На страницах нашего Интернет-журнала в выпуске от 18.10.2009 был опубликован развернутый материал под названием «Вдохновенный союз муз: Festival della Valle d’Itria и оперные раритеты» об уникальном итальянском фестивале в Мартина Франка. Сегодня его автор и наш постоянный корреспондент Игорь Корябин предлагает вниманию читателей интервью с украинской певицей Ольгой Котляровой (сопрано), нашей бывшей соотечественницей, ставшей первой «итальянской» Ифигенией в малоизвестной немецкой редакции оперы Глюка «Ифигения в Тавриде», осуществленной Рихардом Штраусом и представленной на фестивале.

Моя встреча с Ольгой Котляровой состоялась в день второго фестивального представления «Ифигении в Тавриде» Глюка – Штрауса, так что к моменту этого интервью у меня уже успело сформироваться собственное отношение и к моей собеседнице, и к постановке названного оперного раритета, в обоих случаях – отношение весьма располагающее.

Мы беседуем в самый разгар знойного апулийского дня в артистической гримерной певицы «за кулисами» импровизированной сцены Palazzo Ducale, обоюдно предпочтя это тихое место деловой суете фестивального пресс-офиса.

– Рад вас приветствовать – и мой первый вопрос до банальности традиционен: немного расскажите о себе, ведь для отечественных меломанов и любителей оперного искусства вы являетесь персоналией, о которой до настоящего момента абсолютно ничего не было известно и которая, благодаря фестивалю в Мартина Франка, открывается в России только сейчас…

– Добрый день! Я родилась в Тернополе, маленьком зеленом городке на Украине. Мои родители: папа – белорус из Могилева, мама – родом из Тернополя. В моей семье музыкой никто и никогда профессионально не занимался, но петь все очень любили. У папы был очень красивый голос, думаю, из него получился бы неплохой драматический баритон. Сколько себя помню, я всегда мечтала петь в опере, но меня всё время отговаривали из чисто практических побуждений: а вдруг ты потеряешь голос, лишишься работы – что тогда? В итоге музыкой я стала заниматься не с обучения академическому вокалу: в Тернополе я сначала окончила музыкальную школу по классу баяна (это было в 1997 году), а затем, в 2002-м, – музыкальное училище по специальностям преподавателя музыки и хорового дирижера.

Затем я приехала в Италию, где и осталась навсегда, и поступила в консерваторию города Салерно, расположенного в 70-ти километрах к югу от Неаполя. На первых порах обучение пению в консерватории складывалось не вполне удачно, так как даже в Италии всегда очень трудно найти хороших педагогов, которые раскрыли бы в полной мере природную и творческую индивидуальность исполнителя. Диплом с отличием по классу вокала я получила в 2007 году, но консерватория Салерно дала мне как певице лишь профессиональный базовый старт. Свой голос, свое певческое мастерство я построила во многом благодаря индивидуальным занятиям «с самой собой». Я очень много слушала других певцов, ездила на множество вокальных конкурсов, прежде всего, не для того, чтобы непременно побеждать, а постигать разные школы и стили академического пения. Год назад я прошла курс усовершенствования вокальной техники у маэстро Ренато Брузона в сиенской Музыкальной академии Киджи [Accademia Musicale Chigiana: эта престижная школа подготовки музыкантов основана в 1923 году графом Гвидо Киджи Сарачини (1880 – 1965); примечание мое – И.К.]. До этого обучалась в Болонье на курсах еще одного баритона, маэстро Паоло Кони, а также брала уроки и у других педагогов: от каждого из них я старалась получать что-то новое, что-то непременно индивидуальное.

