То, что в предыдущей части обзора изложено в качестве подлинного оперного сюжета, и то, что предстает взору публики на фестивальном спектакле, – вовсе не одно и то же. Постановочная команда в составе режиссера Дамиано Микьелетто, сценографа Паоло Фантина и художника по костюмам Карлы Тети уцепилась «мертвой хваткой» за то обстоятельство, что Сигизмунда мучают приступы душевного расстройства, поэтому весь первый акт происходит в психушке. В финале первого акта, после того, как Сигизмунда навещает Эджелинда-Альдимира (теперь она – «дочь» лечащего врача Дзеновито) и несчастному монарху становится несколько лучше, его, наконец-то, «выписывают». Весь второй акт разворачивается абсолютно в той же конструктивной сценографии (только со сменой белых больничных покоев на интерьер фешенебельного кабинета «под дерево»).

Намеренно уходя от «иллюстративной романтики» сюжета, Дамиано Микьелетто заменяет ее углубленно-пристальным изучением психологической драмы персонажей, при этом провокационно дополняя визуальный ряд, в прямом смысле слова, неожиданной «психопластикой», то есть многоликим пластическим мимансом душевнобольных, который не может оставить своего любимого Короля и внезапно воскресшую поруганную Королеву и во втором акте, но дальше ворот эту «веселую компанию», конечно же, не пускают.

Сигизмунд, одетый в больничную робу, впервые выкатывается на сцену в кресле-каталке: он нервно пытается снять с руки несуществующее обручальное кольцо. Появление Альдимиры в палате супруга вполне естественно, а встреча с Ладиславом неожиданна и опасна. У Альдимиры в обеих актах предусмотрено множество пластических двойников, функции которых дифференцированы в зависимости от того, с каким персонажем они сталкиваются. Функции вспомогательного персонажа Радоски, который сделал свое доброе дело, передав Альдимире компрометирующее Ладислава письмо, теперь несколько расширены: именно ему поручается «слегка подстрелить» загнанного в угол Ладислава, чтобы затем всё окончательно прояснить в финалетто второго акта. Карла Тети решила одеть спектакль в тяжелые неподъемные костюмы конца XIX – начала XX века и взяла за основу «русский стиль» одежды последней царской семьи Российской империи. Получилось красиво: длинные строгие платья, парадная униформа виц-мундиров, настоящие меховые шапки на фоне явно «простонародного» грима и костюма, в котором «дикарь» Ульдерико представитель противоборствующей державы, появляется во владениях Сигизмунда, чтобы вызволить свою дочь. Красиво, но надуманно. Сам же режиссерский подход, бесспорно, интересен и заслуживает всяческого внимания в качестве весьма показательного образца современной толерантной интерпретации россиниевского оперного наследия.

Несмотря на то, что музыка Россини всё же гораздо более выигрышнее звучит в обстановке романтической постановочной ауры театрального пространства, в данном случае замена ее аурой очень тонкого психологического театра ни в коем случае не может рассматриваться как попрание классически-романтических устоев, ибо только «отталкивание от музыки» и могло привести режиссера к позитивному результату. Но так было не всегда. Впервые Дамиано Микьелетто «нашумел» в Пезаро в 2007 году своей совершенно бесшабашной постановкой «Сороки-воровки» с гигантскими трубами большого диаметра и водной гладью планшета сцены, по которой распространяя каскады брызг, без устали «шлепали» господа-артисты. Постановка эта с большим энтузиазмом была встречена и публикой, и прессой. В ней, конечно, не было абсолютно никакого святотатства, но ни логики, ни здравого смысла тоже не было. О таких постановках, выражаясь на молодежном сленге, разве что и скажешь расхожее «приколько»! А еще мгновение подумав, может быть, воскликнув, и выдашь даже сакраментальное «круто!» Но это уж точно всё, на что лично я способен. В прошлом же сезоне этот режиссер, напротив, всячески расположил меня к его необычной постановке «Шелковой лестницы», о которой в свое время я писал достаточно подробно и, в частности, уделил ей внимание в большом интервью с Ольгой Перетятько, исполнительницей главной партии.

