В 1972 году я
все еще никак не могла привыкнуть к своей новой жизни, такой тихой
и пустой. Почему-то смотреть на пианино и на все вещи, связанные с
моей сценической карьерой, было особенно больно. Мне казалось, что
я просто не могу жить рядом с ними, и я решила от всего этого
избавиться. Расставание было неприятным, но быстрым.
Мои костюмы отправились в любительскую театральную труппу при одной
лондонской больнице. Ноты я подарила двум молодым певицам, потому
что они были не совсем новые, довольно исписанные, и музыкальные
училища от них отказались. Все свои украшения, которые, кстати,
стоили очень и очень немало, я через знакомого продала Королевскому
Оперному Театру в Ковент-Гардене за тридцать пять фунтов. Даже
чудесное кольцо из "Тоски", подаренное Мэри Гарден. Для меня не
имело значения, сколько мне заплатят. Я только радовалась, что мои
украшения будут полезны музею Ковент-Гардена.
Наконец, осталось только пианино. Я отдала его в местный филиал
Национального Института Слепых. Нелегко описать мои чувства при
виде того, как пианино исчезает за садовой калиткой: пожалуй,
главным было ошеломляющее ощущение свободы и возможности начать
жизнь заново.
Я выбросила множество пакетов фотографий, газетных и рекламных
материалов, но что-то остановило меня в последний момент, и я
оставила себе самые важные и интересные документы, запрятав их
подальше в шкаф. А кассеты и пластинки с записями моего пения я
сложила в картонную коробку и поставила ее под кровать в незанятой
комнате. Почему я и их не выбросила, какая сила остановила мою
руку? Не знаю.
В 1981 году, в шестьдесят пять лет, я перестала работать в офисе, и
передо мной опять встало мрачное будущее - как в финансовом плане,
так и в личном. К счастью, один знакомый в разговоре упомянул
чудесного медиума, который гадал по руке, на картах и так далее, и
отлично умел видеть и прошлое, и будущее. Я пошла к этому медиуму,
он кратко рассказал мне мою жизнь и пообещал, что я очень скоро
займусь чем-то совершенно неизвестным широкой публике, но
интересным для меня. Я понятия не имела, о чем он говорит, и не
приняла его слова всерьез.
Поскольку мне все равно было нечего делать, я решила заняться
портретной живописью на курсах в Аддисоновском Институте. Мне
всегда нравились изящные искусства, особенно портретная живопись.
Начала я с энтузиазмом, но оказалось, что очень трудно разыскать
модели. Вскоре пришлось рисовать одуванчики и цветную капусту. В
отчаянии я обратила внимание на другой курс - реставрации керамики.
Раньше я считала восстановление поврежденной керамики просто
невозможным. У меня было несколько антикварных ваз, слегка
поврежденных, и я подумала, что хотя бы их смогу отремонтировать. Я
побеседовала с преподавателем и начала заниматься, совершенно не
зная, к чему это приведет.
Я просто оказалась в своей стихии. Видимо, проявился еще один мой
скрытый талант. Не прошло и двух недель, как местный антиквар уже
давал мне на реставрацию поврежденный фарфор. И мне платили! Это
было восхитительно, и я восприняла свою новую работу очень
серьезно, приобрела необходимое оборудование и стала отдавать
ремонту керамики все свое время.
Вот так и получилось, что около пятнадцати лет я занималась чем-то
совершенно незаметным и никому не известным. Денег мне хватало, и я
снова создавала что-то "совершенное" - в изделиях, которые я
реставрировала, даже эксперты не находили ни следа от трещин.
Только когда мой голос опять завладел моей жизнью, я оставила
керамику.
продолжение ->