Сегодня наш журнал наряду с рецензией на премьеру «Силы судьбы» в Театре Станиславского помещает интервью с исполнителем партии Альваро в этом спектакле, тенором из Узбекистана Нажмиддином Мавляновым. Это новое имя для Москвы, для России, и мы полагаем, что нашим читателям будет интересно познакомиться с молодым и перспективным вокалистом.
Нажмиддин, Вы для Москвы в значительной мере – сенсация. И пока о Вас мало что известно широкой публике. Поэтому предлагаю начать с истоков: как Вы пришли к музыке?
Я занимался строительными работами, окончил лицей по этой специальности, получил диплом с отличием. Это был выбор моих родителей, семьи: мои близкие хотели для меня серьезной профессии, серьезной специальности. Я хорошо учился, совмещая теорию и практику, занимался с мастером на конкретных объектах. В дальнейшем собирался профессионально заниматься архитектурой.
Но параллельно со мной всегда была музыка, хотя в детстве я в музыкальной школе не учился. Я очень любил петь под гитару, самоучкой освоил этот инструмент, и мне нравилось исполнять эстрадный репертуар, в особенности песни Валерия Меладзе – его первые альбомы состояли из очень мелодичных композиций, написанных высоко, мне это было близко, видимо, уже тогда тянуло в теноровые выси. «Она была актрисою», «Не тревожь мне душу, скрипка» - эти песни я пел часто и охотно, людям нравилось, звучали аплодисменты, меня часто просили петь друзья, в каких-то компаниях, просто незнакомые люди. Я также пел песни и на английском языке – таких групп, как «Битлз», «Лед Зеппелин», «Дип пёрпл» и многих других. И вот однажды, я спел в лицее на каком-то капустнике – это было полной неожиданностью для моих однокурсников, поскольку я, из-за того что начал рано работать, мало принимал участие во внеучебной жизни. На этом вечере меня услышал руководитель эстрадной студии при доме офицеров, который мною заинтересовался и предложил сделать концертную программу. Для меня это было очень неожиданно – я и не думал о какой-то артистической деятельности, но все же согласился. Два с половиной месяца мы готовили программу, занимались по вечерам, ночами, после работы и учебы, и потом, когда она уже была готова, мы много ездили с ней по Узбекистану. И вот на одном из концертов меня услышала композитор Айши Умерова и настоятельно порекомендовала заняться профессионально своим голосом. Для меня и для моей семьи это было непростое решение – сменить специальность, заняться чем-то очень подозрительным с точки зрения перспектив. Тем более, что профессия уже была в руках – я мечтал об архитектуре, это прекрасная специальность, тоже творческая, я всегда с удовольствием рисовал, фантазировал, экспериментировал на бумаге и уйти от этого было совсем непросто – требовалось определенное мужество.
Тем не менее, я поступил в Самарканде в музыкальное училище и учился, совмещая учебу с работой в строительстве. Я просто заболел музыкой, учился жадно, с огромным энтузиазмом, хотел изучить вообще все, что есть в этой области, много читал, слушал записи. Я вообще очень люблю читать самую разную литературу. А в то время, в юности, особенно увлекался Джеком Лондоном, «Мартин Иден» был одно время моей настольной книгой. Из русской литературы особенно люблю Куприна. Проходит месяц, другой, третий, и я чувствую, что музыка начинает занимать все больше и больше времени, становится все более трудно совмещать столь разную деятельность. Борьба между музыкой и архитектурой продолжалась два года: победила музыка.
Что ж, у Вас была великая предшественница с похожей судьбой, перешедшая из архитектуры в музыку – я, конечно, имею ввиду Ирину Константиновну Архипову.
Вы знаете, такие совпадения, они как знаки свыше – поддерживают тебя, дают надежду, что ты сможешь состояться, что все усилия – не напрасны. Совсем недавно я прочитал книгу о великих певцах и узнал, что, например, я родился 3 декабря, в один день с великой Каллас: конечно, это всего лишь совпадение, но оно тоже, дает силы и энтузиазм идти дальше к своим мечтам.
У меня есть импресарио, Салима Рахимовна Назарова, которая мной занимается, опекает меня как родная мама. Ее родной сын тоже родился со мной в один день и он строитель- профессионал – опять совпадение. Она не очень хорошо себя сейчас чувствовала, но, тем не менее, прилетела в Москву из Ташкента ради моего дебюта в Театре Станиславского. У нас сложились очень теплые, доверительные отношения, она мне очень помогает во всем. Моя мама с ней была дружна и просила её, если что-то с ней случится, не оставлять меня.
