Специфика выразительных средств «многокилометровых» оперных опусов Вагнера, сам их язык, представляющий собой весьма сложную, разветвленную систему симфонических лейтмотивов, всегда был, есть и будет оставаться уделом музыкального театра, ибо музыкальные драмы немецкого гения мало «просто слушать» — их надо слушать и видеть одновременно! Хорошо, конечно, что в Петербурге есть Мариинский театр, который осилил и всё «Кольцо», и «Парсифаля», и «Лоэнгрина», и «Тристана», и «Голландца». Но что прикажете делать Москве, у которой нет «своего собственного» энтузиаста Гергиева? Мертворожденный «Голландец» Большого театра времен правления Ведерникова — не в счет: он давно «благополучно» канул в Лету. Единственная счастливая возможность услышать Вагнера в столице — это «Лоэнгрин», замечательный (хотя и с купюрами) спектакль «Новой Оперы».

Но этого катастрофически мало! Именно поэтому, когда Российский национальный оркестр включил концертное исполнение «Валькирии» в свой филармонический абонемент, то раскуплен он был весьма резво. Такого аншлага в Концертном зале имени Чайковского, какой случился на исполнении названной оперы, не берусь и припомнить. Даже «всенародно» любимые «Сказки Гофмана», концертное исполнение которых состоялась здесь же за месяц до этого, конкурировать с оперой Вагнера явно не могли.

РНО рискнул, но в итоге сделал верную ставку: рискнул и выиграл! Речь идет, конечно, не о коммерческом риске. Кто бы сомневался, что этот проект, тем более, в составе абонемента, да еще с весьма известным (почти культовым) зарубежным дирижером Кентом Нагано, будет продан под завязку! Тем более что примерно за месяц до даты концертного исполнения «Валькирии» Кент Нагано на этой же площадке успел провести мощную «art-подготовку» своего «второго пришествия», встав за пульт Оркестра Баварской государственной оперы и заставив публику интеллектуально трудиться над восприятием музыки Рихарда Штрауса и Брукнера. Говоря о рисках, я имею в виду исключительно риски творческие. Мои личные сомнения были основаны на опыте прослушивания вагнеровской монографической программы, подготовленной РНО и составленной из симфонических фрагментов опер Вагнера. Программа, которой дирижировал Михаил Плетнев, была сыграна в Москве в конце января 2008 года. Я очень хорошо помню свои впечатления от того давнего концерта: Вагнер тогда, увы, просто не получился! Оркестровая ткань была настолько аморфна и беспафосна, настолько рациональна и неинтересна своей содержательно-образной стороной, настолько лишена дирижерского вдохновения, что становилось просто нестерпимо скучно, ибо не было того нерва, того драйва, без которого здание вагнеровской музыкальной философии выстроить просто невозможно. При этом упрекнуть оркестр в плохой игре также было нельзя, ибо мы имели дело с вполне качественным профессиональным исполнением, но это была лишь иллюстрация Вагнера, а не интерпретация его — оркестр играл ноты, а не музыку...

Изменилось ли что-нибудь с воцарением на дирижерском подиуме Кента Нагано, кроме того что исполнялись не симфонические фрагменты из опер Вагнера, а его монументальный четырехчасовой опус, сыгранный без единой купюры? Изменилось, но, всё же, не так много. Честно говоря, от Кента Нагано, постоянно «держа в уме» его высокий международный рейтинг, можно было априори ожидать гораздо большего, чем то дирижерское прочтение, которое он предъявил на концерте. Безусловно, его работу уже однозначно можно было назвать интерпретацией, правда, заоблачным откровением она, тем не менее, не стала. Музыкальная дорога оркестра к утесу валькирий, где слушатель должен оказаться в последнем действии, лишь иногда выходила на западноевропейскую магистраль, постоянно сбиваясь на более привычные местные пути и тропинки родного отечества. Абстрагировать оркестрантов от доморощенного ощущения и понимания Вагнера не удалось даже Кенту Нагано! Однако вполне адекватной представляется следующая формулировка: оркестр был лишь в меру толерантным по отношению к тем задачам, которые на него накладывало исполнение этой оперной партитуры. В его звучании эскизно наметился и необходимый интерпретационный нерв, и даже определенный драйв появился, но в целом Вагнер у Нагано получился каким-то уж очень неожиданно бесконфликтным и лакированным: это ощущалось даже в «Полете валькирий», знаменитом симфоническом эпизоде, от интерпретации которого каждый раз ждешь чего-то необычного и непременно яркого. При этом на протяжении всего исполнения замечательно работали струнники, великолепны были деревянные духовые, но была явно проблемная медь, скажем прямо, совсем не добавлявшая оптимизма в общую палитру оркестрового звука.