– А существуют ли какие-то особые, индивидуальные именно для вас рецепты вокального тренинга? Ведь период обучения, курсы усовершенствования и мастер-классы и рано или поздно заканчиваются, а певец должен постоянно поддерживать свой аппарат в надлежащей форме, быть всегда, что называется, «в вокальном строю»…

– Безусловно, вы правы, но в этом отношении мне очень повезло. И ключевая фигура здесь – мой муж-итальянец Костантино Финуччи, действующий профессиональный баритон, с которым я очень много занимаюсь вокалом и которого считаю своим главным учителем и каждодневным наставником. А сейчас мы даже поем вместе в одном спектакле, но в партию Тоаса в фестивальную постановку «Ифигении» он ввелся экстренно, заменив буквально в последний момент другого исполнителя. Главным же ангажементом моего мужа на фестивале была титульная партия в абсолютно первом представлении оперы «Король Лир» Антонио Каньони, написанной композитором незадолго до смерти, но так никогда и не увидевшей свет театральной рампы вплоть до нынешнего обращения к ней на фестивале в Мартина Франка. Мы очень много поем друг для друга, слушаем друг друга, что очень важно для бескомпромиссной критической оценки своего пения со стороны, уделяем много внимания отработке нюансов, произношению, дыханию, поддержанию в надлежащем виде общефизического тонуса организма. Всё это требует большого терпения и методичной целеустремленности. Мы постоянно занимаемся спортом – и для меня это одна из неотъемлемых и главных составляющих певческой формы. Когда исполнитель поет, он задействует практически все мышцы своего тела, особенно в средней части, в области диафрагмы. И если в какой-то группе мышц что-то не в порядке, это неминуемо отражается на вокале, поэтому на первом месте для меня находится стречинг [от английского «stretch» (растяжение, растяжка); примечание мое – И.К.].

– Среди прочего вы упомянули и о тренировке дыхания. Нет единого мнения по данной проблеме, но многие певцы и педагоги убеждены, что дыханием надо много заниматься даже отдельно от вокала, выполняя специальную дыхательную гимнастику. Как по-вашему: это так или певцу вполне достаточно учиться контролировать свое дыхание в комплексе с вокальными упражнениями?

– Конечно, правильное дыхание в пении – процесс очень важный, но истинное пение не приходит только с дыханием, только с голосом, только со связками, формирующими поток звуковой эмиссии. Всё гораздо сложнее и увязано в едином комплексе проблем, требующих неустанного внимания исполнителя. Возможно, вам покажется странным сравнение певца с ныряльщиком, но и у того, и у другого должна хорошо быть развита диафрагма. Как ныряльщик по особой методике готовится к погружению в воду, чтобы провести там как можно больше времени без воздуха, так и певец должен хорошо подготовиться к исполнению своей партии, во время которого дышать ему приходится совсем не так, как если бы он не пел. Тренинг оперного певца должен предполагать обязательно комплексный подход, учитывающий отработку всех физиологических аспектов академического пения в их взаимосвязи, а не отдельных, хотя бы и очень важных компонентов, одним из которых как раз и является дыхание. В этой подготовке огромная роль принадлежит вокализам. Опять аналогия со спортом: если спортсмен хорошо «разогреется» на тренировке, то его результативность на соревновании будет особенно велика. Для певца именно вокализы являются тем необходимым «разогревом» и голоса, и дыхания, после которых можно уверенно выходить на оперную сцену: любое, даже самое сильное, вокально-драматическое напряжение не составит для него проблем, так как все группы мышц, отвечающих за процесс пения, будут уже должным образом на это настроены.

– Вы сказали, что ваше участие в различных вокальных конкурсах не было «самоцелью победы» на них, а явилось хорошей школой постижения различных музыкальных стилей, тем не менее, у себя на родине вы числитесь победительницей национального конкурса оперных исполнителей имени Соломии Крушельницкой (второе место) и фестиваля религиозной музыки, которые проходили во Львове в 2002 году. Кроме этого, начиная с 2006 года и до настоящего момента, здесь, в Италии, вы стали финалисткой пяти международных вокальных конкурсов, лауреатом одного национального состязания и, наконец, победительницей Международного конкурса оперных певцов имени Маттиа Баттистини [на момент подготовки интервью стало известно, что Ольга Котлярова выиграла еще одно международное вокальное состязание в Италии – конкурс имени Джузеппе Боргатти; примечание мое – И.К.]. И это говорит о том, что азарт конкурсной борьбы вам вовсе не чужд, а сами вы по характеру – человек-боец, осознанно идущий к своей цели и уверенно осваивающий всё новые и новые средства ее достижения. Вы согласны с этим?