Как я понял, Вы пережили большую утрату?
Три месяца назад, 21 июня, в Самарканде, на родине, умерла моя мама – а здесь в Москве в это время шли репетиции «Силы судьбы». Поэтому сейчас у меня в жизни не самый легкий период: я вообще не был уверен, что смогу выходить на сцену после этого, т.к. слёзы часто не давали мне петь. Но удалось как-то собраться, превозмочь боль утраты, ведь мама говорила: что бы не случилось, ты артист и должен петь. Помогли здесь, в Театре Станиславского, поддержали, за что им я очень благодарен: свой московский дебют в партии Альваро я посвятил святой памяти моей мамы. Мама всегда очень поддерживала меня, верила в мою судьбу, предназначение, мы с ней были по-настоящему близки, и всё что я делаю, посвящаю ей, она святая женщина, человек с большой буквы.
А мама слушала Вас на большой сцене?
Да, она была на моем сольном концерте в Ташкенте, и на премьере «Кармен», я рад, что это было, что она успела увидеть результат наших совместных усилий – что все это было не зря.
У вас большая семья?
Да, нас четверо, у меня еще брат и две сестры. Сестры замужем, есть дети, у моей старшей сестры уже даже есть внук. Большая семья – это так весело, так приятно, всегда есть, кому позвонить, с кем разделить и радость, и печаль – свои люди, родные. Моя мама была ткачихой, проработала 32 года на шелкоткацкой фабрике и всегда её фотография висела на доске почёта. Отца я потерял рано, он умер, когда мне было всего шесть лет, папа работал в Горгазе. Мама очень хорошо пела, вообще вся семья очень музыкальная, хотя профессиональных музыкантов никогда среди нас не было.
Как семья отнеслась к Вашему решению поменять профессию?
Для них это было, конечно, неожиданно, мама была даже, скажем так, шокирована. Архитектура, строительство – уважаемая профессия, специальность в руках, тем более, что у меня было масса заказов к тому времени. А тут вдруг – пение, музыка, что-то не вполне серьезное, перспективы туманные. Но никто не препятствовал, напротив, несмотря на неожиданность моего выбора, семья меня поддержала полностью. Поддержали и друзья – у меня очень хорошие друзья. Они все мне очень сочувствуют, и сильно верят в меня, в верят в мой успех.
Итак, Вы всерьез занялись музыкой.
Сначала меня вели как низкий голос, на экзамене дали басовую песню, но достаточно скоро стало понятно, что у меня тенор. Моим педагогом была в училище Алла Васильевна Щетинина меццо-сопрано, которой я безгранично благодарен за ту школу, что она мне привила. С ней мы подготовились в Ташкентскую консерваторию – там был конкурс на обучение по гранту, и я его выиграл. В консерватории я учился у Ольги Алексеевны Александровой, меццо-сопрано, солистки нашего театра, она и сегодня активно выступает на ташкентской сцене, мы с ней вместе пели, например, в «Кармен». Она мне дала очень много в плане профессии, я ей также бесконечно благодарен. Именно она меня всегда ориентировала и ориентирует на постоянное совершенствование, оттачивание ролей – пределов в этом плане в нашей профессии, наверно, и нет.
Теноров чаще учат тенора. А вы школу получили у певиц.
Мне женские голоса всегда были очень понятны. Я их хорошо ощущаю, мне понятно, что происходит и как – как мне кажется, мне у певицы даже легче что-то понять, посмотреть, взять какие-то навыки, чем у мужчины-певца. Хотя, когда и бас поет, не только тенор, мне в принципе слышно и понятно, как работает весь организм.
Как я подозреваю, в театр Вас сразу ангажировали?
Да, с первого курса я стал выступать на сцене Большого театра оперы и балета имени Алишера Навои – и к сегодняшнему моменту я проработал там восемь лет, срок немалый. Почти сразу мне дали главные роли – сначала Арлекин в «Паяцах», а потом Ленский, Альфред, Неморино и пр. Параллельно я пел и маленькие партии, никогда этим не гнушался – это тоже очень полезно, в особенности для начинающего вокалиста – и Гонца пел в «Аиде», и Трике, и др. Одна из важнейших для меня работ на ташкентской сцене – это Хозе в «Кармен», моей партнершей была моя педагог Ольга Александрова. В этом году мы должны были ставить «Трубадура», я подготовил партию Манрико, Александрова должна была быть Азучену, но буквально на днях стало известно, что театр закрылся на реконструкцию и перспективы этой постановки пока не ясны.