Это имя возникает вновь неслучайно: именно Ольга Перетятько и была совершенно ослепительной Альдимирой в этом сезоне. В трактовке партии ее героини просто невозможно было не отметить «повзрослевшее» и окрепшее вокальное мастерство, а в ее изначально лирическом от природы голосе – появление «императивных струн» полноценной драматической вокализации. Если добавить к этому уверенную подвижность голоса, его совершенно удивительную филигранную фразировку, мягкость кантилены и уверенно управляемый «полет в высокой тесситуре», то лучшую кандидатуру на партию Альдимиры представить просто невозможно. К тому же певица внешне невероятно фактурна и сценически притягательна. Ее вокально-актерский ансамбль с Даниэлой Барчеллоной (Сигизмундом) просто восхитителен! Они обе несут со сцены столько искреннего переживания, столько абсолютно нетеатральных, а жизненно-правдивых эмоций, что невольно задумываешься и о том, что торжество психологического театра, придуманного Дамиано Микьелетто, во многом – и не в последнюю очередь! – обязано таким исполнителям-актерам. Я, пожалуй, не буду говорить много слов о Даниэле Барчеллоне, выдающемся россиниевском контральто XXI века: она была и по сей день остается главной кастинговой персоналией в брючном россиниевском амплуа, несмотря даже на то что с годами ее тембр заметно «металлизировался», утратив прежнюю теплоту и глубину и став менее округлым. Ее партии в Пезаро прошлых лет, такие как Малькольм в «Деве озера» (2001), Арзаче в «Семирамиде» (2003), Фалльеро в «Бьянке и Фалльеро» (2005) и Оттон в концертном исполнении «Аделаиды Бургундской» (2006), навсегда останутся недосягаемыми легендами фестиваля.

В последнее время постоянный оперный злодей города Пезаро, итальянский тенор Антонино Сирагуза был просто неотразим в партии Ладислава: тот самый случай, когда стальная мощь его «пробивающего любую тесситуру» голоса находилась в удивительной гармонии с амплуа его сценического героя. За партию Ладислава так и хочется воскликнуть «Браво, Антонино!», но абсолютно не хочется за партию Дона Рамиро, в которой московская публика совсем недавно услышала этого певца в концертном исполнении «Золушки» на сцене Концертного зала имени Чайковского! Остается отметить лишь две уверенно профессиональные работы Андреа Кончетти, исполнившего сразу две разные басовые партии (Дзеновито и Ульдерико), благо они не пересекаются: Дзеновито фигурирует лишь в первом акте, а Ульдерико идет «воевать Сигизмунда» лишь в середине второго. В партиях вспомогательных персонажей выступили Мануэла Бишелье (Анаджильда) и Энеа Скала (Радоски).

Что касается фестивальной редакции «Сигизмунда», то собственно все музыкальные номера, не претерпев никаких купюр, исполняются полностью в соответствии с критической редакцией, осуществленной Фондом Россини в сотрудничестве с миланским издательством Ricordi. Однако «постановочный консилиум» режиссера, дирижера и художественного руководителя фестиваля единогласно вынес свой вердикт подсократить речитативы, ибо они чрезвычайно громоздки и затягивают действие. И чтобы быть честными по отношению к публике, в полном тексте либретто, опубликованном на страницах programma di sala, купированные тексты речитативов специально отмечены типографским способом. На мой взгляд, от этого намеренного вторжения в ткань партитуры абсолютно ничего в спектакле «не зашаталось».

Не в первый раз приходится выражать свой восторг в отношении замечательного оркестра и хора Teatro Comunale di Bologna. И на этот раз я снова это делаю, нисколько не кривя душой, тем более, что за дирижерским пультом находится молодой художественный руководитель Болонской оперы Микеле Мариотти. В облике этого «мага и волшебника» от музыки нет ничего магического: простой, чуть озорной, невероятно открытый и добродушный взгляд, но когда «молодой да ранний» маэстро встает за дирижерский пульт, он становится сосредоточенно-серьезным – и музыка, которую он заставляет извлекать оркестрантов из своих инструментов, говорит о том, что происходит чудо – не чудо рождения музыкальных звуков, а чудо рождения подлинной интерпретации…

<- в начало | продолжение ->

На фото (Studio Amati Bacciardi):
сцены из оперы «Сигизмунд»
Ольга Перетятько (Альдимира), Даниэла Барчеллона (Сигизмунд)

Рекомендуем

• Опера на CD в интернет-магазине OZON.ru