– Да, пожалуй, можно сказать и так, но хочу подчеркнуть, что я участвовала в конкурсах не потому, что мне сказали, что я хорошо пою, а потому, что я всегда просто хотела петь. Если я не побеждала, никакой трагедии не было, никакие двери передо мной не закрывались, зато в очередной раз приобретался бесценный творческий опыт – и каждый раз это было преодолением качественно новой ступени профессионального становления. Из весьма противоречивых, зачастую диаметрально противоположных мнений членов жюри «добывалась» ценнейшая информация, на основе ее делались необходимые корректировки – и постижение певческой профессии продолжалось на более зрелом витке.

– Так ведь именно это я и имел в виду! Теперь же поставлю вопрос несколько в ином аспекте: является ли победа на конкурсе не только возможностью ощутить азарт борьбы, проверить себя и приобрести опыт, но и наиболее простым и естественным стартом для начала карьеры молодого вокалиста, средством его выхода на международный уровень творческой значимости? Мне кажется, что в вашем случае именно так и произошло – и в этом я вижу закономерный итог вашего упорства и колоссальной работоспособности…

– С этой точки зрения, конечно же, конкурсы – наиболее естественный трамплин для начала международной карьеры, возможность быть услышанным, замеченным. И это главное. При этом можно и не победить, или даже не войти в число финалистов, но вероятность быть замеченным всё равно остается, ибо в составе жюри либо просто в качестве сторонних наблюдателей на конкурсах, как правило, всегда присутствуют агенты, импресарио, директора оперных театров. Однако опять же повторюсь, что опыт, приобретаемый в вокальных состязаниях – это наиболее важное и ценное, и я уверена, что он обязательно рано или поздно принесет свои плоды. У каждого певца это происходит по-разному – и динамика профессионального развития у всех разная.

– А скажите, главная партия в «Ифигении в Тавриде» Глюка – Штрауса явилась вашим дебютом в Мартина Франка?

– Да, здесь я впервые.

– Каким же образом вы получили этот фестивальный ангажемент?

– Через конкурс (смеется)…

– Вот видите, очерченный механизм работает! А какой конкурс? И кто вас на нем заметил и пригласил сюда?

– Это был конкурс имени Маттиа Баттистини в Риети в 2008 году, где я выиграла вторую премию на партии Недды в опере Леонкавалло «Паяцы» [конкурс Маттиа Баттистини в Риети весьма необычен: он проводится в форме кастинга на роли в той или иной опере (как правило, конкурсный отбор осуществляется по трем ежегодно оглашаемым оперным названиям); примечание мое – И.К.]. Маэстро Серджо Сегалини, арт-директор Художественного Музыкального Центра Паоло Грасси, под эгидой которого проводится фестиваль в Мартина Франка, был в жюри конкурса. Мое выступление ему очень понравилась – именно он и пригласил меня к себе на фестиваль.

– Что ж, синьор Сегалини – специалист с очень высокой международной репутацией, профессионал, чей авторитет в мире музыки не вызывает абсолютно никаких сомнений. Уникальный по своей задумке Festival della Valle d’Itria, за музыкально-художественную составляющую которого он отвечает, и Accademia Paolo Grassi Martina Franca, которой он руководит – лучшие доказательства музыкально-созидательной деятельности этого человека весьма разносторонних творческих интересов. А как вы находите саму здешнюю фестивальную атмосферу? Лично я, впервые попав сюда в 2004 году, просто влюбился в это дивное место, в пропитавшее его архитектурное барокко, в старый город с малюсенькими улочками-лабиринтами…

– Абсолютно разделяю эти ощущения. Мартина Франка – чудесный, бесподобно красивый городок. Просто сказка! Но особенно он поражает в часы заката: зрелище необыкновенное! Подстать идиллическому ландшафтному умиротворению, фестивальная творческая атмосфера очень уютна, очень доброжелательна к каждому из участников одного большого коллектива истинных единомышленников – сплоченной и дружной семьи, создающей этот музыкальный праздник. Несмотря на то, что только в этом сезоне состоялся мой фестивальный дебют, я приезжаю сюда уже третий раз вместе с мужем, который участвовал в фестивале в 2007-м и в 2008 годах – и каждый раз получаю здесь огромный эмоциональный заряд.