Но, несмотря на то, что мое впечатление радости от оркестрового исполнения «Валькирии» оказалось весьма сдержанным, я, наверное, никогда не устану повторять, что на просторах московского музыкального небосклона Российский национальный оркестр всё еще пока остается лучшим! И противоречия в этом никакого нет, просто музыка Вагнера не является (или пока еще не является) безусловным репертуарным коньком этого коллектива! Что же касается маэстро Нагано, то абсолютно не приходится сомневаться в том, что когда он будет играть Вагнера, к примеру, со своими «баварцами», то за интерпретацию можно просто не беспокоиться вообще! Ничего «криминального», ничего страшного в этих доводах нет, просто есть сила национальных традиций и вполне естественная инертность национальных менталитетов. Несомненно, Российский национальный оркестр, который только начинает прокладывать свою дорогу к Вагнеру, находится на правильном пути, а нынешняя «Валькирия» — это всего лишь первая примерка непростого и тяжеловесного вагнеровского гардероба. В любом случае, музыкальное зерно неизведанно нового упало на благодатную почву. А это уже вселяет определенный оптимизм! Настанет время — и музыканты РНО непременно найдут ту единственную дорогу, которая без потерь и обходов приведет их к заветному утесу валькирий...

За последние годы мы уже успели привыкнуть к тому, что если в Москве осуществляется концертное исполнение оперы западноевропейского репертуара, то либо все, либо основная часть главных солистов «выписывается» из-за границы. И так происходит не только на концертных площадках, но, зачастую, и на театральной сцене. Как показывает опыт последних лет, надежды на «заграницу» оправдывались далеко не всегда: кастинговая политика временами была, конечно, на высоте, а временами просто терпела сокрушительное фиаско (самый последний пример — печально «распиаренная» постановка моцартовского «Дон Жуана» в Большом театре). Не знаю, что послужило на этот раз причиной кардинальной смены кастинговой парадигмы: осознание того, что «заграница» нам уже не поможет, или же всё дело в скромном бюджете обсуждаемого мероприятия (в части певцов, конечно). Но как бы то ни было, все певцы были «наши», все четырнадцать исполнителей: шесть основных солистов плюс восемь, составивших ансамбль валькирий в третьем акте. Естественно, певческие персоналии нас будут интересовать лишь в отношении основной шестерки певцов. Термин «наши» по отношению к ней имеет всеохватное значение, так как в нее вошли тройка солистов, представляющих московские музыкальные театры (Музыкальный театр имени Станиславского и Немировича-Данченко и «Геликон-Оперу»), пара певцов из Мариинского театра и даже один солист зарубежного музыкального театра (Оперного театра Эрфурта). Но поскольку этот солист — выходец из ближнего зарубежья (из Армении), то, значит, он тоже «наш». С него и начнем.

