В 1991 году мое упавшее настроение подняла очень приятная встреча.
Гари Пальсифер, работавший тогда в издательстве Питера Оуэна,
готовил к выпуску книгу "Смех через левое плечо" - автобиографию
блестящего русского писателя Владимира Солоухина. Поскольку
Солоухин по-английски не говорил, Гари предложил мне на время его
пребывания в Лондоне поселить его у себя. Это была для меня
нелегкая задача, но я приняла вызов.
Ожидая прибытия Солоухина, я пыталась представить его себе, но то,
что мне представлялось, как оказалось, не имело никакого отношения
к реальности. Он был архетипом русского крестьянина - крупный,
неуклюжий, в мятой, плохо сидящей одежде, с широким лицом и тяжелой
челюстью. И за его добрым взглядом прятался намек на угрозу.
Я
уверена, что Солоухин, в свою очередь, воображал себе меня и при
встрече удивился не меньше меня. Потом он сказал мне, что был в
ужасе от мысли, что повстречается с настоящей "белой" русской. Он
думал, что я мрачная и надменная, и очень обрадовался, обнаружив,
что я дружелюбная и приветливая.
Когда приветствия закончились, я пригласила его поесть, и мы очень
быстро подружились. У Солоухина были обманчиво наивные манеры и
чудесное чувство юмора. Увы, он прожил у меня всего неделю, но за
это время я многое узнала о России (а он о Великобритании), и я
сочла его взгляды и философию довольно противоречивыми. Он
рассказал мне об ужасах эры Сталина, о разрушении и разорении сотен
прекрасных церквей, вспоминая, как он бродил из деревни в деревню,
собирая бесценные иконы, валявшиеся в мусоре. Он действительно был
знаменит не только книгами, но и изумительной коллекцией икон - а
это о чем-то говорит! (Хотя никто толком не знал, откуда у него эта
коллекция, но он, по крайней мере, любил иконы, их историю и
традиции.)
Мы много беседовали, часто засиживались заполночь, и его пикантные
политические анекдоты заставляли меня хохотать до истерики. Проходя
мимо моей спальни, Солоухин все время заглядывал в дверь, смотрел
на мою фотографию, на которой мне был двадцать один год - с
браслетом, который мне подарила княгиня Эндрю - и бормотал: "Да,
да... вот типичная красота... таких-то и ссылали в Сибирь... да,
да, да... вот она".
Выход книги отмечали с большой помпой в советском посольстве, все
еще увешанном портретами Ленина и Сталина, мрачно смотревшими со
всех сторон. Мне было очень странно спустя столько лет снова
оказаться, так сказать, на "Русской территории", но уже в моей
собственной стране.
На следующий год, во время моего последнего визита в Москву,
Солоухин пригласил меня на обед в исторический Клуб Писателей, где
я чувствовала себя окруженной призраками великих писателей России.
Список его членов исключительно длинен, и невольно начинаешь
говорить шепотом, чтобы их не побеспокоить. Он также пригласил меня
на обед к себе домой. Его квартира была весьма роскошно обставлена
по сравнению с обычными московскими квартирами. Стены были увешаны
иконами всех мыслимых форм, размеров и времен - целый частный
музей. Обед был восхитителен, хоть и пришлось выпить существенно
больше спиртного, чем я привыкла. Солоухин явно любил водку и не
принимал моих "нет".
Сейчас я с удовольствием смотрю на прекрасную икону, которую он мне
подарил. Исключительно мудрый, Солоухин, к своему счастью, был
достаточно хитер, чтобы выжить в сталинской России и создать там
себе имя. В качестве автографа на своей книге он написал:
"Несравненной Кире Максимовне с любовью, в память о нашей России. Я
так счастлив, что встретил Вас". Это чувство было взаимным; я
почувствовала настоящую потерю, пару лет назад узнав о его смерти,
и я рада, что он был моим другом.
продолжение ->