– Партия Ифигении – это ваше первое обращение к барочной опере?

– Первое. Однако от термина «барочная опера» в данном случае придется отказаться. На самой первой репетиции дирижер постановки Рамон Тебар сказал мне: «Забудь всё, что ты учила перед этим, потому что это не барокко». Он имел в виду, что ни в коем случае нельзя оставаться в плену музыкального языка Глюка, присущего оригинальной французской редакции его оперы. Стиль барокко узаконивает звучание вокала, лишенное вибрации. У Рихарда Штрауса этого быть абсолютно не может, всё должно исполняться в строгой классической манере. Здесь нет места «стоящим», «неподвижным» нотам, всё должно быть расцвечено разными оттенками голоса, психологически точной интонационной игрой. А я, конечно же, была знакома с французским барочным оригиналом (правда, никогда его не исполняла). Штраус много чего привнес в оркестровку, заметно «порезал» речитативы, да и сам переход на немецкий язык был невероятно труден со всеми его драматическими взлетами и совершенно иной музыкально-фонетической аффектацией.

– Скажите, именно эту немецкую редакцию «Ифигении» вы готовили здесь, в Академии Паоло Грасси?

– Нет, партию я подготовила самостоятельно, а сюда приехала уже с выученным материалом, который и показала маэстро Тебару. Во время репетиционного периода в непосредственном контакте с дирижером и режиссером, безусловно, происходила и определенная корректировка будущей вокально-драматической интерпретации роли. Не преувеличу, если скажу, что работа над партией Ифигении в этой редакции была невероятно захватывающей.

– Я позволю себе гипотетический вопрос: если бы вы могли выбирать между этими двумя редакциями «Ифигении», то какую из них выбрали бы для собственного исполнения?

– Сложный вопрос… Наверное, всё-таки оригинальную редакцию, так как французский язык в силу присущей ему «связности» более удобен для исполнения в стиле cantabile, в той самой манере, которая мне очень близка и которой я всячески стараюсь следовать в своем творчестве. И в немецкой редакции каждую музыкальную фразу я старалась максимально «легатизировать» [от итальянского «legato» (связанный, плавный); примечание мое – И.К.]…

– И я считаю, вам это, безусловно, удалось. Ведь самое главное – не просто петь, а петь так, будто говоришь… Вот тогда только зритель-слушатель получает истинное удовольствие от осмысленно-выразительного вокала. Ваша трактовка действительно убеждает, муки и терзания главной героини на фоне весьма статичного оперного сюжета впечатляют. Это и есть тот самый психологический стержень, на котором всё держится, да к тому же в вокальном плане партия очень насыщенная: главная героиня практически не уходит со сцены… Однако спешу признаться: задавая вопрос о выборе редакций, я был уверен, что вы, в силу обладания мощным и развитым голосом, предпочтете немецкую, поэтому, перефразируя известную поговорку, мне остается лишь констатировать, что «критик предполагает, а певец располагает»…

– Спасибо! И хочу добавить, что в процессе работы над этой немецкой редакцией оперы Глюка у меня сложилось полное взаимопонимание и с дирижером Рамоном Тебаром, и с режиссером Оливером Клётером, и с Интернациональным оркестром Италии. Этот коллектив, несмотря на то, что не имеет постоянного статуса, а собирается каждый год для исполнения того или иного произведения, звучал просто изумительно! С такими замечательными музыкантами и таким чутким, знающим и понимающим дирижером-интеллектуалом петь было одно удовольствие!