Из всех мужских голосов этой оперы Вазген Газарян в партии Хундинга был единственным, кто оказался на высоте стилистической адекватности музыкальным задачам вагнеровской партитуры. Партия злобного Хундинга, конечно, — совсем небольшая и абсолютно не претендующая на рождение из нее архетипа вселенского зла, но, тем не менее, Вазген Газарян запомнился в ней как очень грамотный и психологически выразительный интерпретатор. Понятно, что перед всеми остальными исполнителями у него было явное объективное преимущество: немецкая языковая и музыкальная среда, в которой он постоянно живет и работает, несомненно, сделали свое благодатное дело. Другая партия-эпизод — партия Фрикки, но по своему музыкальному наполнению она уже несравненно более благодатна, хотя, в отличие от Хундинга, имеет всего один «выход» во втором акте. Партию богини семейного очага Фрикки совершенно изумительно проводит солистка «Геликон-Оперы» Ксения Вязникова: певица оказывается на редкость эмоционально выразительна и интонационно точна. На фоне остальных вокалистов я просто не на шутку даже заслушался ее страстным музыкальным монологом, который она обрушила на абсолютно неинтересного в вокальном отношении Вотана, солиста Мариинского театра Алексея Тановицкого.

То ли басовое, то ли даже иногда «баритональное» звучание названного исполнителя имеет четко наблюдаемую природу головного «резонирования», а отсутствие в голосе полновесной тембральной красочности грудного регистра существенно обедняет его выразительно эмоциональную фактуру, да и тесситурно этот голос весьма уязвим. Он не отличается и объемностью, ему приходится постоянно работать на форсировании, а это, в свою очередь, всегда происходит в ущерб музыкальности. Именно такое положение дел и обнаружила на этом концертном исполнении партия Вотана. А ведь в этой опере, после Брунгильды, она вторая по значимости! И вот, когда мы, наконец, произнесли имя главной героини, наступает момент, когда об ее исполнительнице, солистке Мариинского театра Ларисе Гоголевской, говорить как-то совсем уже трудно, ибо на этот раз ее Брунгильда, абсолютно выбивалась даже из того общего псевдовагнеровского стиля, над которым с певцами и оркестром так «самозабвенно медитировал» Кент Нагано. Но ситуация в отношении этой исполнительницы когда-то была совсем иной!

Несомненно, Лариса Гоголевская по праву зарекомендовала себя как одна из самых ярких и значимых вагнеровских и «рихардштраусовских» певиц Мариинского театра. Ее вокальную манеру всегда отличала металлически форсированная и драматически акцентированная подача звука, но если во времена оные это ей давалось удивительно легко и воспринималось совершенно естественно (при этом она всегда еще и «делала настоящую музыку»!), то сейчас те времена давно прошли. Остался напор, остался натиск, осталось актерско-драматическое мастерство, наконец, но само «вокальное музицирование», как показало нынешнее концертное исполнение, уже явно пробуксовывало. Музыка Вагнера, пусть и весьма специфичная по своей сути, тем не менее, остается музыкой — и, прежде всего, ее надо петь, а не форсировать бесконечными штурмовыми атаками. Петь Вагнера — это вовсе не значит делать это громко! Но, к сожалению, говоря о нынешнем исполнении партии Брунгильды, это было именно так...

И в завершение наших рецензионных заметок остается еще сказать о весьма важной паре героев обсуждаемого опуса — о Зигмунде и Зиглинде. И сразу же хочется похвалить их исполнителей — похвалить за смелость, за то, с каким азартом и ощущаемо сильным желанием постигнуть суть этой музыки, они бросились в неведомый им ранее «океан Вагнера». Речь идет о Михаиле Векуа, солисте Музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко, и Светлане Создателевой, солистке «Геликон-Оперы». Я далек от всяческой идеализации: конечно же, удалось им далеко не всё, но «услышанное из уст» этих певцов на концерте вселило в душу законный оптимизм. И это, как нельзя, кстати, ибо ставить точку на оптимистической ноте, в любом случае, — гораздо приятнее...

На фото (РИА Новости):
Кент Нагано

Рекомендуем

• Опера на CD в интернет-магазине OZON.ru