С самого начала "Сорочинской Ярмарки" я знала, что очень нравлюсь Евгению Искольдову. Но, хотя я была очень польщена, я не принимала его ухаживания. Мы жили как будто в разных мирах, и он был старше меня больше чем на двадцать лет. Я всегда очень плохо относилась к компромиссам в жизни, а принять его было бы огромным компромиссом, к которому я была не готова. Во время наших финальных гастролей с "Сорочинской ярмаркой" в труппе было меньше певцов, чем раньше, и мы с Искольдовым очень часто оказывались рядом.
Когда в 1943 году я вернулась с последних гастролей, ситуация дома показалась мне невыносимой. Отец и сестра не проявляли ни малейшего интереса к моей трудной карьере (каждый раз, когда я возвращалась с гастролей, мне вручали счет на треть расходов на содержание семейной квартиры, несмотря на то, что я большую часть времени там не жила, и у меня были очень большие личные расходы на гастролях).
Кроме того, отец начал обращать внимание на успехи других певцов и
спрашивать у меня, почему, когда "такой-то и такой-то" добивался
чего-то, это была не я? Причины часто были очевидными, но он редко
их видел; а когда видел, похоже, не обращал на них внимания.
Однажды он серьезно оскорбил меня, и я поняла, что больше не могу.
Я сложила в чемодан то, что могла унести, и ушла из дома навсегда.
А пойти мне было некуда - только к Искольдову. Нечего и говорить,
что он был в восторге, и началась наша совместная жизнь - и
частная, и публичная. Это был мой первый сознательный, серьезный
компромисс, пойти на который мне было очень нелегко. Верная своим
принципам, я больше никогда не шла на компромиссы.
Как же хорошо было оказаться рядом с кем-то, кто был ко мне
неравнодушен и мог помочь с карьерой, которая была моим призванием.
Увы, наши физические отношения умерли, не родившись - в этой
области мы были совершенно несовместимы. Но мы продолжали жить под
одной крышей, радуясь обществу друг друга. Я уверена, что он был
мне неверен, но что глаз не видит, то сердце не знает, и мне тогда
казалось, что это решает проблему. Но потом я узнала, что
посторонние-то видели то, чего не видела я.
Искольдов был очень талантливым антрепренером, но, как только
очередной контракт был подписан, он терял к нему весь интерес и
просто переключался на следующий. Такова была горькая цена нашего
союза - но тогда я не понимала еще, насколько горькая. Выполняла
контракт я всегда одна. Некому было защитить меня от возникавших
проблем, некому позаботиться, чтобы мне дали подобающее мне
положение, обзор в прессе и костюмы. Некому было даже просто пойти
со мной!
Еще хуже было то, что Женя никогда не поддерживал достигнутый мной
успех (сама я в бизнесе абсолютно бесталанна). Я была более
уязвима, чем любая другая певица в аналогичной ситуации, и очень
сильно от этого страдала. Где бы я ни оказывалась, я везде казалась
себе вечным изгоем, и я просто приняла это как должное.
продолжение ->