А что было Вашей первой партией вообще?
В оперном классе в консерватории я спел полностью партию Графа Альмавиву в «Севильском цирюльнике» - это была моя первая большая партия, полностью сделанная и исполненная на сцене. Тогда голос у меня был значительно легче, чем сейчас, россиниевские колоратуры удавались достаточно просто. Позже, правда, я отказался от этой партии и вообще от подобного репертуара, стал петь больше лирических ролей, постепенно дрейфуя в сторону драматических партий.
Вы первоначально увлекались эстрадой. Как пришли к опере?
Да, действительно, сначала я просто хотел петь и об опере не думал, честно говоря, вообще не знал, что это такое. И вообще сначала мне не очень нравилась академическая манера пения, я не понимал это округлое, как мне казалось, слишком неестественное звучание. Но потом, постепенно, я стал все больше и больше погружаться в этот мир, слушать записи, особенно много Джильи, а также русских теноров – Лемешева и Козловского, и потихоньку опера стала открываться мне и увлекать. Первый оперный спектакль в своей жизни я увидел достаточно поздно – в 2001 году, в Ташкенте, это был «Риголетто». Я был совершенно сражен красотой, мощью этого искусства: прекрасный зал, звучание оркестра, вся эта красота неземная…
Расскажите о Ташкентской опере: мы здесь в Москве на самом деле мало что знаем о том, что происходит в бывших союзных республиках по части культуры.
У нас огромный репертуар, спектакли поставлены в традиционных решениях. Шесть опер Верди и, надеюсь, все-таки будет седьмая – «Трубадур». Есть в репертуаре оперы и других итальянских композиторов - Пуччини, Леонкавалло, Доницетти. Идут оперы Бизе и Гуно. Широко представлен национальный репертуар – оперы композиторов Узбекистана. Русские оперы идут – «Пиковая дама», «Евгений Онегин», «Иоланта», «Алеко», «Царская невеста» - я пел Лыкова с большим удовольствием, премьера была в позапрошлом сезоне.
Германа еще не пели?
Пока воздерживаюсь, думаю, что с этой партией надо пока подождать. В принципе я мог бы это исполнить, у меня есть достаточные голосовые ресурсы, я могу делать большой, крепкий звук. Но я стараюсь с этим не спешить, поберечь голос, сохранить его. Но я уже пел в «Пиковой даме» – Чекалинского, а также малюсенькую партию Распорядителя бала, но зато в том спектакле был гениальный Герман: как раз тогда у нас гастролировал Вячеслав Осипов. Его выступление – совершенно незабываемо, оставило огромный след в моей душе.
Вашим наставником в Ташкентской опере, как я понял, была Ваш консерваторский педагог.
Да, Ольга Алексеевна курировала меня все эти годы. А также я очень благодарен нашему режиссеру Феррудину Сатаровичу Сатарову и дирижёру Дильбар Гулямовне Абдурахмановой и, конечно, же, всем тем, кто недействительно помогал, эти люди мне тоже очень много дали в профессиональном плане: они были у меня педагогами и в консерватории, и потом в театре.
Что Вы еще пели в Ташкенте?
Я пел не только в театре: в моем репертуаре Реквиемы Верди и Моцарта, Малер, Гайдн, Карл Орф, Сен-Санс и др. С Малером вышел интересный случай – готовили «Песнь о земле», сложнейшее произведение, разумеется, по-немецки, приехал дирижер из Германии – а наш солист не справился по разным причинам с этой музыкой. Мне пришлось за неделю выучить этот материал, в то время как солисты и оркестр готовили это произведение два с половиной месяца – это было совсем непросто, но я сумел это осилить.
В театре мой основной репертуар это Верди. Очень люблю Хозе, но продолжаю петь и лирические партии, это очень полезно для голоса - Ленский, Неморино, Рудольф в «Богеме», Лыков. Я слушал Атлантова в записи «Царской невесты», такой Лыков, честно говоря, мне больше нравится, чем строго лирический голос. Помните: «А говорят, что царь наш грозен!» - там же колоссальное форте у оркестра, и ты должен перекрыть это все, прозвучать действительно грозно – небольшим лирическим голосом это почти никогда невозможно сделать. Также пою и национальный репертуар – оперы наших композиторов И. Акбарова, М. Бафоева.