– Скажите, наверное, немного обидно, что каждая фестивальная постановка прокатывается всего дважды, ведь каждый раз проделывается колоссальная творческая работа – и, несомненно, возможности возвращения к ней были бы рады как исполнители, так и публика…

– Да, повод для легкой грусти есть, но буду надеяться, что с этой Ифигенией я еще смогу встретиться когда-нибудь снова…

– Со страниц фестивального буклета я почерпнул информацию, что на сегодняшний день в вашем репертуаре две такие разноплановые пуччиниевские партии, как Мими и Тоска. Я же впервые услышал вас на нынешнем фестивале в Мартина Франка в партии Ифигении – и, если судить только по этой партии, то мне показалось, что фактура вашего голоса более тяготеет к драматической, нежели к лирической. Заочная же экстраполяция впечатлений от живого звучания вашего голоса, опять же склоняет меня к тому, что вы в большей степени Тоска, чем Мими, однако думается, что на нынешнем этапе карьеры уместнее всё же называть ваш голос хорошо поставленным лирико-драматическим сопрано, очень плотным, но при этом удивительно гибким и податливым. А как вы сами ощущаете свое звучание? Мне кажется, что партия Мими для фактуры вашего голоса несколько «легковата»…

– Ну, это как раз неплохо, что «легковата»…

– Безусловно, опасность может крыться лишь в обратной, кажется, не имеющей к вам отношения ситуации, когда заведомо лирический голос пытается петь драматический репертуар…

– Именно так. Я, к примеру, сейчас интенсивно работаю над усилением диафрагмы, так как голос мой очень большой и сильный – и это направленно как раз на то, чтобы как можно легче и естественнее выдерживать такие драматические партии, как Тоска и Амелия в «Бале-маскараде», Баттерфляй и Аида, партии вердиевских Леонор (в «Трубадуре» и «Силе судьбы») и так далее. Партию Тоски я уже спела в достаточно большом количестве спектаклей (32 раза!): серия представлений прошла в Риме на сцене театра «Flaiano» с 14 марта по 26 мая 2007 года. Эта роль, уже окончательно «впетая», стала моей на все сто процентов. В моем репертуаре пока нет вердиевских героинь, но некоторые из них, а также ряд других партий обширного репертуара драмсопрано уже подготовлены. Сценическое же их освоение еще ждет своего часа!

– И всё же по своим внутренним ощущениям вы лирико-драматическое или драматическое сопрано?

– Думаю, лирико-драматическое. Поскольку я певица еще молодая, лишь только формирующая свой репертуар, а основные мои «певческие» мышцы еще не достаточно окрепли, то движение вперед по освоению новых ролей осуществляю, не спеша, осваивая заведомо «тяжелые» драматические партии постепенно, с вдумчивой осторожностью.

– Вы сейчас постоянно живете в Италии, в Салерно. А в родные пенаты наведываетесь? И есть ли у вас даже если не возможность, то хотя бы желание приехать в Россию и петь, к примеру, в Москве?

– Дома на родине остались бабушка с дедушкой, которых я иногда навещаю. А что касается России, то предложений приехать в Москву, к сожалению, не было, а очень бы хотелось! На конкурсах и в программах концертов я постоянно пою арии из «Пиковой дамы» и «Евгения Онегина». Так хочется петь русскую оперу! Даже если в совершенстве освоен другой язык и нет проблем с пониманием и дикцией, петь на родном языке – ни с чем не сравнимое счастье: кажется, что вокальный посыл исходит из глубины твоей души. Но надеюсь, что когда-нибудь смогу спеть и в Киеве, и в Москве.

– И в заключение нашей беседы давайте подведем небольшой итог: сколько времени вы уже поете на профессиональной оперной сцене?

– На сценических подмостках я впервые оказалась в последний год обучения в консерватории Салерно: именно в маленьком и очень уютном римском театре «Flaiano» и увидела свет моя первая интерпретация партии Тоски. Как я уже отмечала, это было в 2007 году, так что на профессиональной сцене я всего лишь третий сезон.

– Тем отраднее констатировать, что у вас уже есть весьма впечатляющий творческий задел. Мне остается лишь с восхищением отметить достигнутое за столь короткий период и искренне пожелать вам творческих удач в будущем!

Игорь Корябин (интервью и подготовка публикации)
Мартина Франка – Москва

Рекомендуем

• Опера на CD в интернет-магазине OZON.ru