амфортасом, снимая его в набедренной повязке с огромного креста и жутковато причащаясь живой крови, выдавленной из его незаживающей раны. Волшебник Клингзор, враг Грааля, представляет здесь восточный мир, заманивая иноверцев с помощью наложниц в свой гарем (действие происходит в хамаме) и уничтожая их. Расстановка сил здесь изначально антагонистическая, религии показаны, как изжившие себя: мир погряз в войне.
Но в версии нынешнего года Лауфенберг сделал отчетливый акцент не на современном конфликтном состоянии Востока и Запада, а на разрешения этого антагонизма в новой нерелигиозной цивилизации.
И хотя Парсифаль побеждает в спектакле Клингзора, ломая его волшебное копье и сооружая из него крест — то есть, формально, христианской силой, в финале, когда Парсифаль возвращается в разрушенный храм Грааля, «беженцы», представители разных религий и народов, сбрасывают в пустой гроб, вынесенный на сцену братьями Грааля, предметы религиозных культов, в том числе и копье, добытой Парсифалем у Клингзора. Аллегория счастливого человечества — тропический зеленый Эдем, открывшийся в просвете разбитой стены храма, где обнаженные фигуры адамов и ев беззаботно резвятся в потоках проливного дождя.
Все четыре сезона в этом спектакля пела российское сопрано Елена Панкратова, идеально вписавшаяся в партию Кундри, экстремально сложную даже для вагнеровского репертуара: огромные скачки голоса, драматизм и тончайшее пианиссимо, страсть и длинные певучие фразы. Кроме того, впечатлило ее большое актерское мастерство в воплощении разных ипостасей Кундри: как друга рыцарей Грааля, как души, страдающей от совершенного греха, как соблазнительницы короля Амфортаса и Парсифаля. В финале в образе старой и больной Кундри Панкратова была убедительна и трогательна даже без слов. В этом году певица выступила в Байройте также в партии Ортруды в «Лоэнгрине», которую будет петь и в следующем сезоне.
Между тем, в нынешнем сезоне в «Парсифале» сложился не только впечатляющий исполнительский состав (в титульной роли героический вагнеровский тенор Андреас Шагер, в Гурнеманце — выдающийся немецкий бас Гюнтер Гройссбек, в партии Клингзора — австралийский бас-баритон Дерек Уэлтон), но и высококлассная работа дирижера Семена Бычкова, вошедшего в спектакль год назад.
Его версия партитуры «Парсифаля», собранной для этой постановки по хранящимся в Байройте вагнеровским рукописям, завораживал пышным, объемным оркестровым звуком, непривычной темповой драматургией, открывавшейся очень медленным вступлением, но четко выстроенной в логике сценического действия. Сцены шествия братьев Грааля (беженцев) были лишены привычной нагнетающейся патетики, зато вся тончайшие детали партитуры тщательно отделаны: быстрые темпы бегущих, спасающихся, вторгающихся персонажей, гибкое мягкое движение в танцевальных сценах девушек, раскачки таинственного колокола, блестящая координация с хором. Именно в этом сезоне музыкальная часть спектакля достигла своего исполнительского апогея, а сама постановка ушла из афиши, завершив свой цикл Werkstatt Bayreuth.
В третий раз на фестивале показали один из самых успешных байройтских спектаклей последних лет — «Нюрнбергские майстерзингеры» (2017) в постановке Барри Коски.
Блестящий сатирический бурлеск, выводящий на поверхность антисемитские клише вагнерианства, ироническое действо, разворачивающее в разных ракурсах феномен вагнеровского творчества с его идеей искусства «чистой», первородной Германии, фатально обернувшейся в ХХ веке в идеологию, в националистический культ.
Многомерная фактура спектакля выстроена с захватывающим и ясным смыслом: так, беззаботный мир первого акта, где на сцене музейно копируется вагнеровская вилла Ванфрид с ее обитателями, включая вагнеровских ньюфаундленов, и гостями — тестем Ференцем Листом и дирижером еврейского происхождения Германом Леви, иронично обыгрывает эгоманию Вагнера и его шутки над Леви, саму вагнеровскую фантазию, когда на сцену выбегают костюмированные персонажи из средневекового Нюрнберга и множество Вагнеров и вагнерят в бархатных беретах. Этот далекий и трогательный мир в финале действия оборачивается картиной зала номер 600 Нюрнбергского Дворца юстиции, где по окончании Второй мировой войны проходил процесс над лидерами нацизма — образ будущего, к которому привела немецкую историю патетическая вагнеромания.