Специально для моего голоса наш композитор Феликс Янов-Яновский написал «Евангелие от Марка» в 2008 году - очень интересная современная музыка, я с удовольствием это пел. Также была интересная работа – современные романсы Рустама Абдуллаева. Из современной музыки я еще пел оперу мексиканского композитора Виктора Разгадо «Кролик и койот», премьера прошла на сцене драматического театра «Ильхом». Она была написана в 2006 году, я в Ташкенте постановка была в 2008-м. Там тональности не встречается вообще, но петь нужно было строго по тому, что написано – очень сложная музыка. Но я люблю эксперименты, и риск с умом я допускаю. Мне было это очень интересно.
Где-то еще приходилось выступать?
Я пел в Париже, в Италии, Южной Корее. В других театрах пока пел мало – выступал в Казахстане.
Как в Вашей жизни возник Театр Станиславского?
Я принимал участие в конкурсе имени Глинки в прошлом году, в целом показался неплохо, хотя и не вошел в число лауреатов. Именно там меня услышал Феликс Коробов и пригласил прослушаться в театре: я понравился, получил приглашение приехать еще раз, попробоваться уже именно на партию Альваро, после чего меня пригласили участвовать в постановке. Для меня огромное счастье петь в этом великом театре, с такими колоссальными традициями, с выдающейся историей, тем более, что я читал кое-какие книги Станиславского – и вот теперь оказался в его театре!. Я очень благодарен руководству за возможность дебютировать здесь, да еще в такой сложной, ответственной партии. Партия Альваро – это по-настоящему крепкий орешек – и вокально, и сценически, там совсем непростой образ.
У Вас очень удачная внешность для Альваро.
Да, когда я только появился в театре, мне все говорили: «Слушай, да ты вылитый индеец!» Хотя когда я был в Италии в 2005 году, меня все принимали за сицилийца почему-то. А Татьяна Бархина, художник по костюмам нашего спектакля, когда я в последнем акте вышел с седыми волосами, воскликнула: «Ну, вылитый Ричард Гир!»
Вы ориентировались на кого-то, готовя своего Альваро?
Нет, я делал роль совершенно самостоятельно. Раньше я много слушал записей, учился у старых мастеров, это был необходимый этап познания и совершенствования. Но копировать кого-то – это абсолютно бесперспективное занятие, только свою индивидуальность зароешь. Сейчас я почти не слушаю чужих записей. Мне мой педагог всегда говорит: ты должен искать только свои собственные ощущения, взрастить свободу пения, вокализации только в себе.
Ваши впечатления от премьеры?
Пелось очень легко, свободно. Я под большим впечатлением от работы с маэстро Коробовым – мне очень близко его темпераментное прочтение этой оперы, и я уверенно себя чувствую на сцене, когда он за дирижерским пультом. Мне прекрасно работалось с Георгием Исаакяном, он сумел создать незабываемую творческую атмосферу на репетициях и всё понятно объяснял и показывал. Спасибо им за то, что они поддерживали меня во время репетиций, и премьеры. Они настоящие профессионалы. И ещё раз я хочу выразить огромную благодарность всем тем, кто поверил, что я справлюсь с этой ролью, прежде всего главному режиссеру Александру Тителю и директору театра Владимиру Урину.
Чем кроме музыки Вы еще интересуетесь? О литературе Вы уже сказали. Может быть что-то еще?
Я пишу свои песни – это как хобби, но эта творческая деятельность меня очень увлекает. Стараюсь писать мелодично, чтобы были красивые широкие мелодии, чтобы было, что попеть. В Ташкенте мне даже предлагали записать альбом из моих песен – но так как я сейчас в Москве и очень занят здесь в опере, то этот проект пока завис.
Кроме того, я человек спортивный, раньше занимался боксом, потом тайбоксингом. Выступал на ринге – то есть все это достаточно серьезно было. Сейчас, конечно, уже нет времени заниматься этим профессионально, но я люблю активный образ жизни.
Беседовал Александр Матусевич
На фото:
Нажмиддин Мавлянов