Развивая политический и антисемитский дискурс, Коски разыгрывает на сцене двойной сюжет, где сам Вагнер, его жена Козима, Лист и Леви становятся персонажами вагнеровской оперы.
И шутки Вагнера над Леви оборачиваются во втором акте оперы в картину «погрома», который устраивают жители Нюрнберга писарю Сиксту Бекмессеру (он же — Леви). Апофеоз антисемисткого сюжета — карикатурный танец Бекмессера с огромной бутафорской головой из нацистского журнала «Штюрмер» и нависшее над сценой в финале второго действия гигантское надувное лицо озлобленного еврея. Мартин Гантнер оказывается менее характерным в образе Бекмессера-Леви, чем выступающий в другом составе в той же партии блистательный Йоханнес-Мартин Кренцле, но пунктирно все-таки смог воспроизвести жестикуляцию, аутсайдерство и движения фрейлехс, задуманые Коски для этой роли.
Надо заметить, что некоторые акценты спектакля сместились в этом сезоне, выдвинув более крупно тему «немецкого искусства», звучащую в хоровом финале «Майстерзингеров». Ироническая игра, где у Коски главный герой оперы Ганс Сакс в образе самого Вагнера произносит с трибуны речь в защиту немецкой культуры, рассуждая об опасности ее «загрязнения», а хор славит творца нового национального мифа, зазвучала еще рельефное — возможно, потому, что для сегодняшней Германии тема культурной идентичности звучит более актуально.
Музыкальная фактура спектакля за три года отшлифовалась до блеска и под руководством дирижера Филиппа Йордана достигла абсолютной ясности, звуковой оркестровой красоты, потрясающей координации оркестра и хора, проявившего, в свою очередь, чудеса мастерства: каждый артист хора существовал еще в активном актерском образе, усложненном гротеском.
В мужских партиях в образе Вагнера и его персонажей вновь выступили Михаэль Фолле (башмачник Ганс Сакс), у которого эта роль имеет огромный художественный объем — вокальный, актерский, гуманистический, фокусирая на себе, по сути, все смыслы спектакля, а также Клаус Флориан Фогт — Вальтер фон Штольцинг, завороживший зал сияющими красками голоса в лирических сценах с Евой. Ее, а также Козиму Вагнер пела в этом сезоне Камилла Нилунд, удачно вписавшаяся в сложившийся музыкальный ансамбль. В партии Вейта Погнера, отца Евы (и Листа, отца Козимы) выступал великолепный Гюнтер Гройссбек, а лирического Давида обаятельно спел Даниэль Беле.
Финал у музыкантов прозвучал как апофеоз и квинтэссенция финальной речи Ганса Сакса о величии классической немецкой культуры, обращенной с трибуны в освещенный и переполненный публикой Байройтский зал. И это то, что зал хотел бы сегодня особенно услышать.
Главным событием Байройтского фестиваля в 2020 году станет новая постановка «Кольца нибелунга» в версии молодого австрийского режиссера Валентина Блэка и дирижера Пиетари Инкенена. В афише также: «Тангейзер» (дирижер Аксель Кобер, Венера — Екатерина Губанова), «Лоэнгрин» (дирижеры Кристиан Тилеманн и Аксель Кобер), «Нюрнбергские майстерзингеры». На закрытии 30 августа прозвучит Девятая симфония Бетховена (дирижер Марек Яновский), единственная партитура, которую исполняют на Байройтском фестивале наряду с вагнеровскими операми. К слову, именно Девятой симфонией Вагнер дирижировал в Байройте на закладке первого камня Фестшпильхауса 22 мая 1872 года. С тех пор она звучала здесь шесть раз.
Ирина Муравьева (Байройт), rg.ru